Ознакомительная версия.
– И сколько ему дописывать?
– Возможно, год.
– Жалко, что у меня нет столько времени.
– Очень жаль, – сказал Александр Васильевич. – Но… Знаете, я никогда не делаю прогнозов на будущее. Не гадалка, а совсем наоборот. Но в вашей невероятной ситуации я этот прогноз сделаю. Пройдет несколько лет, и ваш сын, Нина Васильевна, станет известным и состоятельным человеком. А затем он спасет миллионы людей, скорее всего.
– Масленников еще ни разу в жизни не ошибся, – пробормотал Земцов. – Можете ему поверить.
Женщина встала и вздохнула полной грудью. Она улыбнулась.
– Я знала это всегда. Конечно, только так… Когда будете ему сообщать про меня, потом… Скажите, что я все знала и была очень счастлива.
– Ох, елки, – вытер мокрый лоб Земцов, когда мать Дениса вышла. – Как-то меня вся эта история расцарапала, что ли.
– Я сказал ей правду, – произнес Масленников.
– Я знаю.
Нину Васильевну привез в квартиру Дениса водитель отдела Земцова. Она вошла в крошечную, уже очищенную до блеска квартирку, подошла к сверкающему окну, протянула руки вверх, к этим темнеющим небесным волнам.
– Спасибо, – сказала она им. – Не бросайте моего сына.
И тут, как подлый садист-убийца, напала на нее боль. Ее страшная, невыносимая боль. Она на четвереньках доползла до сумки, где лежали пять таблеток, которые ей выписывали после оформления каких-то дурацких бумаг, сидения в очередях, когда она изо всех сил старалась не потерять сознания. Она проглотила две. Подумала: «Хорошо, что не у Дениски. Хорошо, что это скоро кончится».
Когда боль стала тупой, а голова тяжелой, вдруг позвонил стационарный телефон. Нина Васильевна подумала, что это хозяйка, она ей по-прежнему платила за квартиру. И не узнала голоса. Вообще ничего сначала не поняла.
– Это мама Дениса? – раздался женский, какой-то слишком громкий голос.
– Кто спрашивает?
– Вы меня видели. Я на суд приходила. Аня Синицына я. Помните, я говорила, что это я его посылала убить? А мне не поверили.
– Помню.
– Я знаю, что вы к Дэну ездили. Я туда иногда звоню. Нет, не Денису, одному козлу. Он мне говорит про Дэна, я ему деньги на телефон кидаю. Как Денис?
– Хорошо, Аня. Все у него нормально. Он много работает. Ты меня извини, но я очень устала, плохо себя чувствую.
– Поняла. Я просто хочу сказать. Вы меня простите за все. За такое… Я правду говорила. Он ни при чем.
– Конечно, правду. Бог простит, Аня.
* * *
Анна вышла из такси у лавки восточных деликатесов, вошла и остановилась в изумлении на пороге. По центру зала стоял большой портрет Людмилы, перед ним гора темно-красных роз.
– Что это, Коля? – спросила она у охранника. – Я приехала, потому что Люда вроде сегодня возвращается.
– Беда у нас, Аня. Девочки расскажут. Мне нужно смотреть, чтобы только приличные люди сегодня приходили. Помянем коллективом, когда гости разойдутся.
В зале к Ане подошла самая симпатичная и улыбчивая официантка Людмилы. Она не улыбалась, на лице были только потрясение и горечь.
– Вот такие дела у нас. Не приедет больше никогда Людмила. Она умерла, собираясь домой. Сказали, сердце. Просто не выдержала счастья.
– Как такое может быть? Что это за ужас? Принеси мне чего-нибудь выпить…
Аня выпила чашечку саке, съела несколько ложек мороженого. Встала и подошла к портрету Людмилы.
– Ты что? – спросила она у него. – От какого такого счастья ты умерла? Так не бывает!
Потом повернулась к печальному менеджеру и требовательно заявила:
– Вы что тут устроили. Людмила – моя подруга. Я не позволю, чтобы в день ее смерти вокруг ее портрета ходили какие-то привидения. Она смотрит на ваши кислые рожи. Она для меня шоу собиралась ставить. Позови гитариста.
…Удивительная получилась сцена. На подиуме танцевала и пела Аня под музыку «Девушки из Нагасаки». Тонкая, длинноногая, какая-то нереальная, тающая в музыке фигурка. Она танцевала очень хорошо, а пела голосом низким и хрипловатым, как будто он треснул от слезы: «У ней такая маленькая грудь, а губы алые, как маки… Уходит капитан в далекий путь и любит девушку из Нагасаки»…
Все гости перестали есть, смотрели и слушали очень серьезно, сотрудники стояли замерев, женщины всхлипывали.
Аня замолчала, посмотрела в зал, на приличных гостей, отобранных Колей. И сразу увидела широкое, усатое лицо режиссера Никиты. Когда она шла к нему, Никита уже открывал рот, чтобы что-то ей приятное сказать. Но не успел. Аня взяла широкую пиалу с саке и нашлепнула на его физиономию. Получилось как раз по размеру и форме. Как в песочнице…
– Я помянула тебя, Люда, – крикнула она портрету и вышла из зала.
– Класс, – сказал ей охранник. – Так еще никого не поминали.
* * *
Дина горько плакала в ночном саду. Ушла, чтобы ее плача не слышали ни ребенок, ни собаки. Когда горячие руки Александра притянули ее за плечи, сказала:
– Люда… Ты же понимаешь, что это?
– Да, – ответил он. – Понимаю. Мне очень больно, потому что окончательно убедился в том, какой это сильный, страстный, целеустремленный человек. Заметь, я не говорю «была», она осталась в нашей Виточке. И вот о чем я думаю с тех пор, как пришла эта весть. Жизнь Людмилы, нам ведь пришлось ее в подробностях узнать, – это борьба: война, страсти, отчаянные поступки, преодоления. И любовь. Она любила Вадима, она очень любит свою дочь. И кусочек счастья, которое она действительно узнала благодаря тому, что ты нашла ее ребенка, боролась за то, чтобы девочка вернулась к матери. Хотя любишь Виту не меньше, я-то знаю. Все это было в степени такого напряжения и потрясения… Людмила пришла к выводу, что исчерпала свой жизненный ресурс. И да, это правда, то, что она в последней фразе сказала о счастье. Для такого человека логично все оборвать на этой ноте. И еще – это великое доверие к тебе, Дина, Людмила признала тебя матерью своего ребенка.
– Ох, – задохнулась Дина. – Я – мать. Как-то так получилось, что я тоже родила нашу девочку.
– Был счастлив присутствовать при родах, – серьезно произнес Александр.
КОНЕЦ
Вперед, марш! (фр.)
Песня Владимира Высоцкого «Девушка из Нагасаки».
Песня Булата Окуджавы «Эта женщина в окне».
Ознакомительная версия.
