— Александр Борисович, займитесь этим вундеркиндом, я посмотрю на улице. — Он снова не успел опомниться, как Маргарита спрыгнула с подоконника и растворилась во мраке.
— Честное слою, Александр Борисович, вы, наверное, что-то не то подумали… — булькал Мышкевич, молитвенно таращась на Турецкого. — Ну, не сам же я себе ногу сломал, в конце концов… Вас кто-то ждал в номере, я не видел его лица, все так быстро произошло… Вам его уже не поймать…
Турецкий опустился в кресло, взялся за голову, в которой разгонялась веселая карусель. Следить за событиями и держать их под контролем он уже не успевал. Мышкевич оперся на больную ногу, заорал очень выразительно и вновь принялся кататься по полу.
— Послушайте, Александр Борисович… — он отдышался, заговорил срывающимся голосом. — Я знаю, у кого из районной прокуратуры была связь с генералом Бекасовым. Подозреваю, это была любовная связь. Длилась она недолго, но кто его знает…
«И где этот крендель умудряется добывать информацию?» — с невольным пиететом подумал Турецкий.
— У кого была связь с генералом, Эдик?
— Вы должны ее знать, — выхаркнул Мышке-вич. — Это следователь прокуратуры Ситникова…
А он точно не дурак, мысленно резюмировал Турецкий.
— Полежи тут, Эдик, и не вздумай никуда уходить. — Он подошел к окну, высунулся наружу. Чернота царила густая. Едва-едва вырисовывался контур машины, лежащее неподалеку тело…
Он выбрался наружу, спрыгнул с выступа фундамента. Тень возникла из-за угла, он машинально вскинул пистолет.
— Не вздумайте пальнуть, Александр Борисович, это я, — проворчала Маргарита. Она тяжело дышала. — Бесполезно. Тот, кто здесь был… если, конечно, кто-то был… уже далеко. Кажется, едет милиция…
Он прислушался. Сонную тишину райцентра рвала милицейская сирена. Надо же, как в приличном полицейском боевике…
— Послушайте, Александр Борисович… — замялась Маргарита. — Я готова вам помочь, но… знаете, не хочется афишировать свое присутствие в данное время в данном месте. Если Мышкевич проговорится, тогда, конечно, упоминайте мое имя, но если будет молчать… В общем, я у себя в номере, хорошо?
— Воля ваша, — вздохнул Турецкий. — Услуга за услугу, Маргарита. Сделайте вид, что не заметили у меня пистолет. Сами можете догадаться, что это оружие не убийства, а защиты.
— Договорились. — Она коснулась его руки и побежала к крыльцу, хотя быстрее было бы забраться обратно через окно…
Сирена приближалась — милиция уже свернула с Большой Муромской и осваивала прилегающие к ней проулки, будоража сон местных граждан. Он добрел на подгибающихся ногах до лежащего у машины тела, тяжело опустился на колени. Погладил Эльвиру по лбу. Девушка застонала, сделала тяжкий вздох. Словно гром расколол голову! Он радостно ахнул, припал к ней. Вскочил, метнулся влево, вправо — где же, черт возьми, он оставил фонарь! Выхватил сотовый телефон, раскрыл, поднес к женскому лицу, осветив ее весьма условным светом. Веки Эльвиры дрожали, она никак не могла открыть глаза. Он захлебнулся своей шальной радостью, стал надрывно кашлять.
— Она живая! — бросился он к выворачивающей из-за угла милицейской машине, чуть не прыгнув под колеса. — Живая она, черти! Вызывайте «скорую»!
Откуда взялись силы достойно встретить «противника»? Он выдержал яростную психическую атаку. На него орал майор Багульник, орал, плюясь слюной, капитан Извеков, едва не настучал по больному затылку взбешенный оперативник Татарцев.
— Успокойся, пацан, — он отшвырнул парня от себя. — Что за бред, лучше ты мне объясни! Эльвира не должна была ехать одна, я просил, чтобы она позвонила тебе, еще кому-нибудь! Почему ты не приехал?!
— Мне никто не звонил! — бросался на него, как матрос на амбразуру, Татарцев. Потом внезапно сник, задрожал, махнул рукой и признался, что был на свидании с девушкой, специально отключил телефон. А когда включил, тот вовсю надрывался, исторгая вопли начальства.
— Товарищ майор, мы должны немедленно выдворить этого типа из города! — сотрясал воздух рассвирепевший Извеков. — До его приезда у нас все было тихо! А теперь что? — Он начал загибать пальцы. — Лыбина убили, Эльвира может не выжить, двое пострадавших — администратор Овсеенко и этот недоделанный Мышкевич! Кроме того, мне поступали жалобы из дома Бекасова — этот тип ведет себя нагло, надоедает своим присутствием, задает неприличные вопросы семье, потерявшей кормильца…
— В самом деле, Александр Борисович, — смущенно бормотал майор Багульник, — ваше присутствие начинает превращать наш городок непонятно во что. Я буду вынужден написать жалобу в Генеральную прокуратуру…
— Как вы правы, — ядовито отозвался Турецкий. — До моего приезда у вас все было тихо и патриархально, не считая, может быть, трех трупов на озере и одного в прокуратуре! Прекращайте балаган, господа милиционеры! Эй, не урони, что ты делаешь, растяпа?! — Он бросился, чтобы подхватить носилки с Эльвирой, которые чрезмерно расторопные санитары запихивали в карету скорой помощи. От сотрясения она открыла глаза, нашла ими Турецкого, открыла рот, чтобы что-то сказать, закашлялась… С колотящимся сердцем он провожал глазами отъезжающую машину, схватился за сигареты, начал жадно курить. Подошла вторая машина, в нее загрузили прыгающего на одной ноге Мышкевича — тот порывался что-то сказать Турецкому, но злые санитары с ним не церемонились.
— Езжай, Эдик, — махнул рукой Турецкий, — позднее поговорим. Спасибо тебе, твоя информация пригодилась…
Как славно, что он успел все-таки перекинуться с ним парой слов.
— Товарищ майор, мы еще должны выяснить, так ли уж этот тип непричастен к тому, что здесь произошло… — начал выдавать очередной перл Извеков. Турецкий досадливо оттолкнул его, не выясняя, к какому именно «типу» адресован перл, шагнул к высокому милицейскому начальству.
— Владимир Иванович, признаю, я облажался, возможно, убийца меня переиграл, но не вижу причин, чтобы не арестовать его этой ночью. Соберите ваших людей и, ради бога, уберите куда-нибудь Извекова, пока он нам окончательно все не испортил.
— Вы знаете, кого нужно арестовать? — недоверчиво буркнул майор.
— Знаю, — кивнул Турецкий. — Только дайте несколько минут — мне пришла в голову еще одна занимательная мысль…
Он вернулся в гостиницу, осторожно постучал в служебную каморку Антонины Андреевны, приоткрыл дверь.
— Вы позволите, Антонина Андреевна?
Женщина лежала на кушетке с мокрым полотенцем на голове. Жалобно смотрела в потолок, тщась, очевидно, получить ответ у Господа, за что он ее так наказал.
— Да, конечно, милости прошу, молодой человек… — Она приподнялась. — Простите, что в таком непрезентабельном виде… А что, вообще, случилось? Сюда заходила милиция, забегал врач «Скорой помощи»…
— Напрасно вы не поехали в больницу.
— Ах, бросьте, что со мной будет… Отлежусь, оклемаюсь. Если снова, конечно, не ударят.
— Не ударят, — уверил Турецкий. — Уж я за этим прослежу. Вспомните, Антонина Андреевна, вы вчера обмолвились, что мне в четверг звонили из секретариата Генеральной прокуратуры.
— Да, я прекрасно помню, у меня вполне приличная память для моего возраста.
— В котором часу это было? Хотя бы примерно.
— Зачем примерно, молодой человек? Это было в десять вечера — как раз начинались новости но второму каналу. Я еще подумала: как точно звонят— с сигналами точного времени…
— Звонила женщина?
— Да, звонила женщина. Она сказала…
— Неважно, что она сказала, Антонина Андреевна. Вернее… важно не все, что она сказала. Она не спрашивала, где я? В гостинице или где-то в отъезде?
— Да, вы знаете, она спросила… — женщина насторожилась. — Я ответила, что вы уже в номере. И если она хочет, я могу вас связать. Она сказала, что не нужно, что это простая формальность, она просто делает то, что велело начальство. Ей нужно вписать в отчет, что работник уже на месте, или что-то в этом роде…
— Отлично. А теперь внимание, Антонина Андреевна. Я прокручу вам три записи. Прислушайтесь к голосам. Не надо слушать, что они говорят. Слушайте, как говорят. Интонации, модуляции, все такое…
— Подождите, вы хотите сказать, что у вас есть голос?..
— Ради бога, не нужно вопросов, вам нельзя нервничать. Просто помогите отловить преступника. — Он достал телефон. — Слушайте.
Он прокрутил ей три фрагмента записи. Антонина Андреевна убрала со лба полотенце, наморщила лоб. Он прокрутил повторно. Для пущего восприятия включил на третий раз.
— Не надо больше, — помотала головой женщина. — Это запись номер три. Та самая женщина. Судя по всему, она пыталась изменить голос, говорила официальным тоном, но изменить тембр не смогла… Это точно она, молодой человек, уж поверьте, я за свою жизнь наслушалась голосов…
