монархии. У меня и у всей моей семьи исключительно светское восприятие королевских особ. Нет никакого сакрального или иного похожего подтекста и пиетета. Мы обсуждаем их человеческие качества, их любовные похождения, их новые покупки и прочее. К примеру, мне больше нравится бывший король Испании Хуан Карлос. Сейчас на троне его сын. Он слишком хороший и добрый человек для такой работы. Однако ни один монарх сейчас практически не участвует в текущем управлении государством. Основная его функция – быть символом стабильности и оставаться живым амулетом для своего народа.
Так получилось, что у меня были два знакомых европейца, которые оказали на меня огромное влияние по адаптации из обычного московского парня, юность которого прошла в период развала Советского Союза, а молодость началась в девяностые годы прошлого века, в человека, понимающего европейские ценности и уклад жизни. Многие из этих жизненных устоев, которые сильно отличаются от взглядов русского и тем более советского человека, я категорически не принимаю до сих пор. Однако уже очень хорошо себе представляю, как все устроено в западном обществе, по каким правилам оно живет и работает.
Главного, чего нет в России в сравнении со Старым Светом, так это преемственности и ощущения единой непрерывающейся исторической линии на уровне каждого индивидуума, каждой отдельной семьи и общества в целом. Русские люди, кто родился в Советском Союзе и кто появился на свет уже после его падения, имеют ограниченный Октябрьской революцией жизненный горизонт событий. Уже не осталось в живых наших бабушек и дедушек, кто еще помнил свою жизнь в царской России. Для большинства граждан Российской Федерации история собственной семьи началась в 1917 году. Все, что было раньше, доподлинно неизвестно. Мы так воспитаны. О том, что происходило до начала правления коммунистической хунты, мы узнаем из книг, учебников истории, в последнее время из интернета и редких пересказов наших престарелых родственников. Однако многие накопленные за тысячелетнюю историю Руси знания, а главное, ментальная связь с предками, давно утеряны безвозвратно. Европа же сохранила и чтит мудрость поколений.
Одним из этих учителей, или, как их можно было бы назвать, моих экскурсоводов из русского мира в европейский, был немолодой французский барон, вместе с которым я в свое время создал общую финансовую компанию в Люксембурге. Другим стал как раз Кристофер…
– Привет, как твои дела, Крис? – сказал я по-английски.
– Салют! Buenas tardes amigo [2], – ответил он.
– У меня сейчас мало времени. Я в самолете и скоро взлетаю. Извини, что не позвонил раньше. Ты очень занят сегодня вечером? Мог бы меня встретить в аэропорту Findel примерно через полтора часа?
– Мы сегодня с супругой собрались вечером в ресторан, а так больше ничего важного. Она тебя тоже очень будет рада видеть. Мы можем пойти вместе поужинать.
– Это отлично. Ей от меня огромный привет! Но, думаю, в этот раз я вряд ли порадую вас своим видом. Мне обязательно нужно сегодня с тобой встретиться и пообщаться. Ты можешь попросить у нее прощения, сказать, что во всем виноват этот сумасшедший русский, и провести часик со мной?
– Меня бы она, конечно, не простила, но ты оказываешь на нее какое-то необъяснимое гипнотическое воздействие. Я всегда могу пользоваться твоим именем как индульгенцией. Конечно, я встречу тебя. Во сколько ты прилетаешь и какой номер рейса?
– Это просто прекрасно. Не прибегай уж очень часто к этому методу без моего участия, а то она заподозрит что-нибудь неладное. Я прилетаю частным рейсом из Генуи. Мы скоро взлетаем. Ты знаешь, где встречать? Это не в основном здании аэропорта… Какая у вас погода?
– Я не собираюсь девальвировать твое имя перед ней, не беспокойся, мой друг!.. Да, я знаю, если поехать вдоль летного поля по объездной дороге в сторону полиции, там стоит маленький, похожий на сарай, терминал и винтовой самолетик на пьедестале… Ты представляешь, у нас сегодня нет дождя, первый раз за эту неделю, но очень ветрено.
– Я никогда не забуду, как однажды мой самолет, летевший регулярным рейсом из Швейцарии, смог сесть в Люксембурге только с четвертого раза. Тогда пилот вышел из кабины и лично попрощался с каждым пассажиром за руку. Хотя мне показалось, что он был совершенно спокоен.
– Думаю, сегодня такого не будет.
– Я тебя хочу еще попросить. Купи, пожалуйста, две сим-карты подходящего для iPhone формата с возможностью выхода в интернет.
– Они теперь все подходят, насколько я знаю, – сказал он, и мы попрощались.
– Это правда, что вы три раза не могли тогда приземлиться? – спросил Дмитрий, услышав, о чем я говорил по телефону.
– Да, это было ужасно. Хотя, по-моему, для них это более-менее стандартная ситуация. В другой раз, наверное, года два назад, мы садились в Цюрихе. Не помню, откуда я летел, но зато помню, что самолет был винтовой. Нас так сильно трясло при посадке, что заклинило входную дверь. После приземления нам пришлось еще почти час сидеть в самолете… А ты хорошо знаешь английский? – поинтересовался я у него.
– Да, прилично. Я с тринадцати лет учился в школе в Англии, а потом окончил там университет.
– Круто! – сказал я, поднялся и, не надевая обуви, пошел в кабину пилотов.
– Как вас зовут? – спросил я, обращаясь сразу к обоим мужчинам и протягивая молодому его телефон.
– Он – Николай, я – Сергей, так же, как и шеф. Нам уже подтвердили взлет, так что сейчас начнем выруливать.
Я вернулся, поудобнее расположился в кресле, и мы поехали. Быстро добрались до взлетной полосы, вырулили к ее началу и остановились. Очереди из других самолетов на взлет не было.
Двигатели заработали громче, но не надрывно, как на больших лайнерах в момент старта, и наш самолет начал плавно, но очень шустро набирать скорость. Проехав совсем немного, мы оторвались от земли и устремились вверх. Нас мягко покачивало из стороны в сторону, и внутри маленького салона складывалось ощущение, что наш самолетик не летит, а плывет, раскачиваясь на воздушных волнах. Я смотрел на пестрые крошечные домики старинного города, ярко-синее море, зеленые лесистые горы в оранжевом свете клонившегося к закату солнца. Это было прекрасно. Я закрыл глаза. Не прошло и нескольких минут в окружении приятного запаха отделки салона, как под монотонный спокойный звук двигателей, убаюканный, как в детской колыбели, я заснул.
…Проснулся я будто от толчка. Открыл глаза и посмотрел вокруг. Дмитрий, развалившись, закинув ногу на деревянную отделку корпуса, смотрел в иллюминатор, пилоты, повернувшись друг к другу, о чем-то тихо беседовали. Я подошел к ним. Через стекло их кабины открывался потрясающий