— А что же вы хотите? Мы же были все словно одна команда. И поэтому потеря для всех нас невосполнима, да, представьте себе... — Он изобразил на лице вселенскую грусть.
— Из этого должен последовать вывод, что вы не знаете убийц?
— Увы... это мы все как раз, к сожалению, знаем. И даже очень хорошо...
— И вы готовы поделиться со мной своими знаниями, так?
— Вы угадали, а иначе зачем бы нам с вами здесь сидеть? И что, разве нет куда более приятной возможности провести время? Окунуться в ночную жизнь, полную сказочных соблазнов? А мы — здесь...
— Ну так уж и не томите, — с иронией заметил Турецкий. — А то и ночь пройдет без всякой пользы, и соблазны рассеются, как дым.
— Вы в юности стихов не писали, нет?
— В юности я другим делом занимался. А стихи в основном читал. Так на чем мы остановились?
— Вы понимаете, Александр Борисович... — Толстячок задумался.
Или сделал вид, что он как бы сам себя в настоящий момент поставил перед весьма ответственным выбором: сказать чистую правду либо отделаться намеками на полуправду. Странно, если иметь в виду, что это он назначил ночное свидание, а не ему, и уж тем более не Генеральная прокуратура.
— Я постараюсь все понять правильно, — поощрительно кивнул ему Турецкий.
— Да, я в курсе ваших способностей.
— Так зачем же церемонии?
— Это не церемонии. Поймите и вы меня правильно, речь идет о большой человеческой трагедии... О великой несправедливости. О... Впрочем, зачем мне пересказывать вам поистине шекспировские сюжеты?
— Обожаю классику, — спокойно констатировал Турецкий, снижая намечающийся «накал страстей». И угадал: успел заметить быстрый брошенный на него, словно бы испытующий, взгляд юриста. Подумал, что надо бы Юрку Гордеева спросить про этого деятеля, Юрка — толковый адвокат и наверняка знает о нем. Значит, не забыть. Но это — завтра. Турецкий машинально взглянул на часы и решил, что уже, можно считать, сегодня — было около полуночи. А дело между тем стояло на месте.
Заметив, естественно, нетерпеливый жест Александра Борисовича, юрист с легким вздохом, свидетельствующим скорее о том, что он вынужден подчиниться обстоятельствам, нежели поступает по велению совести, отложил свой прибор и подпер голову, устроив подбородок на скрещенных пальцах. Приготовился, надо понимать, к длительной исповеди, направленной на то, чтобы убедить слушателя в полной своей искренности и желании всячески помочь свершиться справедливому правосудию. В том смысле, как понимали это основные руководящие лица акционерного общества «Норма».
И самозабвенно занимался этим следующие полчаса...
Рассказ, как быстро понял Турецкий, преследовал единственную цель — доказать тезис, который мог бы звучать следующим образом: не все так просто, господа, как вам кажется либо того хочется. И даже очевидные факты порой трактуются неоднозначно. Ну что ж, и такое бывает. Но основная ошибка юриста заключалась в том, что он, еще, видимо, ничего не зная о показаниях балерины, слишком поторопился исполнить указание своего хозяина. Или новые факты, вскрывающие отчасти подноготную семейных отношений Нестерова и Масленниковых, просто не успели сюда дойти. А Турецкий внимательно читал показания Светланы Волковой, обращая особое внимание именно на взаимоотношения дяди и племянника — и прежние, и нынешние, вплоть до эпизода на набережной. И об обстоятельствах убийства водителя Нестерова — бывшего спецназовца — также читал, и о смерти любителя мотоциклов, и о деталях похищения Светланы узнал от Вячеслава, который лично провожал его в Шереметьеве и с явным смущением рассказывал о том, как опозорились Денискины сыщики. Ну стыд, известно, не дым, глаза не выест, а вот девушку действительно жалко. Если бандиты ее «расколют», судьба ее весьма незавидна — это они с Вячеславом прекрасно понимали. И не строили никаких иллюзий. Да и в том, что обязательно «расколют», можно было, к сожалению, тоже не сомневаться. И спасти ее могло только чудо...
Ну какое, например? Слушая юриста, Турецкий как раз думал об этом.
Первое. Если бы Вампир принимал личное участие в похищении и допросе женщины, нынешнее ночное рандеву с его доверенным юристом, как представился Алексей Митрофанович, вряд ли бы состоялось. Значит, Вампир где-то здесь, в Европе, скитается, а не в России. Скорее всего, и не в Германии, где после трех вызывающе дерзких убийств, практически повальных обысков и изъятий документации в его фирмах Максим Масленников объявлен в розыск. Но он наверняка и недалеко, к примеру, вполне может временно обосноваться на Кипре. Или в Польше. А поскольку вынужден теперь скрывать место своего пребывания даже, вероятно, и от своих людей, известия из России к нему доходят с большим опозданием.
Но именно это же самое обстоятельство может сослужить и добрую службу похищенной женщине. Без команды босса его «шестерки» вряд ли осмелятся ее убить, даже если она им во всем сознается. И, значит, у ребят там, дома, есть еще возможность их опередить. К тому же и Славка поклялся, что того живодера — боксера — он будет допрашивать лично. И всю подлую душу из него вынет.
Второе. Приглашение Турецкому участвовать в расследовании, учиненном германским криминальным ведомством, не составляло для Масленникова и его окружения никакой тайны. И, таким образом, данные ночные переговоры, порученные юристу «Нормы», оказались запланированными заранее, то есть без учета опять же той информации, которой Турецкий уже на данном этапе мог бы владеть. И это тоже подтверждает отсутствие Вампира в России. Не знает он и о том, что успела наговорить следствию строптивая балерина. Иначе бы и юристу пришлось сменить некоторые свои акценты в рассказе, в иных обстоятельствах очень похожем на правду.
Коротко же суть выглядела следующим образом.
Виктор Нестеров и Масленников-отец с самого первого дня образования компании «Норма» владели одинаковым процентом акций, что давало им огромные преимущества перед германскими партнерами, на чью долю оставалось меньше трети акций. Но Геннадий, решив отойти от руководства компанией и заняться привычным для себя страховым автомобильным бизнесом, передал свою долю сыну — Максиму, оставив ему и пост президента компании.
Тут Турецкий, отчасти уже владевший некоторой информацией, не удержался от вопроса:
— Вы не путаете? Разве не Виктор Михайлович был президентом?
— Что вы?! — Возмущение юриста было столь велико, что Турецкий готов уже был засомневаться в сведениях, почерпнутых из материалов, переданных ему еще в России. —: Впрочем, первоначально —да, тут вы правы, но весьма и весьма короткое время. А после они как бы поменялись ролями, и Нестеров возглавил совет директоров, низведя тем самым президентский статус до чисто номинальной должности.
А затем, именно на этой почве, как следовало из дальнейшего рассказа юриста, начались глубокие конфликты в руководстве компанией. Максим, как президент, требовал вложения капиталов в российские инвестиции, а Нестеров категорически возражал, считая инвестиции подобного рода ненужной благотворительностью, которая никогда не смогла бы окупиться. Доходило до публичных оскорблений друг друга.
Турецкий вспомнил, что, по сведениям из Петербурга, которыми с ним уже успел поделиться Володька Поремский, и здесь все обстояло в точности до наоборот. Но промолчал. Что ж, если перед юристом стоит задача перевернуть существо конфликта с ног на голову, он этого добивался довольно старательно — эмоционально, уж во всяком случае. И все дальнейшее оказалось тем более просто до примитива.
Нестеров постоянно хвастался своим уголовным прошлым, похвалялся тем, что коронован в «законники» и выполняет должность «смотрящего». Максиму, чтобы хоть как-то уравнять шансы, пришлось в буквальном смысле купить корону, хотя к уголовному миру он ни тогда, ни тем более теперь никакого отношения не имел и не имеет.
