Толчок поставили. Матрас бросили на пол. Даже простыню не пожалели».
Значит, убивать ее пока не собираются.
Зачем она Сотникову? Хочет отомстить ей за побег? Замучить на глазах других членов банды, чтобы неповадно было удирать от него? Или он снова вцепился в нее, как в амулет, и больше из рук не выпустит?
Приглушенно брякнул засов. Дверь она разглядела как следует только сейчас, когда та приоткрылась; на секунду Даша увидела ее толщину, и ей стало не по себе.
Вошел Максим.
– Здорово, лягушка-путешественница!
Он выглядел очень довольным. Круглая башка на тонкой шее, казалось, вот-вот начнет крутиться вокруг своей оси от радости.
Даша настороженно следила ним.
– Не ссы, лягуха, – добродушно сказал Максим. Он присел на корточки и поставил перед ней пластиковую посудину с вареной картошкой. – Вилочка тебе тоже пластиковая. Вернешь. Они у меня все наперечет.
Даша разлепила губы.
– Где я?
– Не имеешь ты права на вопросы, лягуха, – укоризненно сказал Макс.
– А Ника где?
– А тебе до нее что? Где надо. Жри!
Он похлопал ее по плечу и вышел. Снаружи снова лязгнуло.
«А подвальчик-то они подготовили заранее, – подумала Даша. – Какой нормальный хозяин будет на внешней стороне двери ставить засовы? Сотников это! Обжился здесь, как паук».
Сначала ей казалось, что она не проглотит и картофелины, но когда запах теплой еды ударил в нос, у Даши проснулся аппетит. Она заставила себя есть медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек. Времени у нее много, нужно себя чем-то занять. Попросить, что ли, у Макса кроссворды или комиксы…
Она тихо засмеялась.
И тут же осеклась, потому что из-за стены донесся женский вскрик.
Звук был негромкий, но отчетливый. Даша вскочила, едва не перевернув плошку, подлетела к двери и забарабанила в нее:
– Хватит! Перестаньте!
Дверь снова распахнулась, едва не ударив ее по носу, и в подвал ввалился Макс. За ним в коридоре виднелся Петр. «Ну все, – обреченно подумала Даша. – Сейчас еще Сотников подтянется, и конец. Замучают».
На голову нацепили мешок. Руки в два движения утянули сзади – стяжка больно врезалась в кожу. Даша закусила губу и не пикнула.
Ее вытолкали в коридор и потащили куда-то. Она едва успевала перебирать ногами, чтобы не споткнуться. Принюхалась, пытаясь хотя бы так получить еще какую-нибудь информацию, но пахло только старой пыльной тряпкой.
Шаги, приглушенная ругань, стук двери. Ее куда-то втащили. Даша уловила шестым чувством, что в комнате, кроме них, еще есть люди.
После недолгой тишины ее усадили на стул. Возня, бормотание… Кто-то крепко ухватил ее за плечи – и вдруг отпустил, словно в испуге отдернув руки.
А затем тело пронзил разряд. В нее словно вогнали иглы со всех сторон. Она выгнулась от боли, клацнула зубами, сползла со стула на пол, и тут же боль отпустила, осталось только ее эхо во всем теле.
– Прекратите! Ублюдки! Отпустите ее!
Кричала Ника.
– Хватит, хватит, ХВАТИТ! Я сделаю… – Ей не хватало воздуха, она задыхалась. – Я сделаю все! Не трогайте ее!
Дашу отволокли обратно в подвал и бросили на матрас, даже не сняв мешка, только стяжку разрезали. Она сама стащила его дрожащими пальцами и облегченно глотнула спертый подвальный воздух, показавшийся свежим, как после дождя.
Вот, значит, зачем она здесь! Для того, чтобы Егор мог добиться от Ники всего, чего захочет.
Видал Егор в гробу ее удачливость! Мучить саму Нику он не решился. Или она оказалась слишком стойкой, и он понял, что не получит того, что хочет. А тут ее маленькая приятельница под рукой, как удобно…
Даша всхлипывала на своем комковатом матрасе от боли и страха. Каждый раз, как Ника заартачится, Даше будут надевать на голову мешок и тащить в соседнюю комнату, чтобы бить током. А потом просто убьют. Пашка останется без нее, а он же дурачок, и никто ему не поможет, как ей никто не помог…
Ей вспомнились двое сыщиков: как они сидят в ресторане под плывущим над ними парусником, и над столом поднимается запах чая.
«Этот фрукт называется личи», – сказал Макар.
Если ее убьют, она ни разу не попробует личи. Глупость какая-то: она пила чай с личи, но не знает, что это за фрукт. Или ягода?
Фрукт или ягода?
Погуглить бы, каков он на вид и где растет…
Нет, а что? Свистнуть Макса, попросить у него телефончик…
Даша поймала себя на том, что слезы высохли. Она лежала и ухмылялась. Неизвестное растение личи вытащило ее из липкого страха.
Частных детективов тоже не нужно списывать со счетов. Какой шухер они поднимут, когда поймут, что Ника и Даша исчезли! Особенно взбесится Бабкин. Ух, как он взбеленится! Пойдет все крушить, как трансформер.
А его приятель, юркий хорек, отыщет их по следу. Будет вынюхивать, скользить в сырой траве, пока след не приведет его сюда, и тогда он явится ночью и передушит в этом поганом курятнике всех, кто обижал ее и Нику.
Некоторое время Даша с блаженной улыбкой созерцала картины, которые разворачивались в ее воображении. Затем тряхнула головой и спохватилась.
Из всех жизненных задниц она вытаскивала себя сама.
Сбежала от своей поганой семейки. Сбежала от Баридзеева. Сбежит и еще раз – маленький черствый колобок, который никому не достанется на зуб.
– Подавишься! – отчетливо выговорила Даша в адрес Егора.
Перевернулась на другой бок, вытерла слезы и сказала себе, что нужно поспать. Уже засыпая, снова услышала голос, читавший книжку. Только в этот раз читала не мама, а Ника, и Даша сидела у ее ног в круге теплого света, почему-то плача, хотя уточка спаслась, и зайцы спаслись, и даже лисицу не убили. А все равно почему-то было страшно, тоскливо и безнадежно, словно они с Никой смотрят вверх со дна реки, машут руками, а снаружи, на краю льда, в темноту полыньи вглядываются Бабкин с Илюшиным и не видят их сквозь толщу мертвой воды, в которой невозмутимо гребет какой-то седой дядька-лодочник с очень синими глазами и плавником на сухой мускулистой спине.
Охранники блеяли и мычали что-то невразумительное. Так продолжалось до тех пор, пока в дело не вступил Бабкин. Под воздействием его короткой, но мотивирующей речи к обоим вернулся дар слова.
– Короче, ей позвонили, – хмуро сказал тот, который был за старшего. Бабкин про себя окрестил его полудурком, а второго, румяного, кретином. – Овчинниковой, в смысле. Я в саду был, слышал, как она разговаривала. Да какой там разговор! Только ахнула в трубку: «Этого не может быть». Голос стал такой… Как у мертвой. И сразу пошла к калитке. Я даже спросить
