Нагль не мог спуститься в подвал в то время, когда прошел на угол Бифстик-стрит за своим «Стандартом», — заметил Мартин. — Мальчик, продавец газет, не мог поклясться, что видел его. Он мог купить газету, возвращаясь в Стин, но также мог приобрести ее и во время ленча, сунув в карман.
— Думаю, так и было, — сказал Далглиш. — Поэтому он не разрешил Калли проверить по ней результаты скачек. Калли сразу обнаружил бы, что это дневной выпуск. Поэтому Нагль забирает газету с собой, на площадке у лестницы заворачивает в нее корм для кота, а потом бросает ее в топку котла. Он недолго находится в подвале один. Следом за ним сразу же спускается Дженни Придди. Но все равно Нагль успевает снова закрыть дверь черного хода на засов и зайти к медсестре Болам, чтобы спросить, готово ли белье для прачечной. Если бы Придди не спустилась в подвал, он отыскал бы ее в главной канцелярии. Никоим образом ему нельзя было оставаться в подвале одному больше минуты. Убийство должно было быть зафиксировано тем временем, когда он выходил с почтой.
— Мне кажется странным, почему он не оставил дверь в подвал незакрытой на засов, — сказал Мартин, — после убийства. Ведь он мог сам обратить на это внимание… А пятнадцать соверенов после проникновения в клинику полковника Фентона наверняка взял он. Такие ребята всегда знают, где что лежит. Нагль думал, что поступает правильно.
— Больше похоже на то, что он хотел скрыть причины проникновения в клинику, хотел представить все обычной кражей со взломом. Ему совсем не улыбалось навести полицию на мысль, почему неизвестный, оказавшись в здании, копается в медицинских документах. Вымогая эти пятнадцать фунтов в месяц, получать которые мог только он сам, Нагль не думал, что может возникнуть такое стечение обстоятельств. И, видимо, обрадовался, завладев деньгами в тот вечер. Но это было не главное. Он воспользовался лифтом. Это был тонкий расчет. Надо было за пять минут подняться на второй этаж, а затем выскользнуть из подвальной двери, при этом предполагалось, что кто-нибудь может услышать звуки движения лифта и запомнить.
Сержант Мартин подумал, что это все хорошо увязывается одно с другим, но, дьявол его побери, требует доказательств. И сказал об этом.
— Именно это я имел в виду вчера, — согласился Далглиш. — Но теперь мы заставили Нагля потерять хладнокровие. И в связи с этим должны заглянуть сегодня вечером в Стин. Если он там, попробуем на него немного нажать. По крайней мере, мы теперь знаем, чего достигли.
* * *
За полчаса до того, как Далглиш и Мартин побывали на площадке перед квартирой на четвертом этаже дома в Пимлико, Питер Нагль вошел через парадный вход в клинику и запер за собой дверь. Он не включал свет и освещал себе путь в подвал сильным фонариком. В подвале надо было сделать немногое: закрыть кран печи для сушки, проверить работу котла. Затем он собирался заняться своим собственным маленьким дельцем. Для этого надо войти в регистратуру. Это теплое, как бы распространяющее ощущение смерти помещение не внушало ему ужаса. Смерть была смертью, финишем, полной потерей энергии, молчанием для каждого. В мире всевозрастающих неопределенностей это достаточно четко определено. Для человека с нервами, позволяющими убивать, имелось многое, чего следовало бояться более обоснованно. И сюда не входил страх перед призраком смерти.
Вдруг Нагль услышал звонок в парадную дверь. Звонок был робкий, как бы пробный, но он прозвучал в тишине клиники сверхъестественно громко. Когда Нагль открыл дверь, через порог быстро проскользнула фигура Дженни, она показалась ему духом-двойником, являющимся незадолго до смерти, тонким призраком, рожденным ночной темнотой и туманом.
— Извини, милый, я должна была тебя увидеть, — сказала Дженни. — Я не нашла тебя в студии и подумала, что ты здесь.
— Кто-нибудь видел тебя у моего дома? — спросил он.
Он чувствовал, что это важно, чувствовал, не зная почему. Она удивленно посмотрела на него:
— Нет. Дом казался совершенно пустым. Я никого не встретила. А почему ты спрашиваешь?
— Да так, ерунда. Пойдем вниз. Я зажгу газовый камин. Ты замерзла.
Они вместе спустились в подвал, их шаги отдавались гулким эхом в мрачной тишине здания, которое завтра наполнится голосами, движением и непрерывным гулом полной значения деятельности. Дженни шла на цыпочках, а когда начинала говорить, сразу переходила на шепот. На верхней площадке лестницы взяла его руку в свою, и он почувствовал, что та дрожит. Когда они спустились наполовину, внезапно раздался слабый шум и она остановилась.
— Что это?
— Ничего, Наверно, Тигр выскребает свою консервную банку.
Наконец они оказались в комнате отдыха портье, и вспыхнул огонь. Нагль удобно устроился в одном из кресел и улыбнулся Дженни. Чертовски досадно, что она пришла именно сейчас, но он должен скрыть раздражение. Во всяком случае, он мог избавиться от нее достаточно быстро. Хорошо было бы, чтобы она ушла из клиники до десяти часов.
— Все в порядке? — спросил он.
Неожиданно она опустилась на ковер у его ног и обхватила его бедра. Ее затуманенные глаза смотрели на него в страстной мольбе.
— Милый, я должна знать! Я не представляю, что ты сделал. Но я люблю тебя и хочу помочь. Милый, ты должен рассказать мне, что тебя тревожит.
Это было хуже, чем он опасался. Она как-то что-то разузнала. Но как? И что?
— Ради Бога, скажи, что должно меня тревожить? — спросил он, стараясь говорить беззаботно. — В следующий раз ты, видимо, сообщишь, что ее убил я.
— Ох, Питер, пожалуйста, не шути! Я очень беспокоюсь. Случилось что-то дурное, я знаю это. Это все деньги? Да? Ты взял эти пятнадцать фунтов?
Он смог громко, с облегчением рассмеяться. В порыве чувства крепко обхватил ее руками, прижал к себе, его голос приглушали ее волосы.
— Глупый ребенок! Если я захочу воровать, я в любое время достану большие деньги. Зачем мне размениваться на такие мелочи? С чего тебе вдруг пришла в голову эта чепуха?
— Почему ты взял их? Ох, милый, не сердись на меня. Я так волновалась. На, посмотри газету.
— Ради Бога, что за газета?
Нагль едва удержался, чтобы не встряхнуть Дженни. И был рад, что она не может видеть его лицо. Но что она, во имя Бога, пыталась сказать?
— «Стандарт». Этот сержант пришел к нам сегодня вечером. Я купила на ужин рыбу и жареный картофель. Когда я развернула продукты на кухне, я просмотрела газету, в которую они были завернуты. Это был «Стандарт» за пятницу. Там на первой странице помещен большой снимок воздушной катастрофы, ты знаешь, он занимал первую полосу… И тогда я вспомнила, что мы завертывали в твой номер «Стандарта» пищу для Тигра. Но там первая страница была иной. Этого снимка я раньше не видела.
Он сжал ее в объятиях и совершенно спокойно спросил:
— Ты ничего не сказала об этом полицейскому?
— Конечно нет, милый! Узнав об этом, они заподозрят тебя! Я никому ничего не говорила, но мне было нужно видеть тебя. Меня не волнуют эти пятнадцать фунтов. Меня не волнует, встретил ли ты ее в подвале. Я знаю, ты не убивал ее. Все, что я хочу от тебя, — это довериться мне. Я люблю тебя и хочу помочь. Я не смогу это сделать, если ты будешь от меня таиться.
Это было то, что все они ему говорили, но в действительности, ни один человек из миллиона не хотел знать правду о нем. На секунду Нагль заколебался — не сказать ли ей, не выплюнуть ли всю эту жестокую историю в бесхитростное умоляющее лицо и посмотреть, как вдруг исчезнет выражение жалости и любви. Возможно, она могла бы перенести то, что узнала о мисс Болам. Но это было пустяком в сравнении с другим. Как она выдержит слова, о том, что он шантажировал всех не ради нее, что он ничего не делал для сохранения их любви и что нет никакой любви, которую надо было бы сохранять, нет и никогда не было. Конечно, он мог бы жениться на ней. Он всегда знал, что это может стать необходимостью. Только она одна могла свидетельствовать против него в суде, и был только один надежный способ заставить ее держать язык за зубами, Но времени оставалось мало. В конце недели он собирался быть в Париже. А в этом случае пришлось бы путешествовать не одному. Нагль задумался. Пересадив Дженни на ручку кресла, все еще обнимая ее, прижав свое лицо к ее щеке, он мягко проговорил:
— Послушай, дорогая. Есть кое-что, что тебе следует знать. Я не говорил тебе об этом прежде, потому что не хотел причинять волнение. Я в самом деле взял пятнадцать фунтов. Конечно, совершил ужасную глупость, но сейчас беспокоиться об этом бессмысленно — поздно. Думаю, что мисс Болам должна была догадываться, но точно, не знаю. Она ничего мне не говорила, и по телефону ей звонил не я. Но я был в подвале после того, как ее убили. Я оставил заднюю дверь открытой и вернулся этой дорогой. Меня выводит из себя, что этот старый дурак Калли отмечает меня, когда я вхожу и когда выхожу, будто я такой же рехнувшийся, как больные, и просит у меня газету, как только я появляюсь. Почему бы ему самому не покупать газету, проклятому старому скряге! Представится случай, я ему подложу свинью. Так вот, когда я вернулся через заднюю дверь в подвал, то увидел в регистратуре свет, дверь была приоткрыта, ну я и заглянул в нее. Там и лежало тело. Я знал, что меня не должны застать на этом месте, тем более вдруг раскроется история с пятнадцатью монетами, поэтому снова выскользнул через заднюю дверь подвала и, как обычно, вернулся через парадный вход. Конечно, я промолчал об этом и молчу до сих пор. Я должен был так поступить, дорогая. Я собирался быть у Боллинджера в конце этой недели, а полиция не позволила бы мне уехать, если бы меня начали подозревать. А если я не уеду сейчас, другого такого шанса в моей жизни больше не будет.
