Ознакомительная версия.
– В ваших словах есть доля правды, – кивнул Всеслав. – Но какие мотивы могли быть у Ростовцева?
Треусов скривился, выразительно взглянул на часы, давая понять, что время беседы истекает.
– Он не настолько глуп и умеет обставить свои действия, как положено. Прошу заметить, Ростовцев сам не прочь приударить за Ликой, и ухаживает за ней на глазах своей невесты! С одной обручается, другую открыто соблазняет, разве это не извращение? Между прочим, Лена давно знакома с Альбертом Юрьевичем… поинтересуйтесь у нее, какой шлейф мрачных слухов тянется за этим господином. Его партнер по бизнесу – не буду называть его имени – поведал мне «большой секрет» Ростовцева – у того с детства наблюдались отклонения в психике.
– Какие именно?
– Говорят, он… лунатик! – прошептал Треусов, наклоняясь вперед. – Имел склонность бродить по ночам… в полнолуние, и у него случались провалы в памяти. Родители тщательно скрывали это от всех, обращались к докторам частным образом, неофициально. Такая болезнь не излечивается, насколько мне известно.
– Вы не преувеличиваете?
– Я далек от психиатрии. Вам следует проконсультироваться у специалистов, побеседовать с людьми, которые близко связаны с господином Ростовцевым. Нельзя что-то скрыть полностью, факты всегда просочатся, найдут щелку и выйдут наружу.
– Ваши доводы безупречны, – рассмеялся Смирнов. – Значит, вы подозреваете жениха и невесту? Решили, мол, оригинально отпраздновать помолвку, украсив застолье… трупом.
– Труп появился после, – не смутился Треусов. – И я не собираюсь быть козлом отпущения! Что касается подозрений, то я, в отличие от вас, просто рассуждаю. Вы спрашиваете, я отвечаю.
– Как, по-вашему, могла ли Журбина расправиться со Стеллой? Ей-то погибшая серьезно мешала, и воду, как показывают свидетели, Стелле принесла она. Ушла, опять же, раньше всех, не попрощавшись! Взяла на работе отгул и до сих пор не отвечает на телефонные звонки.
– Это не доказательства убийства.
– Разумеется, нет. Однако настораживает.
– Вас послушать, так любой из нас имел основания желать Стелле смерти, кроме Ростовцева. Значит, это именно он! – заявил Треусов. – Так всегда бывает в детективах. Убийца ловко подставляет других, подтасовывает факты, а сыщики послушно идут у него на поводу. Вы еще забыли остальных посетителей ресторана! В роковую ночь в зале «Элегии» присутствовали и другие люди. Откуда вы знаете, что кто-нибудь из них не хотел убить Стеллу? Она кого угодно могла довести до белого каления.
– Были еще ножницы.
Треусов в недоумении воззрился на Всеслава.
– Какие ножницы? Что еще вы придумали?
– Которыми некто отрезал у Стеллы прядь волос, – с видом заговорщика, прошептал сыщик.
– Отрезал? – притворно поразился Павел Андреевич. – Вы шутите.
– К сожалению, нет. Разве в милиции вас об этом не спрашивали?
– Так… мельком. Но… о ножницах точно речь не шла, я бы запомнил. По-моему, следователь не спешит делать вывод о насильственной смерти. А вы уверены, что Стеллу убили?
Смирнов решил заканчивать разговор, он встал и любезно попрощался с господином Треусовым.
Тот подошел к окну, приоткрыл створку, впуская в кабинет холодный, влажный весенний воздух, пахнущий мокрой землей, и внимательно наблюдал, как сыщик идет по тротуару к машине, как она тронулась с места и покатила.
– Кто тебя нанял? – прошептал он. – Неужели Альбина? С нее станется.
Пока Смирнов опрашивал очевидцев, Ева размышляла.
История убийства Стеллы, как ни цинично это звучит, выглядела обыкновенно: далеко не оригинальный женский способ избавиться от соперницы или вымогательницы. Таким приемом зачастую пользуются девицы легкого поведения, чтобы усыпить, а потом ограбить клиентов-мужчин: подсыпать клофелинчику в спиртное, и готово. Кому повезет, очнется в больнице; кому не судьба – уснет навеки.
Если Стелла решилась шантажировать Журбину и Эрман, у обеих был повод желать ей смерти. Был он и у Треусова – сумасбродка Стелла лишала его покоя, посягала на имущество, следила за ним, вмешивалась в его личную жизнь. Не было повода убивать Стеллу, пожалуй, только у Ростовцева. И то, если поискать… может обнаружиться.
Что же Лика? Ее как-то сразу исключили из списка подозреваемых. Видимого мотива убивать Стеллу у нее не имелось. А скрытого?
Еще одна деталь придавала кончине бывшей супруги Треусова зловещий оттенок – отрезанная прядь. Лика настаивает, что этот факт – предупреждение Дракона. Тогда почему жертвой оказалась Стелла? Какая связь существует между ней и Селезневым, например? Или между ней и покойным Шершиным? Как удалось выяснить Смирнову, потерпевшая родилась и выросла в Москве, на Дальнем Востоке ни разу не бывала, и вся ее родня проживает в окрестностях столицы.
Тень Дракона лежала на всей истории с помолвкой в «Элегии» и гибелью Стеллы, исключая возможность рассматривать последнее как отдельный эпизод. Происшествие в ночном клубе нельзя назвать случайностью. Какую цель преследовал злоумышленник? Этот вопрос ставил Еву в тупик.
«В безвыходной ситуации следует просто наблюдать, – подумала она. – Позвоню-ка я Лике, договорюсь о встрече. Порой косвенные данные, невзначай оброненные фразы, нечаянные обмолвки дают толчок застрявшему ходу мыслей».
Ева представилась помощницей Смирнова.
– Он говорил о вас, – сказала Лика. – Есть новости?
– Всеслав попросил меня составить вам компанию, отвлечь от мрачных раздумий. Если хотите, давайте прогуляемся.
Лика, испуганная и подавленная, сообщила, что собирается ехать на кладбище.
– К Стефи, – со слезами в голосе добавила она. – Хочу прибраться на могилке, поставить цветы.
– Возьмите меня с собой, – предложила Ева.
– Хорошо. А то я чувствую себя разбитой… и ужасно одинокой.
Через час Ева уже сидела в такси, рядом с Ликой, оживленно болтала. Они попросили водителя остановиться у цветочного магазина. Светило солнце. Уличные тротуары почти высохли, на газоне между осевшими сугробами виднелась прошлогодняя травка.
– У меня голова кружится, – пожаловалась Лика. – Я ведь сутки пролежала, уставившись в потолок… Мне очень страшно!
– Вам звонил кто-нибудь?
– Я не брала трубку. Единственный человек, с которым я заставила себя поговорить, – господин Смирнов. Мы обсудили ночь, проведенную в «Элегии»… впрочем, вы, вероятно, знаете. Этот кошмар преследует меня повсюду!
Лика заплакала. Она комкала в дрожащих руках носовой платочек и по-детски шмыгала носом.
– Какой кошмар? – осторожно спросила Ева.
Лика оглянулась, помолчала и быстро, сквозь слезы, зашептала:
– Иногда мне кажется, что я… что у меня… слишком обостренное воображение. С тех пор, как умерла мама, я не нахожу покоя! Я ни с кем не могу быть до конца откровенна, даже со Стефи я не позволяла себе… говорить обо всем. Мне повсюду мерещатся странные вещи, возможно… я теряю рассудок. Когда… мы жили на таежном хуторе, мне иногда казалось… будто бы отчим, – Аркадий, – как-то пристально на меня смотрит. С вожделением… понимаете? А после смерти мамы эти мысли стали преследовать меня днем и ночью. Я запиралась от него в своей комнате на крючок, приставляла к двери стул… и все равно прислушивалась к каждому шороху, каждому скрипу половицы! Я… начала его опасаться и… так измучилась, что желала ему смерти. Ужасно, правда? Но я ничего не могла с собой поделать. Когда он уходил, я молилась, чтобы он не вернулся. Я корила себя, обвиняла в черствости и злобе… каялась и снова хотела избавиться от него! И однажды… он исчез. А «перо дракона»… и те следы во дворе… не плоды ли моего болезненного ума? Из глухого Ушума я переехала в Москву, но… ничего не изменилось. Как только я увидела Стефи… сразу заподозрила, что с ней случится какая-то жуткая вещь. И вот… она мертва! – Лика схватила Еву за руку и крепко стиснула. – Вам никогда не приходило в голову, будто ваше сознание раскалывается, рассыпается на бесчисленные фрагменты, которые вы никак не можете собрать в нечто единое и стройное? Что вы… не живете, как все окружающие вас люди… а двигаетесь на ощупь в густом тумане? Что вы не помните своего прошлого, а ваше будущее неясно, размыто? Что вы не имеете понятия, как вам следует поступать, куда идти, кто ваш друг, а кто враг? Кто вы в этом мире? Зачем вы здесь? Кому вы нужны?
Ева не перебивала, давая Лике излить накопившееся смятение, замешательство и страх.
– Лес, город… какая разница для измученного ума? – продолжала та. – Аркадий пропал. Но мои мысли о мужчинах остались. Я вообразила, что Альберт Юрьевич оказывает мне знаки внимания, а он… собирается жениться на другой женщине! Меня пригласили на торжество по поводу их помолвки, а я ловлю себя на тех же ощущениях! Мало того, я вообразила, что и господин Треусов неравнодушен ко мне, что он… как-то особенно расположен, особенно любезен. А ведь у него тоже есть женщина, с которой он встречается, которую он любит… я полагаю. Что это со мной, как не расстроенные нервы?
Ознакомительная версия.
