в струнку, а генералы вальяжной походкой подходили и каждому жали руку. Когда Николай увидел перед собой протянутую руку Юрия Чурбанова, с ним произошло то, чего он потом долго не мог себе простить: он заискивающе и благодарно улыбнулся первому замминистра. Он не хотел этого. Получилось само собой. Как будто на автомате. На каком-то врожденном инстинкте, который диктовал необходимость прогибаться перед теми, у кого в руках власть.
Выпитый глоток французского коньяка показался горьким и чуть ли не ядовитым.
* * *
Юрка все-таки заболел. Свалился с температурой, сопли ручьем, кашель не дает ни разговаривать нормально, ни спать. Вызывать врача из ведомственной поликлиники Юра отказался наотрез: как и большинство работников милиции, он не хотел, чтобы его медкарта становилась толще год от года. Николай Андреевич накупил в аптеке таблеток, капель и микстур, ставил сыну горчичники и банки, заставлял мазать стопы мазью с барсучьим жиром и спать в шерстяных носках, дышать над кастрюлей с отваренной картошкой. Молодой организм справился быстро, уже через три дня Юре стало заметно лучше, только навалилась сильная слабость и сын все время хотел спать.
По дороге из министерства Губанов заехал сначала к себе на работу, переоделся в гражданское, взял небольшую спортивную сумку, в которой носил форму для занятий в спортзале, и отправился по центральным гастрономам: завтра нужно будет проставиться на работе, накрыть поляну, выпить с коллегами, отметить министерское поощрение. Подходя к дому, увидел неприкаянную мужскую фигуру, прислонившуюся к дереву. Славик Лаврушенков.
– Ты чего тут торчишь? – удивился Николай. – Почему не заходишь?
– Так нету никого, я посмотрел – у вас все окна темные. Вот, жду.
– Как никого нет? Юрка должен быть дома.
– Без света? – хмыкнул Славик. – Или у него там того-этого?
Свои слова он сопроводил выразительным и почти непристойным жестом.
– Да он спит, наверное, – догадался Губанов.
– Ну, ясен перец, – сказал, как выплюнул, Славик. – Обещал, что в отпуске займется моим делом, а сам дрыхнет. Цена его обещаниям – три копейки. Ладно, поеду я. Зря только проездил. Думал, Юрец мне что-то новенькое расскажет, а он на меня забил.
– Да прекрати! Ну что ты, в самом деле? Юрка заболел, простыл на морозе, пока по твоим делам мотался. Три дня валялся с температурой, еле-еле сбили. Он даже больничный не оформлял, чтобы потом не тратить время на поездки в поликлинику. Пойдем-пойдем, Слава, не дури. Разбудим Юрку, он тебе все расскажет, там много интересного вырисовывается.
– Да? – Глаза Славика зажглись надеждой. – Честно? Не обманываете? Юрка что-то нашел? А что? Дядя Коля, ну скажите!
– Юра сам расскажет.
Они поднялись в квартиру. Темно, тихо. Как будто никого действительно нет. Но Юркины ботинки стоят в прихожей, зимняя куртка висит на вешалке, шапка лежит на полке. Значит, и в самом деле спит.
– Раздевайся, – шепотом сказал Губанов. – Сейчас сообразим чего-нибудь пожрать, а когда будет готово – разбудим Юру, вместе поужинаем.
Соображать пришлось из пачки вермишели, больше ничего пригодного к быстрому приготовлению на кухне не нашлось. Утром в холодильнике еще лежали сардельки, яйца и кусок сыра, но сейчас – пусто. Видно, к сыну вернулся аппетит. Или гости были, навещали больного.
– Отварим, заправим маслицем, посыплем сахаром – будет объедение! – пообещал Николай.
– Так у вас же целая сумка с продуктами, вы принесли, – удивленно заметил Славик. – Там и бутылки звякали.
– Глазастый! – усмехнулся Губанов. – Это завтра на работу отнесу, нужно с коллегами отметить. Да там одни консервы.
– А что отмечать будете? Двадцать третье февраля же еще не скоро…
– Ну, есть повод.
Хотел ответить уклончиво, но не удержался, похвастался:
– Поощрение от министра. Почетный знак и часы. Признали мои заслуги, могу гордиться.
– Ух ты! Здорово как, дядя Коля! Поздравляю! За такое дело надо выпить.
С этим не поспоришь. Николай помнил, что дома есть несколько начатых бутылок – портвейн, еще какая-то белая кислятина, которую даже допивать не хочется, рижский бальзам, привезенный в прошлом месяце из командировки, и водка, почти вся израсходованная на растирания и компрессы для Юрки. Но уж по такому поводу, как сегодня, не грех открыть непочатую бутылку. Из тех, что куплены по пути домой.
Губанов открыл сумку, вытащил бутылку «Пшеничной» и, поколебавшись всего пару мгновений, достал банку шпрот и венгерские консервированные помидоры. А, была не была, завтра пошлет кого-нибудь из молодняка докупить чего не хватит. Почему бы не отпраздновать в семейном кругу? Позвонить Нине, позвать ее с Павлом, собраться за одним столом, чего давненько уже не бывало. Хотя… У Нины с мужем не так все радужно, как было в начале их совместной жизни. Не ладится там что-то. Павел до позднего вечера пропадает в своем театре, и Нинка подозревает, что не только там. Маленькая Светочка на пятидневке, и все мечты сестры о том, как они будут все втроем счастливой дружной семьей, похоже, рассыпаются в прах. Вместо прогулок в полном составе – одинокие злые вечера. Нина ничего не рассказывает, с братом не делится, но Николай же не слепой, все видит. Просто молчит и не лезет.
Нет, куда спокойнее будет выпить «на троих» с сыном и его другом. Мужская компания. Да и звать гостей при таком угощении стыдно: вермишель, помидоры и шпроты. Для трех мужиков сгодится, а для семейной пары – не пойдет.
Накрыть стол в полной тишине у них все-таки не получилось, где-то звякнули, где-то брякнули, где-то увлеклись и повысили голос, и Юра проснулся. Выполз на кухню, бледный, слегка отечный, закутанный поверх теплого свитера в старую просторную вязаную кофту, которую связала для себя Нина, когда была беременной. Удивился и обрадовался, увидев Славика, поздравил отца. О награждении было известно заранее, поэтому сын отнесся к известию спокойно, но значок и часы рассмотрел внимательно.
Выпили по первой, закусили шпротами и принялись за сладкую вермишель.
– Дядя Коля, а чего вы не женитесь? – спросил Славик с прямотой, не замутненной деликатностью. – Была бы хозяйка в доме. Суп варила бы, мяско жарила, пироги пекла. Вот моя мамка так готовит – пальчики оближешь!
– Нам и так хорошо, – с набитым ртом ответил Юра.
– Но было бы еще лучше, – не унимался Славик. – Вермишель с сахаром – это что, еда для мужчин, которые работают?
– Так у нас вермишель не каждый день, – улыбнулся Губанов. – Это вот сегодня так получилось. Юра болеет, я занят на работе. Обычно у нас с едой все нормально, успеваем и купить, и приготовить. Тут неподалеку домовая кухня есть, хорошая, мы там частенько берем. Или в кулинарии покупаем полуфабрикаты. А жениться только для того, чтобы заиметь бесплатную домработницу,
