«Тряпка. — Коротко обозначала характер мужа Валерия Борисовна. — Из него каждый веревки вьет». Лара морщилась — веревки из тряпки — вещь ненадежная и никому не нужная. — «Он лояльный, демократичный и справедливый», — заступалась она. Теперь Лара с полным основанием делала ставку на любящее отеческое сердце.
Возможно, упрямица и заполучила бы тур в Болгарию в августе, если бы в конце июля не выяснилось, что она беременна. Осмыслив симптомы и сообразив, в чем дело, Лара пришла в ужас. Приятельница советовала втихаря избавиться от ребенка. что по тем временам было совсем не просто, тем более, девушке с твердыми моральными принципами. Паника сменилась здравым расчетом. Нет, тайного аборта она не сделает. Выждет до тех пор, пока скрывать положение будет уже невозможно и поставит родителей перед фактом. Жениха тут же вызовут в Москву. И все. наконец поймут сколь жестоко топтали неземную любовь.
Пренебрегая компаниями, вечеринками, Лара сидела на даче и ждала вестей от Пламена. Она часто звонил ему с телеграфа, но застала в Софие лишь дважды. Пламен говорил о том, как страшно занят, мотаясь со съемочной группой по курортам, как устал и как любит Лару.
— Я хочу, чтобы ты приехал сюда, в Москву. Я пошлю приглашение. Ты должен быть здесь не позже сентября, — кричала она через расстояние, казавшееся огромным из-за плохой связи. — У нас… — Господи, но как прокричать это в кабинке телеграфа, под настырными взглядами очереди? — У нас будет ребенок…
— Что, что? Не понял, что будет?
Связь вдруг стала отменной, хоть шепотом объясняйся. Словно они стояли друг против друга, а у Пламена вместо счастливого оказалось ошарашенное лицо.
— Не знаю, что будет. Может, мальчик, может, девочка…
— Ты шутишь? — Наконец-то он замер от радости.
— Нет. Я пришлю вызов, жди.
— Люблю тебя… — по русски пробормотал Пламен. — Жду.
Когда Лара объявила матери о своем положении, та, постояв в оцепенении, залепила дочери звонкую пощечину и закрылась в спальне, откуда вела телефонные разговоры до самого вечера. На следующий день мать повезла Лару к своему врачу-гинекологу и получила подтверждение: беременность двенадцать недель. Первый аборт — явление нежелательное.
В машине Валерия Борисовна прошипела, не глядя на дочь:
— Если ты все же решила окончательно изгадить свою жизнь, то я тебе это не позволю.
— Мама, я намерена родить ребенка от законного мужа. Он тоже хочет этого.
— Он хочет? — Валерия расхохоталась. — Отец получил ответ на запрос о фотографе Бончеве. Он живет в одной квартире с бывшей женой, какой-то… какой-то шлюшкой. У него нет приличного образования, постоянной работы. А главное… — Валерия торжествующе посмотрела на дочь. — Такие, как ты, у него каждую ночь меняются.
В субботу Решетовы принимали чету старых знакомых с сыном. Валерия Борисовна лучилась обаянием, гости пришли в восторг от тостов министра и красоты его дочери. Молодой человек — гений шахматных турниров, не отрывал глаз от тарелки.
— Я его сразу вычислила! — Сказала Валерия дочери, проводив гостей. У меня голова — Дворец съездов! Парень был с тобой в «Спутнике» и страшно влюбился. Розочка — очаровательная интеллигентная дама — так прямо и говорит: Сына будто подменили. Ночами не спит. стихи пишет. Милый, скромный, совершенно несовременный молодой человек. Знаешь, — она обняла дочь впервые после размолвки, — Зиновий чем-то напоминает мне папу. Он был точно такой же, когда мы познакомились…
— Да у нас с этим Зиновием ничего не было! Даже каких-нибудь симпатий! — Взвилась Лара, припомнив, однако, как покрывался ярким румянцем шахматист, оставаясь случайно наедине с ней.
— Не было — так будет. Зиновий Костержец — вполне приличная партия. Я выясняла, — они украинские евреи, вернее, украинцы с латвийской примесью. В общем, русские. Перспектива чемпиона мира! Это завидное положение.
— Мама, как ты можешь! — По щекам Лары побежали частые слезы — Я не люблю его!.
— Я все могу, когда речь идет о счастье моей дочери! А ты, дорогая моя, ещё сама не знаешь, о чем берешься судить.
… Молодых расписали во Дворце бракосочетания. Все было так, как мечтала Лара — восхитительное платье из французских кружев, потом ещё одно — атласное голубое для ужина в «Метрополе». Был полный зал гостей, специальный оркестр, море цветов и крики «Горько». Вот только страшно хотелось плакать или вовсе выкинуть нечто невообразимое — объявить присутствующим, что брак фиктивный, убежать из ресторана, из дома, из страны… Но куда? Мысль об изменах Пламена сводила Лару с ума. Вероятно, мать была права — болгарский красавчик мог бы жениться на дочке московского министра, но вряд ли оставил бы свои богемные привычки.
— Я не смогу приехать в августе, — сказал он ей в последнем разговоре, когда Лара хотела уже рассказать про затеваемый родителями брак.
— Ты должен! Это очень серьезно. Купи туристическую путевку. Придумай что-нибудь! Ты же такой сильный…
— Извини, девочка… — Послышалось после тягостной паузы. — У меня здесь кое-какие неприятности. Но это не телефонный разговор. И вообще… тебе нехорошо сюда звонить.
— Да что же мне делать?! Что, что мне делать?
— Созвонимся в сентябре, о'кей? Я люблю тебя…
Лора опустила трубку, чувствуя, как вместе с прервавшейся связью обрывается её жизнь. Жизнь разбилась вдребезги и теперь мириады острых осколков неслись в темноту, поблескивая на прощанье зеркальной искоркой.
Человек, говоривший с ней из солнечного болгарского города, был совсем чужим. На крымском берегу навсегда остался пылкий влюбленный по имени Пламен, клявшийся подарить Ларе все звезды.
Да что она понимала в жизни, восемнадцатилетняя дурочка, выросшая в оранжерейной атмосфере?! Разве она могла поверить, что люди — самые близкие и дорогие, — безжалостно растопчут её сердце?
Лара погрузилась в тупую апатию, безразлично взирая на закрутившуюся свадебную суету. Только за банкетным столом она начала осознавать происходящее, словно выныривая из долгого сна. Ужас и злость затягивали прелестную новобрачную в зияющую бездонную пропасть. Сидевшая рядом мать заметила, как задрожали руки Лары, как она уронила бокал и едва не потеряла сознание, затравленная многоголосым криком. «Горько, горько!» скандировали гости. Зиновий стоял, растеряно глядя на жену, охваченную столбняком. Повелительный жест Валерии Борисовны остановил ликование. В наступившей тишине она, как ни в чем ни бывало, оповестила: «Я хочу сказать несколько теплых слов о моем зяте…».
После развернутого, мастерски исполненного тоста министерша увела дочь в туалетную комнату и сильно встряхнула за плечи:
— Возьми себя в руки, Лара. Ты взрослая женщина и должна нести ответственность за свои поступки. Потерпи. Осталось совсем немного. Дай мне слово, что не закатишь истерику.
— Хорошо, не закачу…. - тихо согласилась новобрачная, припав к кафельной стенке. И начала медленно сползать на пол.
Гостям объявили о внезапном приступе аппендицита, Лару увезли в больницу, где она провалялась почти месяц. Врачи старались спасти ребенка, а Лара хотела лишь одного — умереть.
К ноябрьским праздникам её привезли домой — слабенькую, бледную, потерявшую ребенка.
— Зиновий не смог забрать тебя из больницы, он на турнире в Торонто.
— Ему известно?
— Нет! И, пожалуйста, девочка моя, оставим эту тему. Гнойный аппендицит с перитонитом. Больше ничего не было. — Категорически отрубила Валерия Борисовна…
— У меня же нет шва, — почему-то сказала Лара.
— Кто это, интересно, будет разглядывать? — Усмехнулась Валерия Борисовна, успевшая оценить своего зятя. Парень зациклен на шахматах, видит мир, расчерченным на черно-белые квадраты. Он так же далек от житейских проблем, как марсианин от быта землян. А плотские радости, похоже, ему и вовсе чужды. Удобный вариант замужества, означающий престижное положение и свободу одновременно. Жаль, что это совершенно невозможно втолковать дочери.
Впрочем, все постепенно наладилось. Лара начала занятия в университете, обзавелась новыми знакомыми. С мужем держалась так, словно он был мебелью. Слава Богу, не на глазах у родителей. Молодые перебрались в новенькую двухкомнатную кооперативную квартиру и продержались целых пять лет. Закончив университет, Лара поступила в аспирантуру. Зиновий, едва не став чемпионом мира, продолжал упорно стремиться к высотам шахматного мастерства. О детях они разговора не заводили.
В 1979 году семейство Решетовых пережило серьезные трудности. Оказалось, что Зиновий Костержец вовсе не украинец, а натуральный еврей, рвущийся вместе со своими родителями на историческую родину. Неприятная ситуация для дочери ответственного номенклатурного работника. Лара спешно развелась с мужем, Валерия Борисовна же доверительно делилась с приятельницами сокровенными тайнами: все эти годы её несчастная дочь была страшно несчастлива в браке с полусумасшедшим импотентом.
