- Ее… совершенно обнаженную, только на лице… Господи! - он смахнул выступивший на лбу пот. - Мне показалось, что у нее собачья морда.
Последнюю фразу Локшинов произнес шепотом и оглянулся, как будто их могли подслушивать.
- Вы серьезно?
- Я так хлопнул дверью, что единственная свеча погасла. Или ее задул сквозняк - в окнах были огромные щели. Я выхватил из кармана спички и зажег огонь. Мавра успела накинуть на себя какое-то покрывало, и с ее лица уже исчезла собачья морда. Я увидел валяющуюся на полу… искусно выполненную маску. Думаю, ее сделали, ободрав большую собаку. На столе были разложены ужасные предметы… какой-то окровавленный нож с черной ручкой, синие бусинки… или камешки, похожие на бирюзу, серебряная чаша… и отвратительные засушенные останки маленьких животных: то ли мышей, то ли лягушек. У меня тошнота подступила к горлу, внутри все похолодело. Понимаете… это удивительно: вроде бы все происходило как в тумане, в горячечном бреду, и в то же время каждая мелочь намертво врезалась в память. Стоит мне закрыть глаза, как я сразу же оказываюсь там… в той жуткой комнате, у стола, на котором горит свеча… и вижу Мавру, ослепительно красивую, с очами, пылающими адским огнем. Я протянул к ней руку, но она отпрянула и закричала: «Прочь! Изыди… Ты погубил мою силу! Ты… Убирайся вон и никогда больше не попадайся мне на пути. Через тебя пришло то, что должно было спать во мраке. Нарушился магический круг…» От ее слов меня словно ударило в грудь потоком воздуха, я пошатнулся и попятился, одержимый одной только мыслью - бежать, исчезнуть, зарыться в землю. Да! Именно зарыться в землю. Но… в могилу ведь живым не полезешь. Я не помню, как добрался до сарая, взял веревку… Остальное вы знаете.
Локшинов схватился двумя руками за голову и сжал ее, раскачиваясь из стороны в сторону.
- С тех пор вы никогда больше не видели Мавру Виленину? - спросил сыщик.
Демьян Васильевич поднял на него мутные глаза.
- Правильно вы сказали… ее фамилия была Виленина. Прошли годы, и я ни на минуту не переставал думать о ней. Вам опять покажется странной моя двойственность - я гнал от себя те воспоминания, а на самом деле жил ими. Это разрывает меня на части! Иногда я начинаю сомневаться - а происходило ли все наяву? Вдруг то была игра моего измученного ума, видения, созданные болезнью? Возможно, она гнездится у меня в мозгу… а я не признаюсь в этом. Если отвечать на ваш вопрос, то Мавру я так и не видел с того момента, как выскочил за порог ее дома. Однако вчера… кто же звал меня из темноты?
- То есть вы не знаете, куда она уехала из Березина, какова ее судьба?
Локшинов, скривившись, словно от боли, отрицательно покачал головой.
- Нет. Но… примерно полгода назад мне стали приходить письма. Вместо обратного адреса были указаны разные почтовые отделения и незнакомая фамилия отправителя - Собакина. Я никогда не знал женщины с такой фамилией. Письма не могут быть старыми, потому что они напечатаны на компьютере, насколько я могу судить, и бумага новая.
- А что в них написано?
Демьян Васильевич смутился.
- Видите ли, я уже полагаю, что и письма могут существовать только в моем воображении. Их содержание непонятно, оно пугает. Я ничего, ничего не знаю! Я складывал письма в нижний ящик письменного стола. Посмотрите сами… лежат они там или нет?..
Смирнов присел у стола, выдвинул нижний ящик - писем не было. Он приподнял ворох квитанций, потрепанные журналы… на самом дне лежали несколько обычных почтовых конвертов, надорванных по краю.
- Я невероятно одинок, - продолжал говорить ему в спину господин Локшинов. - Словно я живу не в огромном городе, а на скалистом острове, вокруг которого простирается до самого горизонта безлюдный океан. Если я закричу, меня никто не услышит. Если я стану изливать душу, меня никто не поймет. От меня отвернутся, сочтут выжившим из ума идиотом.
Всеслав вытащил письма - ни одной буковки от руки, все напечатано. Картинки на конвертах все разные. Скорее всего, конверты покупали каждый раз, когда собирались отправить очередное послание.
- Вы вполне нормальный человек, - сказал сыщик бледному от волнения Локшинову. - Письма я нашел, вот они.
- Слава богу! - выдохнул тот. - Хоть это мне не померещилось. Возьмите их, прочитайте… может быть, что-то поймете.
- Почему вы решили все рассказать?
Демьян Васильевич отвел глаза.
- Она… велела мне поступить так. Думайте, что хотите, но я не посмел ослушаться.
Смирнов обратил внимание, что Локшинов не просит его говорить громче.
- Вы стали лучше слышать? - поинтересовался он.
- Я не спал всю ночь… к утру до меня дошли звуки хлопающих в подъезде дверей. Я не сообразил, в чем дело. Когда я встал и включил кран на кухне, я услышал журчание воды… как будто рассеялась плотная пелена, давившая на мои барабанные перепонки. Это чудо!
***
Межинов любил раннее лето, но в этом году он его не замечал. Бледные городские рассветы, цветение деревьев, теплые дожди, бурные грозы, свежая зелень в скверах существовали будто за стеклянной стеной, где-то в стороне от русла, по которому текла его жизнь.
- Нынче не до красот природы! - сердито ответил он сослуживцу, пригласившему на рыбалку.
Тот соблазнял дивным воздухом, речкой в камышах, костром, ухой. Подполковник отказался. Рыбалка! Сидеть с удочкой на берегу и следить за поплавком… когда здесь, в Москве, кто-то преследует Карину?
Рудольф Петрович уставился на фотографию мужчины, которую на всякий случай сделал оперативник - нет, лицо совершенно незнакомое. Кто бы это мог быть? Поклонник? Коллега по работе? Какие у него намерения?
Наверное, стоит встретиться с тем частным сыщиком, самому обо всем расспросить, особенно о Березине. Женщины-пенсионерки… удивительно! Голова идет кругом. При чем тут Березин, ничем не примечательный городишко?
Посидев в раздумьях, подполковник набрал рабочий номер Карины.
- Как ты себя чувствуешь?
- Кашляю…
Межинов ждал и боялся этих слов.
- А как Зоя Павловна?
- Плохо. Отец сам не свой, похудел килограммов на пять.
- Я заеду к тебе, - он бросил взгляд на часы. - Через сорок минут. Провожу домой.
- Ну, если хочешь…
В этом была вся Карина - жестокая и прекрасная, наверное, равнодушная к нему, Межинову. Она не нуждалась в его опеке, заботе, любви, но и не прогоняла.
Через тридцать пять минут, чуть раньше назначенного времени, Рудольф ждал ее у входа в «Анастазиум». Она выглядела, как всегда, потрясающе - в темной юбке выше колен, в открытой блузке. Разве что была несколько бледнее обычного.
- Пройдемся? - предложил он.
Карина молча взяла его под руку, и сердце Межинова забилось быстрее. В аллее летал тополиный пух. Они шли между деревьев, как между колонн.
- Я хочу кое-что показать тебе, - сказал подполковник, доставая из папки фото незнакомого мужчины. - Только не волнуйся. Посмотри, ты знаешь этого человека?
Она взяла снимок, долго изучала его, морщила лоб, пытаясь вспомнить.
- Нет, никогда не видела. А кто это?
- Пока выясняю, - уклончиво ответил подполковник.
Не мог же он сказать Карине, что за ней и за ее домом было установлено наблюдение? Подобное заявление вызвало бы взрыв негодования, а чем ему оправдываться? Она ведь не просила Межинова прибегать к таким мерам. Бурю возмущения он бы себе обеспечил.
Листва на тополях серебрилась от ветра, облака величаво плыли в сторону Останкино. В чуть задымленном воздухе смутно просматривался шпиль телевизионной башни.
Карина о чем-то думала, покашливала.
- Зайдем в кафе, выпьешь чего-нибудь горячего? - скрывая тревогу, спросил Рудольф.
- Почему ты показал мне эту фотографию? - вместо ответа задала встречный вопрос Карина. - Что за странные вещи происходят?
Этот вопрос он предусмотрел и заготовил правдоподобное объяснение.
- Вечерами я иногда жду тебя во дворе… от нечего делать курю, смотрю по сторонам. Когда этот мужчина появился в первый раз, я не обратил на него внимания. Второе появление насторожило меня. Он вел себя так, будто не хочет быть замеченным.
- Ну да, у тебя глаз наметанный, - саркастически улыбнулась Карина.
- Вот именно, - не обиделся Межинов. - Этот человек подходил к твоим дверям, но не звонил.
- Откуда ты знаешь? - ее глаза вспыхнули злым блеском. - Следил за мной?
- Не за тобой, а за ним. Он мне не понравился.
Щеки Карины покрылись красными пятнами, что говорило о крайней степени волнения.
- Может быть, кто-то кого-то искал, не знал номера квартиры… Жалко, что ты не принял обычного человека за вора и не арестовал его! А вдруг он изучал мои замки, чтобы проникнуть в квартиру и обокрасть ее? У ищейки особый ход мыслей, недоступный пониманию других людей!
- Карина… - опешил подполковник. - Ты несправедлива! Я только хотел…
- Окружить меня колючей проволокой! - завершила фразу по-своему она. - И не подпускать ко мне на пушечный выстрел ни одно существо мужского пола. Что, угадала? А если это мой кавалер? Кто дал тебе право лезть в мою личную жизнь, фотографировать людей, которые ко мне приходят?
