Они проехали в компании компанейского водилы двадцать километров, сошли на окраине Щечина — с одной стороны озерная гладь, с другой дома, погруженные в зелень яблоневых деревьев. Проводили глазами тарахтящий грузовик.
— Ну и зачем мы сюда приехали? — озадаченно посмотрела по сторонам Валюша.
— Ума не приложу, — пробормотал Турецкий. — Просто хочется кроху покоя.
Он схватил Валюшу за руку, они перебежали дорогу, погрузились в приозерные заросли…
На этом озере не было ни души. Крохотную бухту опоясывали заросли тальника. В заросшей ряской воде резвились рыбки, выпрыгивали из воды, ловили плавучих насекомых. Природа дышала невиданным спокойствием. Пять часов вечера (и куда умчался день?), солнце, теряющее яркость в преддверии заката, застыло перед глазами в безоблачном небе.
— Снимай с себя все и иди мойся, — приказал Турецкий, устраиваясь на бугорке.
— Вот-таки все? — насторожилась девчонка.
— Все, — подтвердил он. — Чистота — залог здоровья.
— Где-то я это уже слышала… А ты не будешь подсматривать?
— А что бы ты хотела? — он засмеялся. — Ты говоришь таким тоном, словно если я не буду подсматривать, так ты и мыться не пойдешь.
Она запыхтела, разобиженная, сбрасывая с себя обноски. Турецкий закрыл глаза, расслабление потекло по телу.
— Знаешь, Турецкий, — продрался через звон в ушах злобный детский голосок, — женщины больше всего на свете не любят две вещи.
— Я знаю, — отмахнулся он. — Когда в них не видят человека и когда в них не видят женщину. Иди купайся, дай отдохнуть.
Он старался ни о чем не думать, гнал мысли, крадущиеся в мозг. Получал удовольствие от состояния абсолютного покоя. Но не мог изгнать из себя полностью страх. Страх в этой местности становился второй натурой. Как-то тихо сделалось на озере. Оборвалось недовольное ворчание, затихли всплески воды, жалобное повизгивание. Встревоженный, он поднял голову. Все в порядке, голову Валюши, бороздящую водную гладь метрах в десяти от берега, трудно было перепутать с блуждающей кувшинкой. Успокоенный, он опустил голову, начал вспоминать, какой сегодня день. С некоторыми оговорками остановился на том, что сегодня понедельник. В пятницу утром они с Нагибиным приехали в Дубовск. Практически четыре световых дня. Бедная Ирина… Допустим, пару дней она крепилась, не звонила, памятуя о последней ссоре, но потом-то уж ее душа не выдержала, наверняка набрала номер, хотела выяснить, почему он не звонит. О чем, интересно, она беседовала с полковником Короленко?
Прошлепали голые ножки, раздались какие-то странные звуки — видимо, Валюша подпрыгивала, выколачивая воду из ушей.
— А я видела, видела, — радостно сообщила она, — ты подсматривал!
— Ты еще не оделась? — спросил он, не открывая глаза.
— Нет, а что?
— Не могу избавиться от мысли, что ты собралась меня соблазнить.
— Да больно надо, — надулась девчонка, — ты же вчетверо старше меня. Ты даже в отцы мне со скрипом годишься. Я что, по-твоему, совсем больная? Как это по-научному…
— Геронтофилия, — подсказал он. — Я что, так плохо выгляжу?
— Нет, — она захохотала, — просто я издеваюсь над тобой. Ты выглядишь отлично. Но все равно ты втрое старше меня. Хотя знаешь, — она задумалась, — мысль, в сущности, интересная. Учитывая то, что жить нам, судя по всему, осталось хрен да маленько…
— Валюша, заткнись, пожалуйста, — взмолился он, — дай мне спокойно отдохнуть.
— Фу, Турецкий, какой ты бука…
Она завозилась, шуршала грязная одежда. Когда он открыл глаза, она уже была одета, как-то удивленно рассматривала концы своих волос, которые умудрилась дотянуть до глаз.
— Почему так странно устроено природой, Турецкий? Солнце делает кожу темной, а волосы светлыми?
Она предельно выгорела на солнце за два дня, волосы пожелтели, кожа сделалась почти черной, отливала бронзой.
— Считай, на курорт съездили, — пошутил он. — Зато теперь будешь жизнь-ценить.
— И маму слушаться, я знаю, — кивнула она. — И навсегда усвою правило: не делай людям добра — не будет тебе зла. Уймись, Турецкий, жизнь — всего лишь игра. Задумано не очень, зато графика сносная. Как ты думаешь, мы уже до какого уровня добрались?
— До предпоследнего, — пробормотал он. — Тебе полегчало после купания?
— О, никаких сомнений, Турецкий. Я заново родилась, вся такая посвежевшая, одухотворенная, ощущаю себя земной и грешной. Одного не пойму: если после купания влезать в ту же грязную, потную, вонючую одежду, то какой смысл в купании?
Он тоже плохо понимал. Собственные слова о «предпоследнем уровне» заставили забыть про ласковое солнышко и прервать ленивые размышления — не искупаться ли самому? Он потянулся к телефону, включил. Тот чихнул — эсэмэска пришла.
— Надо же, какое событие, — пробормотал он, — денежки дотопали. Ну и проценты тут у вас…
— Что-то долго они топали, — ухмыльнулась Валюша, — ты просто давно не включал телефон.
Заработал рингтон — плаксивая песенка о любви. Они уставились на аппарат, как на бомбу.
— Это не мама? — на всякий случай спросил Турецкий.
— Не, — подумав, сообщила девчонка, — на маму я такую мелодию настроила — от смеха умереть можно.
— От смеха — это еще ничего… — он нажал зеленую клавишу, осторожно поднес телефон к уху.
— Кто это? — буркнул Меркулов.
— А кого бы ты хотел? — развеселился Турецкий. — Мишель Обаму?
— Я похож на Роберта де Ниро? — фыркнул Меркулов. — Это он, по собственному утверждению, не имел за всю жизнь ни одной белой женщины. За людей таковых не держит. Только с черными — и жены у него черные, и любовницы.
— Не знал, — признался Турецкий.
— Да, почему не звонишь?! — вспомнил Меркулов. — Я уже весь издергался!
— Мы бегали с Валюшей по пересеченной местности. Последний эпизод, заимствованный из голливудского «роуд-муви», завершился совсем недавно. Позволь, я не буду, Костя, перед тобой отчитываться и извиняться?
— Ладно, — подобрел Меркулов. — Твоя истеричная информация о том, что милицейское руководство Дубовска сеет зло в подведомственном ему регионе, ушла в вышестоящие инстанции. То бишь в Следственный комитет при Генеральной прокуратуре и Министерство МВД. Не скажу, что информация вызвала дикий восторг, и все мгновенно поверили твоим словам. Полковник Короленко и его управление пользуются заслуженным авторитетом…
— Я похож на сочинителя страшных сказок? — изумился Турецкий.
— Ты похож на человека, у которого нет ни одного доказательства. Зато эмоций — хоть отбавляй.
— Мы с Валюшей уже два дня бегаем по Тульской области от этих людей! Эти парни, пользующиеся заслуженным авторитетом, всего лишь хотят нас убить! Работники милиции в присутствии Короленко на наших глазах застрелили майора Поличного, у которого не было никакого оружия. Клевреты Короленко могут в рекордные сроки мобилизовать криминальные элементы и отмороженных люмпенов, раздавая им недвусмысленные приказы…
— Ты хочешь сказать, что я тебе не верю? — возмутился Меркулов. — Знаю тебя тысячу лет, и еще бы тысячу не знал, какие у меня основания тебе не верить? И какие у тебя основания сочинять громоздкие небылицы? На твое счастье, так считаю не только я. Поэтому с минуты на минуту с одной из московских вертолетных площадок в Дубовск с дозаправкой в Туле вылетает группа из шести человек. Возможно, уже вылетела. Старший в группе — следователь Следственного комитета Желтков. Ты помнишь Желткова?
— Помнил когда-то…
— Имеются основания ему не доверять?
— Мне кажется, он был приличным парнем…
— Он и остался приличным парнем. Он тоже тебя помнит. Прошу зарубить на носу — у группы нет официальных полномочий. Эта акция, скажем так… не вполне разрешенная. Цель командировки — обеспечить безопасность тебе и семейству Латыпиных. В планы группы не входит арест и помещение под стражу дубовских оборотней. Для принятия данного решения наши власти должны созреть и перезреть, а до этого пройдет еще вагон времени. Если ты предоставишь хотя бы парочку улик…
— Я понял, — перебил Турецкий. — Где мы встретимся с Желтковым?
— Если группа вылетает в Дубовск, то лучше всего там и встретиться, — логично предположил Меркулов. — Это произойдет, я думаю, не раньше чем часов через пять. У Желткова есть номер, на котором ты сидишь. Так что береги трубку. В крайнем случае, если не будет возможности договориться заранее, встреча произойдет на площади, где сходятся три проспекта. Понимаешь, о чем я говорю?
— Да.
— Отлично. А вот я, признаться, полный профан в вашей топонимике и топографии… Это все, Турецкий. Остался последний вопрос. Где Нагибин?
— Ему звонили?
— Да. Он не отвечает.
— Плохо… Ладно, я выясню.
— Удачи там тебе, — съехидничал напоследок Меркулов. — Обязательно сообщу Ирине, что ты нашел себе в командировке молодую, шуструю, решительную, комсомолку, спортсменку, активистку. Пусть порадуется женщина.
