— Я понял, — жестко сказал Меркулов, — выходит, Кассарин с помощью других убил Ракитина и все! С него даже спросить нельзя?! Так?
— Не совсем. Хоть Кассарин и один из столпов советской разведки, знаток внутренних дел и еще больше международных, и надо быть с ним предельно осторожным, но и его можно припечатать к стенке.
— Как? — Меркулов недоверчиво поджал губы. — Вы же утверждаете, что коллегия КГБ не нашла за ним вины и освободила от ответственности.
— Примите один совет, — сказал полковник Пономарев, грустно улыбаясь, — еще будучи председателем КГБ Юрий Владимирович ввел новое правило. Чтобы исключить круговую поруку и боязнь получить ярлык этой неавторизованной активности, Андропов приказал повесить в вестибюле нашего основного здания КГБ в Кунцево особый почтовый ящик. Любой сотрудник органов может подойти к этому ящику и опустить письмо. В письме можно даже указать, что-де мой начальник — генерал такой-то — американский шпион! Каждый час происходит выемка и содержимое ящика кладется на/ стол Андропова.
— Теперь Федорчука, — уточнил Меркулов.
— Теперь — Чебрикова. Вчера подписан Указ о переводе Федорчука в МВД, а новым председателем КГБ утвержден Виктор Михайлович Чебриков. Щелокова с Чурбановым поперли, и слава Богу, они столько дров наломали, столько у государства перекрали… Решается вопрос об их аресте… Да, так вот, Константин Дмитрич, ключи от этого самого ящика только у двух помощников председателя, больше доступа к ящику никто не имеет.
— Понятно, — сказал Меркулов глядя на панораму Москвы, — вы советуете мне положить письмо на имя Чсбрикова в этот ящик?
— Именно, — кивнул Пономарев, — если хотите, отдайте письмо мне, я найду способ вложить его в этот ящик.
— И что дальше?
— Дальше — вас пригласит к себе Виктор Михайлович. Вы расскажете все о злоупотреблениях генерал-майора Кассарина, доложите про убийство Ракитина, приведете доводы… Иядумаю, ядаже уверен, последуют оргвыводы. Кассарин будет отстранен от должности, и не исключено, что руководство КГБ даст санкцию на его арест, и он, как миленький, пойдет под трибунал. Так что, Константин Дмитрич, как говорится, зло будет наказано, и добро восторжествует…
— Хорошо, — задумчиво произнес Меркулов, — так мы и сделаем, Валерий Сергеевич. Когда вам можно будет подвезти мое заявление?
— В любое время, адрес вы знаете… Прощайте, Константин Дмит-> рич, вернее, до свидания…
Когда поезд подъехал к станции метро «Кутузовская», я посмотрел на часы: было семь минут одиннадцатого. Я прикинул: если бы я пошел в поликлинику, то часа два, а то и три ушло бы у меня на очереди в разные там кабинеты и рентгены. Так что Меркулов меня не хватится еще часа два. Я сорвался с сиденья и разжал уже почти закрывшиеся двери вагона. На Кутузовском проспекте я взял такси и поехал на Фрунзенскую набережную.
Рита открыла мне дверь, лицо у нес было испуганное:
— Саша… Я тебя вчера везде искала… Что-нибудь случилось? На ней была серая вязанная шапочка и синее пальто в талию с серым барашковым воротником. И выглядела она лет на пятнадцать, не больше. В руке она держала соединенные между собой алюминиевые судки, в каких обычно арбатские пенсионеры — всякие там заслуженные артисты или зубные врачи — носят из «Праги» готовые обеды.
— Жорке сделали вчера операцию, что-то у него там с коленкой — помнишь Жору, бородатого, у которого мы были в мастерской? — Конечно, я помнил его. — Ты представляешь, как кормят в районной больнице. Вот я ему наготовила тут всего…
Рита замолчала, закрыла дверь, поставила судки на пол, прошла в комнату и вернулась с телеграммой в руках. Я прочитал телеграмму, и вес ужасы вчерашней ночи обрушились на меня снова: «Вылетаю в субботу, 27 ноября. СсргсТ». Я растерялся самым жалким образом. Но Рита взяла меня за руку и усадила на тахту.
— Сашка… ведь это к лучшему. Я ему никак не решалась написать… А теперь все решится само собой… Ты, вот, думаешь, наверно, что я умная. А я — дура. — Рита говорила тихо н медленно, рассматривая свои сиреневые ногти на длинных топких пальцах. — Он пришел к нам в школу на выпускной вечер… Знаешь, он тогда был адъютантом в академии Фрунзе… п они были шефами нашей школы… И мне очень его форма понравилась. Ведь дура, правда? Мы с ним танцевали дурацкие вальсы… и потом он привез меня в эту квартиру.
Рита закурила. Я нсотрызпо смотрел га пес н не знал — радоваться мне или печалиться. Но одно я знал с достоверностью, что я любил се так, как никто никогда никого не любил.
— И потом… нет. не то что я поумнела, просто увидела, что не могу больше… что мы с ним… я не знаю… по разную сторону баррикад…
— А ты уверена, что со мной ты будешь по одну сторону? — сказал я, подумав о Кассаринс, Пархоменко, Грязновс — как ни верти, получалось, что я с ними из одной команды.
Рита придавила сигарету в пепельнице, обняла меня за шею и совсем легко сказала:
— Это не имеет никакого значения. Потому что гсбя я люблю.
Я прижался к се губам. Вязаная шапочка слетела с Ритиных волос, и они рассыпались пепельным водопадом по зеленой обивке тахты.
На полу в коридоре стыли судочки с Жоркиным обедом…
Пока Рита кормила ненасытного художника, я делал на се машине круги вокруг больницы. У меня уже совсем хорошо получалось, но мешал велосипедист, который делал тс же самые круги с точно такой же скоростью. Наконец мне удалось его обогнать, при этом я немного царапнулся дверью о придорожные кусты. Потом я выехал на Л;осиповку, доехал до Даниловского универмага, развернулся, незаметно показав язык постовому милиционеру, и сделал еще несколько рейсов по прилегающим улицам.
Через полчаса появилась Рита. Вдохновленный своими водительскими успехами, я поведал ей о вчерашнем происшествии.
— Я за тобой сегодня в шесть часов заеду, — сказала она, глядя на меня потемневшими от ужаса глазами.
— Сейчас я буду тебе драть уши, — сказал Меркулов, выслушав мой жизнерадостный рассказ о мифическом походе на обследование в поликлинику, — и тебя только чудо может спасти от наказания. И учти на будущее — у меня резко отрицательное отношение к вранью, даже если оно во спасение…
И Меркулов с полнейшей серьезностью потянулся к моим ушам. И тогда я сотворил «чудо» — вынул из кармана украденную у Кассарина записочку.
— «Алла, срочно сообщи, куда ты спрятала письмо Мазера. Твой В.», — прочитал Меркулов и вопросительно посмотрел на меня. — «Когда вытащишь меня из этой сральни, — он опять глянул на меня, — тогда и получишь. Алла».
Он хлопнул записочкой о стол и уставился на меня немигающим взглядом светлых глаз.
— Расследованием, произведенным стажером Турецким, было установлено… — начал было я фиглярничать, но увидел, что этот номер сегодня не проходит, — так вот, ее вчера допрашивал Пого-релов, а потом пришел Грязное…
В общем, я рассказал Меркулову, как было дело. Потом как можно ближе к истине, в лицах изобразил визит в Комитет государственной безопасности.
Меркулов молчал, потом растер щеки ладонями, как будто он только что с мороза, и наконец сказал:
— Когда такими делами занимаются типы вроде нашего Пархоменко, это воспринимается как само собой разумеющееся. А Вячеслав такой в сущности славный парень… Грустно все это, Саша, вот что! Что же касается твоей, как говорят чекисты, неавторизованной активности в наших взаимоотношениях с КГБ, то, может быть, ты и прав — нам надо выигрывать кусочки времени. Но вот похищением этой бумажки, уличающей мадам Серко в отравлении господина Мазера, ты перечеркнул весь выигрыш. Этого тебе Кассарим не простит…
Совершенно секретно
Начальнику Отдела особых расследований генерал-майору госбезопасности топ. Кассарппу В. В.СПЕЦДОНЕСЕНИЕ
Сегодня на Ленинских горах нам удалось записать разговор между следователем Меркуловым К. Д. и сотрудником 1 — го Главного Управления КГ15 СССР Пономаревым В. С
Полковник Пономарев, друг убитого Ракитина, посоветовал Меркулову добиться личного приема у генерал-полковника Чебрикова В. М. Он рекомендовал воспользоваться почтовым ящиком для направления корреспонденции лично Председателю КГБ. И, судя по реакции Меркулова, последний просил Пономарева завтра в течение дня передать его письмо тов. Чсбрикову.
Сегодня были вмонтированы «маячки» (электронные подслушивающие устройства) в панель и багажник автомобилей «ладя» МКЦ 14–77, принадлежащей гр-ке Счастливой М. П. и «волга» МОС 88–69, прикрепленной на ноябрь к следователю Меркулову К. Д. (Данная техника позволяет нашей спецмашине держать в поле зрения любое передвижение вышеуказанных автомобилей.)
Произведенное наблюдение показало, что автомобиль «лада» МКЦ 14–77 тронулся от дома 48 по Фрунзенской набережной и прибыл па Люсиновскую улицу в 11 часов 30 минут. В течение получаса машина делала круги вокруг больницы N 35, а затем пошла к Даниловской площади, курсируя но прилегающим улицам с односторонним движением в направлении, противоположном установленному. В 14–30 «лада» вернулась к месту постоянной стоянки на Фрунзенской набережной.
