подошла к столу.
– Среднюю, – сказала Аманда.
– Увеличить вдвое.
– Но…
– Он хорошо справляется, хоть период его пребывания меньше, чем у других. Я думаю, всё из-за группы крови.
– Или из-за генетики.
– А он кто? – спросил доктор.
– Азиат.
– Может быть, – протянул он, – всё может быть.
Господи, на что он смотрел, этот Нортон, когда разговаривал с Амандой? На её грудь? Я не видел её лица, мне нужно было её лицо!
– Мистер Нортон, – сказала она, – за вчерашний день у нас два смертельных исхода.
– Опять? – тут он посмотрел ей прямо в глаза.
Хорошо, очень хорошо, я остановил запись и увеличил картинку.
Миловидная женщина лет сорока с родинкой на переносице, широкими скулами и карими глазами. Сделал скриншот.
Загрузил фотографию в базу данных и поиск по фото. Сканирование черт лица, роговицы глаза, быстрые цветные линии программы определения лиц бегали по фото, проходя по каждому очертанию, каждого изгиба лица, пока не остановились, издав характерный сигнал:
Сканирование завершено.
Аманда Рей.
36 лет.
Семейное положение: не замужем.
Учёная степень: кандидат медицинских наук.
Должность: старший научный сотрудник медицинского университета.
Она работала в этой компании уже три года и была старшим ассистентом при лаборатории.
Я хотел узнать о ней ещё больше, но в глазах нещадно двоилось.
На часах – полпервого ночи, я засиживался дотемна уже третьи сутки. И этих дней мне не хватало, я не был уверен, что не упустил ничего. Но то, что от этой Аманды будет больше пользы, чем от всех остальных, я нутром это чуял. Скопировав на внешний диск последнюю карту памяти Аманды и Нортона, я пошёл домой. Было ещё несколько карт за прошлые годы, но просмотреть все за один день я бы всё равно не успел.
– Опять задержались? – улыбнулся охранник.
– Много работы.
– Доброй ночи, мистер Невилл.
Я вышел на улицу. Затхлый несвежий воздух обдал и без того уставшее лицо. Я надел респиратор. На фасаде соседнего небоскрёба – то же табло со счастливой семьей.
«Создавайте семьи на «Новой земле».
Я побрёл домой.
Моя семья была родом из детства. Второй я так и не создал. Я помнил деда и мать с отцом, но чётче всего отца.
Помню, как сидел на коленях у папы и пересматривал фотоальбом. Тот мир со старых фото очень отличался от того, что был за окном.
– А эта фотография твоего деда, – сказал как-то отец, показав на очередное фото. – Он здесь получил награду по физике за участие в международной олимпиаде, после он сразу же поступил в университет. Ему здесь, кажется, лет шестнадцать.
Дед почти что всегда молчал и почти никогда не улыбался. По крайней мере, только таким я его и помнил.
– Твой дедушка – очень серьёзный человек, Льюис.
Та фотография была единственной, на которой я видел его улыбку. Она была единственной, на которой я видел его подростком.
Я редко пересматривал карты из детства, почти никогда, хоть почти что всё позабыл. Мне было десять, когда дед умер.
«Человек, не знающий прошлого, не узнает, кто он сам», – говорил мне отец.
Мой дед стоял у истоков этой компании, и поначалу я даже гордился им. Если бы не он, я бы здесь не работал, если бы не он, люди бы не научились исправлять ошибки прошлого, если бы не он, не создали бы новые, если бы не мой дед, мир не был бы таким ужасным, каким был сейчас. Я старался думать, что это не он породил этот хаос, что это не он развязал руки тем, кто мог безнаказанно устранять людей, вернувшись на двадцать лет назад, а после удалять все улики. Что это не по его указу придумали те таблетки, которыми с детства пичкали всех, уничтожая в них память. Мой дед их не пил, как и отец, как и я, но об этом никто не знал.
Эта корпорация «Новая земля» возникла как следствие того кошмара, в который был погружён старый мир. Никто теперь не нёс ответственности за настоящее, потому что его можно было изменить.
Я несколько раз замечал, как просыпался в чуть изменённой реальности, и хоть возвращение в прошлое было давно под запретом, всё продолжало меняться, кто-то продолжал всё менять. Я мог проснуться утром и увидеть другой логотип на привычной пачке хлопьев, или других ведущих на федеральном канале, или других актёров в кино. Я не знал, замечали ли это другие, но мир постоянно менялся, не спрашивая о том нас.
Город погрузился в ещё большую темноту. Через дорогу пробегали крысы, на тротуарах бездомные грелись у костров. Возле меня тормозили такси, ждали и уезжали пустыми.
«Более пяти тысяч семей уже отпраздновали новоселье на «Новой земле», – гласила реклама на фасаде одной из высоток. – И ты можешь стать одним из них. Ежегодная лотерея «Золотой дракон» разыгрывает по десять жилищных сертификатов каждую неделю.
Купи лотерею и стань счастливым обладателем нового дома на «Новой земле»!
Я просто валился с ног, когда добрался до своей квартиры. Из разговора Нортона и его ассистентки было понятно, что они проводят какой-то эксперимент, скорее всего, на «Новой земле», скорее всего, это поселение закрытого типа. У меня не было сил, чтобы думать… Я выключил свет и упал на кровать. Желание заснуть боролось с желанием вывести их на чистую воду.
А что дальше? Я вдруг понял, что не знал, что будет дальше. Разве это возможно, пойти против них?
Меня забирала усталость. Она смыкала глаза, гудела в ушах белым шумом. Я не слышал почти ничего, кроме голоса папы откуда-то издали, из недр подуставшей памяти.
– Дед не мог пойти против тех, кто спонсировал его, Льюис, – говорил отец, – там были слишком серьёзные люди. И от своей идеи отказаться он тоже не мог, она была его жизнью, его бесконечной мечтой.
– Зачем он вообще решил что-то менять?
– Ты же помнишь, что благодаря твоему деду…
– …выжил известный учёный.
– Который потом спас…
– …больную девочку.
– Да, так что спи, сынок, спи, и помни – твой дедушка любит тебя.
– Я думал, он не умеет.
– Он просто не знает, как надо уметь.
Отец накрыл меня ватным одеялом, и я провалился в сон.
Только изредка Аманда поднималась на верхние этажи к этому Нортону и только, чтобы доложить о результатах. Все остальное время она проводила ниже, значительно ниже, там, куда уходил рабочий лифт. Да, в этом здании было два лифта, один прозрачный, на котором приехал я. Другой – вполне себе
