Затырин, похоже, ушел в себя. Видимо, он все еще никак не мог понять, почему Иван Христофорович сдал его? Как же тот мог? Разве генерал не понимал, что начальник РУВД, когда его припрут к стенке, обязательно будет вынужден назвать имена тех, кто отдавал ему распоряжения действовать жестко? Опять же по чьему распоряжению прибыл ОМОН? И первыми среди тех, кого будет вынужден теперь сдать и Затырин, станут Кожаный, Седлецкий, мэр Гузиков! Ну а уж о Слепневе с Керимовым и говорить нечего, те постоянные подпевалы мэра, что тот скажет, то и сами талдычат. И таким образом, получается, что все они как бы нашли крайнего — его, Павла Петровича, на которого и хотят теперь списать все собственные грехи? Нет, не выйдет у них этот номер! И он, Затырин, не намерен брать на себя чужую вину. В конце концов, ему приказывали, а он только четко исполнял их распоряжения.
Странно, что Умаров, майор этот, умный же, показалось, мужик, зачем-то в бега подался. Чего испугался- то? Ведь судить надо не дисциплинированных исполнителей, а тех, кто отдавал преступные приказы!.. Или Умаров знал больше, чем он, Затырин? Непонятно... А ведь как они славно тогда посидели на даче подполковника, пока их парни шерстили публику. И меньше всего они думали о каких-то там превышениях. ОМОНу ж не прикажешь действовать аккуратно! Само его присутствие уже указывает на возможные превышения, а как же, так воспитаны, того от них требует и обстановка. А кому не нравится, так не лезь, не нарушай, не вызывай нарочно огонь на себя... Ничего, не впервой, мы еще повоюем...
Видимо, эта мысль и успокоила отчасти подполковника — так, вероятно, представлял бы себе ход его мыслей Турецкий, если бы он внимательно понаблюдал за метаморфозами Павла Петровича — от ярости и полного отчаяния до подозрительного спокойствия, сопровождаемого мстительными ухмылками. Но его заботило совершенно другое. Перед ним лежал списочный состав управления внутренних дел с доброй сотней фамилий. И с каждым предстояло провести жесткий допрос. Это не по силам одному человеку, да и двоим тоже, поскольку в связи с побегом командира ОМОНа работу с его кадрами, «отличившимися» в Воздвиженске, собирался взять на себя Вячеслав Иванович, который наверняка заберет с собой Володю Яковлева. А вызывать сейчас дополнительные следовательские силы из Москвы не хотелось. Хотя, видимо, придется. Надо посмотреть, как пойдет дело.
Первым прибыли сержант Малохоев и рядовые Быков и Чуркин.
На физиономиях двоих из них еще видны были не совсем зажившие следы «боевых шрамов», как хотели бы они сами видеть свои ссадины. Между прочим, до сих пор их шрамы в официальных документах квалифицировались врачами именно так — пострадали от действий преступных элементов, оказавших жесткое сопротивление при задержании. Кроме того, в заключениях судебного медика отмечались многочисленные ушибы по всему телу, жалобы на головную боль и тошноту, то есть все признаки средней тяжести сотрясения мозга. И вообще, если исходить из этих заключений, следовал логический вывод, что по телам опрокинутых на землю милиционеров прошла как минимум толпа разъяренных преступников. А на самом деле их было всего двое. И не преступников, а нормальных людей — безоружных, трезвых и не очень даже сильных физически.
Они, эти двое — Сороченко и Теребилин, — тоже были вынуждены обратиться к врачам, но уже в областном городе, где у них и были зафиксированы следы избиений. И эти материалы были также приобщены к делу о произволе и бесчинствах сотрудников правоохранительных органов в городе Воздвиженске.
Но конкретно о бизнесменах сейчас вопрос не стоял, а с этими «бойцами» Турецкий, Грязнов и Поремский договорились провести допросы одновременно, максимально жестко и с каждым отдельно. Они, конечно, уже давно между собой договорились, что надо сообщать следствию, а о чем молчать. Но взаимный договор, да еще с подачи начальника, — это одно, а вот когда упрямый следователь начнет мотать тебе душу опасными вопросами, ответа на которые тебе никакой Затырин просто не может уже подсказать, — тут совсем другое дело. И еще неизвестно, кто из них и сколько сумеет продержаться, защищая заранее отработанную версию.
Грязнов работал со Степаном Малохоевым.
Упертый сержант тупо придерживался той версии, которая уже была им озвучена на другой день после ночного дежурства, во время которого, как известно, он и его экипаж сильно пострадали.
Вячеслав Иванович тихим голосом, придав ему противную, нудную интонацию чиновника-сухаря, заставил сержанта детально вспомнить все это происшествие заново. От момента получения приказа начальства до появления вместе с задержанными бизнесменами в дежурном отделе милиции.
Малохоев настаивал на том, что именно он с товарищами, несмотря на серьезные ранения после стычки с преступниками, доставил последних в отдел.
Правда, в показаниях Сороченко и Теребилина все выглядело как раз наоборот — именно они доставили разбушевавшихся ментов по месту их службы и сели писать заявления, когда и ворвался подполковник Затырин, переигравший ситуацию так, как ему требовалось.
Но Степан сохранял версию подполковника. Очень хорошо.
— Какое оружие у вас при себе имелось? — скучным голосом спросил Грязнов, как бы отходя от основной темы допроса.
— Автомат Калашникова, как обычно.
— Он был при вас, когда вы появились в отделе?
— Да, а как же!
— А вот из показаний свидетельниц, не верить которым у меня лично нет оснований, следует, что ваше оружие, как и рядового Быкова, принесли в отдел не вы.
— Вранье! Мы не выпускали оружия из рук!
— Надо полагать, что вы падали на асфальт, держа в руках автоматы? И при этом не сделали ни единого выстрела, даже предупредительного? А что же тогда делал рядовой Чуркин, который совершенно не пострадал при стычке? Спокойно стоял в стороне и наблюдал за происходящим?
— Он пострадал. У него тоже сотрясение мозга... было.
— Хорошо, проверим.
Грязнов взял телефонную трубку и нажал на вызов Турецкого:
— Александр Борисович, Чуркин у тебя?
— Да, и уже дал любопытные показания.
— Ты не мог бы вместе с ними заглянуть ко мне на минутку? Пусть он там один посидит пока.
— Иду.
Турецкий вошел и положил перед Грязновым протокол допроса рядового Чуркина.
— Посмотри. — Александр Борисович ногтем отчеркнул несколько строк.
— Ну вот, — обрадованно сказал Грязнов, — это совсем другой компот! Так вы, оказывается, врете, Малохоев. Присядь, Саня... Видите, что пишет ваш коллега? Вы первые напали на граждан по прямому указанию подполковника Затырина. А до того долго ждали, когда они появятся из ресторана, и пили водку из бутылки, причем без всякой закуски. Разогревались, так сказать, перед работой. А затем, когда они появились наконец и подошли к своей машине, вы в грубой форме потребовали у них предъявить документы. И они предъявили. Но вам этого показалось мало, и вы приказали им лечь на капот, а сами замахнулись, чтобы ударить Теребилина прикладом по голове. Отрубить его таким образом. Но он успел оттолкнуть вас ногами, и вы, поскольку находились в состоянии опьянения, упали лицом на асфальт. После чего он подобрал ваш автомат и приказал Быкову тоже бросить оружие. Тот бросил, но кинулся на него, а Сороченко просто подставил ему ногу, и Быков тоже проехал физиономией по асфальту. Вот в таком виде вас и привезли те, на кого вы напали, на своей, кстати, машине в отдел милиции и сдали дежурному. И вместе с ними прибыло не менее пяти свидетелей того произвола, который вы учинили, будучи, ко всему прочему, еще и в нетрезвом виде. А примчавшийся вскоре подполковник Затырин, видя, что рушится задуманный им план, поскольку вы так и не научились в милиции ничего делать, кроме как насиловать задержанных женщин и избивать уже арестованных, все немедленно переиграл. Он приказал задержать Теребилина с Сороченко, надеть им наручники и бросить в камеру. А лично вам разрешил отомстить им за якобы нанесенные вам увечья. Чем вы немедленно и занялись... Вот как все было на самом-то деле. И то, что у вас зафиксировал вызванный специально для этой цели врач, один из тех, что позже отказывался — по личному распоряжению мэра Гузикова — проводить медицинские экспертизы с действительно пострадавшими от ваших рук гражданами, это, извините, сержант, туфта. Липа чистой воды. Вот видите, вас даже в больницу положили! Но все ваши старания выдать себя за пострадавшего ни к чему не приведут. Зато по признакам статей двести восемьдесят пятой и двести восемьдесят шестой Уголовного кодекса Российской Федерации превышение и злоупотребление должностными полномочиями грозит вам лишением свободы на срок до четырех лет. И мы вот с Александром Борисовичем постараемся, чтобы вы не избежали этого наказания.
