Мне приходилось иметь дело с профессиональными преступниками, чьим доверием я пользовался, и они мне рассказывали, что несколько раз им приходилось сталкиваться с ограбленными и те не опознавали их. С другой стороны, их несколько раз опознавали свидетели по делу, с которым они, обвиняемые, не имели ничего общего.
Существует еще один плодотворный источник для ошибок при опознании.
Давайте предположим, что некий уважаемый гражданин подвергся нападению на улице одного из больших городов Соединенных Штатов. Явившись в полицию, он рассказывает о происшедшем.
Полиция хочет показать ему, как она занята делом и только делом. Она просит его дать описание налетчика. Но в то время гражданин находился в эмоциональном возбуждении. Он, может быть, еще не пришел в себя от страха. Освещение на улице было далеко не идеальным. Оказавшись в полиции, он никак не может отделаться от напряжения.
— Какого он был роста? — спрашивает полицейский. — Высокий?
Жертва начинает лихорадочно вспоминать.
— Примерно такого роста, как этот парень? — спрашивает полицейский, показывая на одного из детективов.
— Нет, чуть меньше.
— Как другой наш парень?
— Нечто вроде.
— Отлично, — говорит офицер. — Итак, пять футов восемь дюймов.
Теперь насчет веса. Как вот у этого парня?
— Нет, скорее, как вот у того.
— Вес сто шестьдесят пять фунтов.
Затем они представляют ограбленному галерею снимков преступников с кратким описанием подвигов каждого.
Гражданин начинает просматривать снимки.
Примерно в это время один из полицейских говорит:
— Слушайте, мне в голову пришла мысль. Ричард Рой только что, недели две назад, освободился из Сант-Квентина, а его посадили как раз за такие делишки. Тут явно чувствуется его почерк.
— Бог мой, точно так и есть! — восклицает другой полицейский. — Ребята, я думаю, мы это дело тут же раскрутим. Вроде мы знаем этого типа.
Из досье вынимается и демонстрируется карточка Ричарда Роя.
Жертва начинает отрицательно качать головой.
— Минутку, — предупреждает ее полицейский. — Не торопитесь с этим делом. Мнение у вас может еще измениться. Я думаю, что если вы увидите этого человека, то опознаете его в любой толпе. Не забывайте, что снимок сделан четыре или пять лет назад и порой изображенный человек может выглядеть совершенно по-другому. Так что не гоните волну. Внимательно рассмотрите снимок. Поднесите его к свету, вглядитесь в него.
Гражданин продолжает изучать снимок. Вроде бы явно не тот человек. Полицейский спрашивает его, почему жертва не может опознать преступника, просит указать на детали фотографии, которые не совпадают с обликом грабителя.
Наконец гражданин соглашается на то, что называется «частичным опознанием».
После чего он отправляется домой. Проходит две недели, и он слышит в телефонной трубке голос улыбающегося детектива.
— Я думаю, что мы взяли вашего. Приезжайте и попробуйте опознать его.
Гражданин направляется в полицейский участок. Его вводят в затемненную комнату, в которой сидят пять человек. Тот, кто в середине, — Ричард Рой. Человек, как при вспышке, узнает его. Он уже видел раньше это лицо. Оно ему знакомо. Оно имеет какое-то отношение к истории с ограблением. Он уверенно кивает.
— Этот и есть.
Сколько из таких опознаний продиктовано подлинными воспоминаниями о лице преступника, а сколько — теми минутами, когда он столь внимательно изучал лицо на предъявленном ему снимке, что оно в самом деле стало казаться ему знакомым.
Этого никто не знает. Не знает полиция. Никто. Даже сам свидетель не знает.
Хотя полиция должна знать, что десятки таких уверенных опознаний в свете дальнейших фактов рассыпаются, потому что они были сделаны под воздействием впечатлений от заранее предъявленных снимков. Оказывается, можно убедительно опознать человека, который при всем усилии воображения не может иметь никакого отношения к преступлению.
Такого рода «опознания» вели к частым судебным ошибкам. И в самом деле, если суд с недоверием относится к дополнительным свидетельствам и не может полагаться на показания очевидцев, из чего он должен исходить?
Ответ, конечно, заключается в том, что необходимо принимать свидетельские показания, но и тщательно оценивать интеллектуальные способности лица, проводящего опознание, и его честность.
Можно припомнить статью, появившуюся в «Сатердей Ивнинг Пост» под названием «Я был обвинен в сексуальном преступлении», написанную бизнесменом, которого задержала полиция, когда он ехал с работы домой. Машина его остановилась в уличной пробке, и перед ней проехал патрульный полисмен на мотоцикле, направляясь к двум девушкам, которые, плача, крича и размахивая руками, стояли на тротуаре.
Выяснилось, что патрульный по ошибке принял его за водителя, только что вылетевшего из-за угла, а две молодые девушки взывали о помощи, потому что какой-то человек только что непристойно обнажился перед ними.
Они «опознали» бизнесмена как развратника, который приставал к ним.
Бизнесмен был тут же арестован. Отдан под суд. И осужден. Любая его попытка доказать свою невиновность с ходу отбрасывалась. Власти просто не обращали внимания на его доказательства, потому что были уверены, что имеют дело с преступником. Когда человек, который в самом деле совершал эти действия, написал властям письмо, сообщая им, что они осудили невиновного, власти, не мудрствуя лукаво, сочли это письмо фальшивкой и даже взяли на себя смелость обвинить дочь осужденного в его авторстве. «Эксперты» по почерку доказали, что письмо это писала она.
Эта трагедия ошибок подошла к концу, когда настоящий виновник, терзаясь угрызениями совести, сдался властям и приложил немало усилий, уламывая несговорчивых полицейских, что он в самом деле виновен.
Имеются буквально сотни случаев, относительно которых есть основания подозревать, что они построены на ложных опознаниях. У нас есть немало писем от заключенных, осужденных за изнасилования, и я глубоко уверен, что основой для приговоров стали ошибочные опознания.
К сожалению, есть и другие факторы, которые способствуют такого рода ошибкам.
В той истории, о которой рассказывала «Сатердей Ивнинг Пост», выяснилось, что полиция предоставила двум девушкам возможность предварительно посмотреть на подозрительного человека и изучить его внешность, прежде чем он был представлен для опознания в ряду других лиц. Другими словами, было проведено «предварительное опознание».
Такое случается нередко, когда подозреваемого в преступлении показывают жертве, и задержанный даже не догадывается об этом.
Несколько лет назад в Детройте рассматривалось достаточно интересное дело. На свалке было найдено тело девушки. Она была убита ударом ножа в спину. Рана была нанесена снизу вверх, а не в обратном направлении, как можно было бы предполагать, если считать, что убийца преследовал ее и нанес удар сзади.
Полиция была сбита с толку. Наконец она получила сведения, что молодого человека, работавшего на станции техобслуживания неподалеку, видели с ножом в руках.
К тому времени полиция почти потеряла надежду раскрыть это преступление и отчаянно ухватилась за наводку. Был найден нож. Арестовав подозреваемого, они наконец добились от него признания.
Этот человек был осужден за убийство первой степени. Адвокат, представлявший его, был изумлен тем, что по крайней мере в двух аспектах признание не согласовывалось с фактическими обстоятельствами дела. Первым делом, если он в самом деле говорил правду об убийстве, след от удара ножа, конечно же, должен был быть направлен сверху вниз, а не наоборот.
То была маленькая деталь такого типа, которую обвинитель пренебрежительно отбрасывает в сторону, как «техническую подробность», считая ее «последней соломинкой», за которую тщетно хватается обвиняемый.
Жюри не испытывало симпатий к подсудимому, и все шло к тому, что он вот-вот будет осужден за убийство первой степени, когда в ходе расследования другого преступления полиция нашла сумочку, принадлежавшую убитой. Так как эта сумочка была в руках лица, которое, вне всякого сомнения, совершило ряд преступлений, полиция стала искать дальше и обнаружила нож, который куда в большей степени отвечал описанию оружия, убившего девушку, чем нож, принадлежавший оператору станции техобслуживания.
Развязка ситуации выразилась в том, что судье пришлось прервать обсуждение, к которому уже приступило жюри присяжных, и объявить им, что найден настоящий преступник, а человек, который сидел на скамье подсудимых, на самом деле невиновен в преступлении, хотя от него и было получено признание.
Дела такого рода связаны с ошибочной тенденцией валить все шишки на представителя обвинения только потому, что он представляет дело, которое вела полиция.
