— Хватит, выключи… — попросила она, отвернувшись.
Экран погас, и некоторое время они сидели молча.
— Подумаешь, Саша ей обещал… — усмехнулся Белявский. — Тоже мне, Ромео и Джульетта наших дней. Они любили друг друга, она заразила его СПИДом, он ее сифилисом, и они умерли в один день.
— Перестань! — крикнула она.
— Перестану… Когда станешь взрослой. Сама только что сказала, как тебе опротивели чужие обещания… — Он поднял ее за руки и опрокинул на софу.
— Постой, я сама… — Она поморщилась. — Порвешь ведь!
— Да я тебе куплю хоть тысячу таких! — прохрипел он, снова наваливаясь.
— Да? — Она вывернулась из-под него. — А в чем я, по-твоему, выйду к гостям?
— Черт с ними!.. Никуда ты больше не пойдешь! Ну их! Иди сюда, — он протянул к ней руку.
— А твоя супруга не войдет? — спросила она.
— Ей сейчас не до нас, ты же сама видела…
— Знаешь… — сказала она. — А твоя жена еще очень красивая и молодая… Только ей бы немного похудеть. Лежи, лежи, дай я на тебя немного посмотрю. Знаешь, я как-то не успела тебя как следует разглядеть…
Помедлив, она добавила:
— И тебе тоже не мешало бы сбросить килограмм двадцать. Я обязательно этим займусь, раз твоей Ангелине некогда… Никогда еще не трахалась на тигриной шкуре. Ягуаровой, я пошутила… Нет, ты пока отвернись. Вот так. Сейчас я выключаю свет… (В спальне стало темно.) Потом насмотришься, потом. Когда вон из-за той тучки выйдет луна. Она сегодня такая большая… Отвернись же, ну!
Он отвернулся, слыша шелест ее платья, спадающего на ковер ручной работы, настоящий антиквариат, который ему подарили в Дагестане. Потом послышалось легкое щелканье резинок ее трусиков.
— Вот, луна уже вышла, теперь можешь повернуться.
Он резко обернулся и даже зажмурился, увидев в
призрачном лунном свете ее грациозное тело, какого он не видел на кассете, где она расплачивалась натурой с Олегом Ивановичем.
Своими длинными руками она высоко подняла распущенные длинные волосы и, казалось, поднимала себя вверх, паря в невесомости.
— О господи… — только и прошептал он. И протянул к ней руку.
— Нет, — смешливо сказала она. — Ишь какой! Сначала — это.
И протянула ему презерватив. Он так и не понял, откуда он у нее вдруг взялся, но его некоторое замешательство она расценила по-своему.
— Тебе помочь? Хочешь, я сама его надену?.. Ты видел мой последний клип?
Это было последнее, что он запомнил, впадая в сладостное забытье, заранее полагая, что ничего подобного не испытывал в своей жизни.
Утром, когда он проснулся на той же софе, ее рядом не было. Он пошарил рукой по покрывалу. Потом услышал шум воды, доносившийся из душа. Он откинулся на спину, прикрыв глаза и чувствуя тяжелую от бессонной ночи голову и усталое блаженство, растекающееся по всему телу.
Звонок одного из мобильных телефонов, которые Эдуард Григорьевич держал по всему дому, заставил его голым слезть на ковер, потом поискать его среди сброшенной одежды.
— Сейчас, сейчас… — бормотал он. — Не терпится кому-то. Алло… — недовольно сказал он в трубку. — Кто это?
— Эдя, только не отключай трубку, это я, Лева… — прохрипел в наушнике полузабытый голос старого подельника. — Только чрезвычайные обстоятельства побудили меня…
— А пошел ты со своими обстоятельствами! — Белявский выругался, услышав, как перестала шуметь вода в душе. И отключил телефон.
— С кем ты так разговаривал? — спросила Юля тоном супруги, прожившей с ним не один десяток лет.
Она вышла, завернутая в мохнатую простыню, розовая, цветущая, отражаясь в зеркалах, в которые сейчас смотрелась, привычно поворачиваясь так и эдак, и он снова испытал желание повторить прошедшую ночь.
— Да нет, это пустяки… — Он махнул рукой и притянул ее к себе.
— Что значит — пустяки? — Она оттолкнула его. — Ты сразу бросил трубку, как только я вышла! Это жена?
— Не жена, а человек, которого я не хочу слышать… Ну иди сюда. — Он снова потянул ее к себе.
— Подожди. — Она легко отстранилась, оставив в его руках простыню. — Сначала прими свою таблетку… Где она у тебя? Ты думаешь, я не видела, как ты их принимал ночью, прежде чем лезть на меня? Я тоже хочу получить кое-чего… И включи телефон! — сказала она приказным тоном, указав ему на трубку, лежащую на ковре.
Он сделал все, как она просила. Выпил американскую таблетку с повышенной дозой виагры, потом включил аппарат. И сразу же зазвонил телефон.
— Эдя, не будь идиотом! — опять послышался голос Льва Семеновича. — Ночь с юной девочкой тебе явно не на пользу! А дело, наше дело, которое у нас прежде всего, может очень сильно пострадать! И это…
Обнаженная, но как бы забывшая об этом, Юля ловко выхватила у него трубку и приложила к уху. И тут же ее вернула.
— Действительно неприятный голос, — сказала она. — Но человека всегда надо выслушать, что он хочет сказать. Может, у него наболело?
— Откуда ты про все знаешь? — спросил Белявский у Разумневича.
— Эдя, я про тебя знаю. А ты про меня знаешь. Хотя и не все. Я хочу тебе категорически заявить: этот мудрый старик Полынцев прав. Есть вещи, которые нас с тобой объединяют. Можешь не сомневаться: я никогда бы первый тебе не позвонил, если бы не высшие приоритетные интересы, касающиеся нас обоих и которые требуют скорейшего объединения наших усилий.
Этот текст, по-видимому заранее заготовленный, Лев Семенович выпалил на одном дыхании, после чего замолчал, как если бы одышка сдавила ему горло.
— А теперь, Эдя, можешь бросить трубку, если считаешь, что я всегда был твоим врагом, — дополнил Разумневич.
— Нет, но откуда ты взял, что?..
— Эдя! Я только вчера любовался по видео, как мой Олежка Быстрое кувыркается с этой певичкой Стефанией на кожаном диване в редакции моей газеты. И ты тоже это видел. Тебе достаточно или еще кое-что пересказать?
— А про наш разговор с Полынцевым?.. Это он тебе сообщил?
— Нет, Эдя, не он… Ты не о том сейчас говоришь. Фактов, что я привел, тебе достаточно или нет? Если нет, еще добавлю. Так вот, я уверен, что против нас с тобой существует заговор тех, кому мы с тобой больше всего доверяем. Иначе бы я не позвонил тебе до самой моей могилы. Впрочем, оттуда бы тоже не позвонил. А вот как покончим с этой нависшей над нами опасностью, мы снова станем возлюбленными врагами, как раньше были непримиримыми друзьями. Россия, Эдя, которую мы оба любим, — это большая берлога, где всегда найдется место для двух таких медведей, как мы с тобой. Это в какой-нибудь Италии мы давно друг друга поубивали бы.
— Никогда не думал, что ты стал падок на раскрытие заговоров, — хмыкнул Белявский. — И берешься это доказать?
— Только не по телефону. Старик Полынцев хочет пригласить нас обоих к себе в театр, в свой знаменитый кабинет, мы там запремся, выпьем, как прежде, и все-все обсудим.
— Эдик, твоя таблетка действует не больше часа, — напомнила ему Юля. — Если примешь вторую, может подскочить давление. А это опасно.
— Девочка говорит тебе сущую правду, — сказал Разумневич. — В нашем с тобой возрасте нужно быть умеренным во всем. В сексе особенно. А у тебя всегда было неважно с давлением. Особенно в последнее время. Кстати, потом познакомишь нас.
— Хочешь отбить? — насмешливо удивился Белявский.
— Взять в лизинг… Эдя, Эдя… — вздохнул Лев Семенович. — Раньше ты не заставлял меня повторяться. Договоримся так. Есть одно предложение, от которого ты не посмеешь отказаться. Если оно тебе не понравится, считай, я тебе ничего не говорил. Если тебе достанет рассудка, ты позвонишь мне сам. И мы тогда встретимся в любом месте, где скажешь, и все обсудим. Но с этой девочкой познакомишь меня в любом случае. Если не хочешь, чтобы я действительно ее у тебя отбил.
— Вот, смотри… — Померанцев кивнул Гере на протокол дактилоскопической идентификации, лежавший на его столе. — Итак, имеем одни и те же пальцы на долларах, которые дали в конверте врачу Самохиной из «скорой», и на микрофоне, обнаруженном в твоем сканере. Отпечатки на долларах пришлось искать при каком-то специальном облучении, но эксперты говорят, что они идентичны.
— Я думал, ты меня за этот сканер убьешь, — виновато сказал Гера. И взглянул на часы. — Опаньки, а мне самый раз собираться на свидание с другом детства Мишей! Наружку заказали?
— Я думал, сначала спросишь, есть ли эти пальцы в нашем банке данных… — удивился Валерий.
— Ты бы мне сразу сказал, если они там были… — махнул рукой Гера, вставая. — Что я, не знаю… Так будет наружка или мне самому их там вести?
— Они там уже сидят, — сказал Валерий. — В синих «Жигулях», шестая модель, на другой стороне улицы. Так что особенно в их сторону не пялься.
— Зачем мне пялиться на какой-то «жигуль», гражданин начальник! — заявил Гера оскорбленным тоном попавшегося угонщика. — Я консервными банками отечественного производства не интересуюсь. Если только эти фраера не засунут в нее сигнализацию, которая дороже самой тачки, и она не будет давать мне спать всю ночь. Тогда я ее точно угоню под окно конкурента и там брошу.
