Я подошла к кровати и придавила шваброй горло спящего. Он очнулся, попытался встать, но у него ничего не получилось.
— Лежи, не рыпайся, не то придушу.
Парень замер, вытаращив на меня глаза, словно я приведение.
— Тая! Это не я, клянусь. Это не я.
Идиот! В темноте он принял меня за призрак сестры. Я все еще была блондинкой, да еще в Таисином костюме. Полумрак и не протрезвевший мозг довели придурка до горячки.
— Не ты? А кто же?
— Стрешнев. Он все придумал. Обещал меня сдать ментам, если я откажусь. — Сергей замолк и тихо прошептал: — Кира? Как ты меня напугала.
— Я пришла не пугать тебя, а убивать. Вы заставили меня убить родную сестру. Думаешь, вам это сойдет с рук?
— Убери швабру, я задохнусь.
— Уберу, когда все скажешь.
— А что я скажу? Игорь утверждал, что план составляла ты.
— Сволочь! Где девчонка, которую ты должен был привезти?
— Какая девчонка?
— Ту, что ты собирался усыпить, а потом сбросить с обрыва вместо Таисии.
— Отвез ее вчера в Сочи на вокзал и посадил в поезд. Она твое алиби.
— Кто и где ее откопал?
— Тая. Где — не знаю. Тая дала мне адрес в Сочи и велела привезти Маринку в усадьбу. Я ее привез.
— Конкретнее. Когда, где живет, полное имя.
— Первый раз я ездил за ней еще в апреле. Сочи, улица Чехова, семнадцать, квартира двадцать два. Прилепская Марина Аркадьевна. Таисия велела привезти ее, и я привез. Потом я ездил к ней постоянно.
— И она похожа на Таю?
— Нет. В апреле она больше смахивала на скелет. Ее откармливали, кололи ей гормоны, сделали наколки, красили волосы, отращивали ногти. Доводили до совершенства. Добились некоторого сходства, но не идеального.
— Марина знала, к чему ее готовят?
— Ни черта она не знала. Ей хорошо платили и ребенка устроили в дорогой интернат.
— А ты откуда знаешь о ребенке?
— Возил посылки со сладостями в Геленджик. Девчонке пять лет. Лолой зовут.
— Что за интернат?
— «Фиеста». Самый богатый интернат для детей.
— По-твоему получается, что Таисия готовила к смерти женщину, у которой был малолетний ребенок?
— Я-то тут при чем? Меня ввели в курс дела в последний момент. Потом Стрешнев переиграл всю схему. Неделю назад. Вчера я посадил Маринку на семичасовой вечерний поезд Сочи — Санкт-Петербург. Он должна сделать тебе алиби.
— И Таисия ничего не знала?
— Конечно нет. По плану Таи я должен был забрать Маринку со съемной квартиры, привезти к девяти часам на стоянку перед «Тавридой» и ждать сигнала. Как зазвонит мобильник, я должен оглушить ее, подвести к парапету, а потом сбросить с обрыва.
— Так и должно было произойти. — Я отбросила швабру. — Таисия не собиралась меня убивать.
— В эти тонкости меня никто не посвящал.
Сергей потер шею и сел, спустив ноги с кровати.
— Чем тебя запугал Стрешнев?
— Чем, чем… Беглый я. Третий год в бегах. Он всю мою подноготную раскопал. Не один я попал в его капкан, ты тоже надела на свою тонкую шейку крепкую удавку.
— Сколько он тебе обещал?
— Сто тысяч и загранпаспорт.
— И ты, лопух, поверил? У него нет денег и не будет.
— Ты ему отдашь все, что получишь. Он все продумал. Стрешнев — прохвост высшего класса и законы знает, у него все ходы просчитаны.
— Не все. Можешь связаться с Мариной?
— Могу. У нее есть мобильник. Я должен подать сигнал, когда ей возвращаться. Она привезет прокомпостированные билеты. Кстати, у нее твой паспорт, Игорь его у тебя украл. Он хотел сделать для тебя настоящее алиби, а Маринку пришить после возвращения.
— Ясное дело, ему свидетели не нужны. Слишком высоки ставки. Звони Маринке. В котором часу она должна приехать в Питер?
— Точно не знаю. Ехать сутки.
— Допустим. По идее, адвокат должен связаться со мной и сообщить о трагедии. Как может поступить родная сестра? Сойти с поезда, сесть на самолет и вернуться назад. Звони ей и прикажи возвращаться. Но не раньше одиннадцати утра. Понял? Я ее встречу в аэропорту Адлера. Пусть перезвонит, как сядет в самолет.
— Почему я должен выполнять твои приказы?
— Потому что наследство достанется мне, а не адвокату. Потому что ты такой же свидетель, как и Марина. Стрешнев тебя обеспечит визой на тот свет. Придется его опередить. Я ведь тоже не собираюсь отдавать ему положенное мне по закону наследство. Размечтался, ублюдок. Семьдесят процентов ему за то, что я убила свою сестру! Он нам не нужен. Алексея мы можем сами убрать с дороги. Звони, Сережа!
Шофер помедлил, поднял с пола мобильный телефон, валявшийся рядом с недопитым стаканом водки, и набрал номер.
— Марина? Как дела? Слушай меня внимательно. Планы изменились. После десяти утра сойдешь на первой же станции, где есть аэропорт, сядешь в самолет и прилетишь в Адлер. Тебя встретят. Из самолета перезвони и назови рейс.
Очевидно, женщина спросила, кто ее встретит, и Сергей сказал:
— Хозяйка паспорта. Отдашь ей документы и билеты. Об остальном поговорим при встрече.
Он отключил трубку.
— А теперь, Сережа, ты должен заработать деньги, которые тебе обещал Стрешнев. Напишешь мне чистосердечное признание.
— За дурака меня держишь?
— Ты меня не понял. Садись и пиши.
— Ничего я писать не буду.
— Тогда не жди от меня помощи, имей дело с Игорем. Сначала он заставит тебя убить Марину, потом убьет тебя. По-моему, логично. Меня он не тронет, я курочка, несущая золотые яйца.
— Что я должен написать?
— Я продиктую. Садись. Бумага найдется?
— Найдется. Ручки нет.
Я достала из сумочки ручку Таи с золотым пером, прихваченную вместе с пластиковыми карточками из шкатулки. Мы перешли в другую комнату. Сергей смел мусор со стола и сел.
— Диктуй.
— Пиши следующее: «Моя хозяйка Таисия Львовна Покровская приказала мне взять видеокамеру и отснять факт передачи денег неизвестной мне женщине. Встреча состоялась в пятницу 12 августа у смотровой площадки Чертова копыта в районе 22 часов. Я прибыл на место заранее и спрятался в тени деревьев. Встреча состоялась, но не по плану хозяйки. Неизвестная мне женщина повела себя не так, как планировалось. Началась борьба, в результате которой Таисия Покровская погибла. Отснятый материал остался у меня. Позже мне удалось установить имя убийцы. Ее зовут Наталья Сергеевна Шейнина. Я нашел ее имя по номеру машины».
— Все? — спросил Сергей.
Я взяла авторучку, намазала пастой его большой палец и приложила к бумаге.
— Это вместо подписи.
— Мои отпечатки есть в картотеке! — возмутился шофер.
— Эта записка окажется у следователя только в том случае, если я попаду под подозрение. У тебя будет фора в сутки, чтобы унести ноги. Вот за такой документ можно заплатить двести тысяч евро. Риск того стоит. К тому же у тебя есть гарантия. Если тебя возьмут, можешь рассказать правду. Другими словами, сдать меня. Теперь ты веришь, что я тебе заплачу?
— А почему бы тебе меня не шлепнуть? — спросил Сергей, щуря глаза.
— Без твоей помощи мне не справиться со Стрешневым. Он главная наша заноза. Между собой мы можем договориться, а с ним переговоры бесполезны. Веди себя как ни в чем ни бывало. Пока ты не уберешь Марину, он тебя трогать не будет, когда получишь приказ убрать ее, я тебя и ее спрячу в надежном месте. Мы опередим Стрешнева, а потом подумаем о дальнейшей судьбе наследника. Я не такая умная и решительная, как моя сестра, в одиночку мне со всем этим не справиться.
Я убрала письмо и ручку в сумочку, забрала мобильный телефон шофера. Меня пугала его растерянность. Одному богу известно, что может прийти ему в голову в следующую минуту. Пора уносить ноги.
— Увидимся завтра вечером, — сказала я и направилась к выходу.
— Постой!
Я оглянулась. Он стоял у стола с пистолетом в руке, но вряд ли решился бы выстрелить. Я была его шансом: убьет, останется один на один с адвокатом.
— Верни письмо.
— Застрели и забери его. Останешься ни с чем.
— Я тебе не верю.
По его лицу катился пот. Я осторожно приподняла блузку, и он увидел рукоятку моего пистолета.
— Зря не веришь, я могла с тобой покончить раньше. Не в наших интересах устраивать грызню между собой. Ты мне тоже не нравишься как партнер, но при сложившихся обстоятельствах мы лишены выбора. Выбора партнера, но не выбора судьбы. Либо все, либо ничего. За «все» придется побороться, а «ничего» у нас уже есть. Тая на том свете, ее убила зомбированная подонком родная сестра. Он должен за это ответить, других целей на ближайшее время у меня нет.
— Можно подумать, тебя не интересует наследство!
— Я никогда о нем не думала. Эта мысль мне непривычна, она требует осмысления. Но я готова пожертвовать всем, чтобы деньги не попали в руки ничтожному подлецу, заслуживающему казни.
— Иди. Теперь я тебе верю.
