а еще через долю секунды подоконник был уже пуст…
– Я сразу же бросился к окну, – тихо произнес Ярослав после недолгого молчания. – Хотел ее как-то удержать, не дать ей упасть, но было уже поздно. Все произошло слишком быстро…
– И что вы сделали? – спросила я, искренне потрясенная его рассказом. Разумеется, у меня не было возможности полностью удостовериться в правдивости слов Ярослава, но моя интуиция подсказывала мне, что он не лжет. К тому же его рассказ вполне согласовывался с картиной, которую я обнаружила во время своего визита в квартиру Шальновской.
– А что мне было делать? – равнодушно пожал плечами Ярослав. – Я был в шоке, у меня в голове вертелась только одна мысль – может, Камилла еще жива и ей можно помочь. Начал вспоминать случаи, когда люди, упав с большой высоты, все же оставались живы. Я выбежал из квартиры и помчался вниз по лестнице, про зажигалку я даже не вспомнил. Услышал, как позади меня захлопнулась дверь. От сквозняка, наверное. Когда я оказался возле подъезда, увидел, что возле Камиллы стояла пожилая женщина и все повторяла, что «Скорая» тут не нужна. Да я и сам понял, что Камилле уже ничем не поможешь, она умерла. Мне даже показалось, что она продолжала сжимать в руке ту самую ромашку. Хотя точно сказать не могу…
Нет, не показалось. Однако вслух я этого говорить не стала.
– И что же было дальше?
– Ничего. Стали собираться люди, на меня никто не обращал внимания, и я попросту ушел. Я был словно во сне. Пешком вернулся к себе домой, лег на кровать и проспал до середины следующего дня. Не помню, как отключился. А когда проснулся, просмотрел местные новостные сайты. В одном из них говорилось, что минувшей ночью произошла трагедия. Из окна собственной квартиры на семнадцатом этаже выпала и разбилась насмерть молодая женщина. Следствие установило, что в момент своей гибели девушка находилась в квартире одна. Также говорилось, что на месте происшествия не было обнаружено предсмертной записки. Хозяйка квартиры погибла в результате собственной неосторожности. Несчастный случай. Потом я вспомнил о тех сообщениях, которые вам удалось восстановить, и решил все же их удалить. А заодно и нашу с Вероникой переписку. Вот и все.
Вот и все, подумала я, выслушав этот отчет. Картина гибели Камиллы Шальновской, сводной сестры моей клиентки, полностью восстановлена. Теперь я могу представить ей уже свой отчет и получить свой законный гонорар. Но все же мне было не по себе. Я попросила Ярослава сделать мне копию записи его последнего разговора с Камиллой, что он и выполнил без единого слова. Получив запись, доказывающую, что Камилла Шальновская погибла в результате несчастного случая, я некоторое время смотрела на Ярослава. Его состояние мне очень не понравилось, он молча сидел, устремив неподвижный взгляд куда-то в пространство.
– И как мне теперь жить? – внезапно спросил Ярослав.
Я всегда терпеть не могла подобные вопросы. Я ведь частный детектив, а не практикующий психолог. Но тут я неожиданно для себя ответила:
– Помогите Веронике избавиться от ее зависимости. Вы ведь знаете, что она начала пить?
Ярослав пристально посмотрел на меня и молча кивнул.
– Пожалуй, вы правы. Кроме меня, у нее никого не осталось. Я постараюсь ей помочь, сделаю все, что смогу.
– Думаю, у вас все получится, – с этими словами я встала и направилась к двери. Больше мне незачем было оставаться в этой квартире.
– Постойте! – Ярослав внезапно очнулся, когда я уже взялась за ручку входной двери. – А как же полиция? Вы ведь сообщите?
Я покачала головой:
– Это был несчастный случай. Состав преступления отсутствует.
– Не могу я в это поверить, – Елизавета Ковалькова, моя клиентка, подняла на меня покрасневшие глаза. По ее щекам струились слезы, она машинально утирала их платком, который нервно комкала в руке. – Все, что угодно, могла представить, но чтобы так…
Елизавета не договорила и спрятала лицо в ладони, ее плечи тряслись словно в лихорадке. С того момента, когда закончилась запись разговора Ярослава Шелковихина с Камиллой, прошло минут двадцать, и только теперь моя клиентка обрела способность более или менее связно выражать свои мысли. До этого Ковалькова издавала лишь невнятные реплики, из которых трудно было понять, что ее больше всего потрясло: трагическая нелепая смерть ее сводной сестры или же внезапно открывшиеся обстоятельства, предшествующие гибели Камиллы.
– Какая гнусность! – прошептала Елизавета, качая головой. – Как она могла, моя младшая сестренка! Она ведь бродячих собак всегда жалела, кошку бездомную однажды к ветеринару отвезла, лечила на свои деньги. Потом соседям пристроила. Еще сказала тогда, если бы не взяли, оставила бы ее у себя… И вдруг такая жестокость. Откуда, почему?
Квартирный вопрос, мысленно ответила я. Вслух я ничего подобного не сказала, но Елизавета, по-видимому, внезапно обрела способность читать мысли.
– Да если ей так нужна была квартира, почему она не обратилась ко мне? Неужели бы я ей не помогла?! А теперь у меня нет больше сестры. Вообще никого нет. И из-за чего? Из-за какой-то несчастной однушки!
Я молчала, не находя подходящих слов утешения.
Но тут Елизавета задала мне вопрос, которого я меньше всего была склонна ожидать.
– Скажите, а то, что сейчас пишут об Эдуарде, – это все правда?
Я отлично знала, что «это все» – самая что ни на есть правда, однако предпочла дать обтекаемый и ни к чему не обязывающий ответ.
– Я не располагаю подобными сведениями. Но, как правило, следственные органы не делают голословных заявлений. Не тот уровень, как вы сами понимаете.
Ковалькова смотрела мне в лицо расширившимися от испуга глазами.
– Да-да, вы правы, – поспешно произнесла она полушепотом. – Но какой ужас, кто бы мог подумать! А я-то…
Елизавета не договорила, но я и так поняла, какие именно мысли ее сейчас занимали. Да, голубушка, не каждый обладатель золотой зажигалки действительно респектабельный мужчина. С респектабельностью тут все обстоит весьма проблематично.
– Его теперь осудят? – спросила Елизавета.
– Это решит только суд, – холодно отозвалась я.
– Да, я понимаю… – прошептала она, опустив глаза.
Я все же ожидала, что все мысли и чувства
