решетку канализационного люка, когда почувствовал, как что-то тяжелое упало ему на ногу, болью отдалось в каждом пальце, в каждой мышце ступни; что-то тяжелое брякнуло о решетку, а после булькнуло в глубине, утонув в темноте канализационного стока. Корчась от боли, он залез в карман и просунул дрожащие пальцы сквозь дырявый подклад.
Но отступать было нельзя. Он вошел в подъезд, поздоровался с выходившим из дома, поднялся на третий этаж и постучал в дверь Марты Селеш. Ее шаги появлялись чуть слышно, потом все четче, и вот они уже у двери. Ручка щелкнула и повернулась. Она только успела открыть, как он ввалился в квартиру, схватил ее за волосы, прижал к себе, закрыл ногой дверь и начал что-то запихивать ей в рот. Это были таблетки, весь бутылек снотворного, который он всегда носил для Марты. Жертва извивалась. Он надавил на ее шею, нащупав артерию внизу подбородка, она закрыла глаза и медленно осела на пол. Взяв с плиты чайник, Грег запрокинул голову жертвы и стал вливать воду ей в рот. Убедившись, что таблетки прошли, уложил ее на пол, придав нужную позу. Только сейчас он ее разглядел, только сейчас понял, что девушка совсем не похожа на ту, за которой он пришел. Но было уже слишком поздно.
– Он что, просидел здесь всю ночь?
Твердый стук каблуков разносился по темному коридору, отлетая от стен, застревая в железных дверях.
– Слушай, я его не сразу узнал, он в таком виде…
– Открывай давай.
Решетки изолятора скрипнули засовами, впустив дневной свет и два силуэта. Маркус открыл глаза. Тень вышла из сумрака.
– Я чуть с ума не сошел, когда мне позвонили. – Напротив него стоял Кристофер. – Ты хоть представляешь, как напугал меня?
– Его доставили ночью, – сказал другой полицейский. – Он здорово перепугал людей.
– Ты можешь идти, спасибо.
Сержант оглядел Хейза с ног до головы, еще недолго помялся на месте, вздохнул и ушел.
Кристофер стянул грязную пижаму со взмокшего тела брата и передал ему новый спортивный костюм и кроссовки.
– Тебе надо отдохнуть, принять душ, прийти в себя.
– Это не мое, – Маркус смотрел на вещи.
– Это важно?
– У меня своего ничего уже нет?
– О чем ты? – Кристофер придвинул стул и сел напротив него.
– Кто живет в моем доме, черт возьми?
– Ты хоть понимаешь, что натворил сегодня? Ты угнал фургон, тебя могли убить…
– Кто живет в моем доме?
– Арендаторы. Хорошая семья. Они снимают первый этаж; на второй, в вашу спальню, никто не заходит.
– Зачем ты его сдал?
– А чем, по-твоему, я должен был платить за твое…
Кристофер замолчал. Он еще не говорил об этом с братом; он думал, Маркус поймет все сам, увидит, осознает, примет как данность, с которой сам Крис еще не свыкся. Он не мог поверить, что это случилось с Маркусом, с самым закоренелым скептиком на свете. Но, может, с такими людьми оно и случается, размышлял Крис, смотря, как брат надевает штаны; может, такие люди, не верящие ни во что ненормальное, не подходящее под законы логики и рассудка, – может, они и встречаются с этим ненормальным лицом к лицу…
Маркус выглядел спокойным. Он застегнул молнию на кофте, осмотрел костюм и сел на скрипучую койку зашнуровывать обувь как ни в чем не бывало. Будто и не было этой ночи, в которую Крис мчался как сумасшедший на другой конец города, заносясь на поворотах под проливным дождем. Будто не бежал он весь вымокший, молясь о хорошем, в кабинет к Зимерману, будто не потерял последнюю надежду, выслушивая предположения доктора о возможной, да еще и групповой, шизофрении. Ему показалось, он и сам постепенно сходит с ума. Слишком многое случилось за последний год, слишком мало сил осталось на все.
– За мое что? – переспросил Маркус.
– Не понял? – Крис пришел в себя.
– За что ты должен платить?
– За твою квартиру, – еле выговорил он.
Маркус вздохнул поглубже и выпустил до того сжатый в груди тяжелый воздух.
– Что происходит? Ты знал, что территория моего дома охраняется?
– Знал…
– И давно?
– Всегда.
– Где я живу, черт возьми? – На лбу Маркуса набухла вена, глаза забегали, руки вновь затряслись.
– Только не переживай, – начал Крис, – это хорошее место, Маркус…
Затем встал со стула и подошел к двери. Он не мог смотреть на брата, он не мог видеть его таким.
– Хорошее место для кого? – не понял Маркус.
– Для людей… – Крис замолчал, пытаясь подобрать слова. – Для тех, кому нужна помощь, кому не так комфортно среди…
– Я не совсем понимаю.
Крис обернулся. Он старался не показывать слабости, но это у него плохо получалось.
– Ты понимаешь, где находишься? – вдруг спросил он, цепляясь за последнюю надежду.
– В полицейском участке.
– Отлично. Только не волнуйся, хорошо? – Он подошел к брату.
– Говори уже наконец.
– Тот дом, твоя квартира, – это лечебница.
– Лечебница? Психушка, что ли?
– Нет… точнее, да… в общем, почти. Но не для тяжелых. Там все безобидные – по крайней мере, в вашем корпусе. Можно гулять и общаться; правда, ты за этот год почти никуда не выходил…
– И как же меня лечили?
– Первые полгода – комплексная терапия, ты почти ничего не помнил; потом препараты назначали слабее, а вскоре и вовсе почти все отменили. Тебя колют два раза в неделю. Это легкая терапия, для поддержания…
– Кто колет?
– Сара, ты же помнишь Сару?
– Медсестра из первой квартиры.
– Это не квартира, Маркус, это медкабинет, и у вас не квартиры, а палаты.
– Не понял.
– Ты лежишь в стационаре для людей с проблемами психики.
– Я не псих, Кристофер, ты же знаешь… Как ты мог отдать меня туда?
– Ты видел мертвую жену, черт возьми! Каждый божий день! Если б мы не успели и не приняли меры, тебя направили бы куда подальше и кололи кое-чем посильнее, и оттуда ты точно не сбежал бы и не вылез бы вообще никогда! А здесь, в этом центре, тебя ведет отличный врач. Он психиатр с огромным стажем, доктор наук…
– Я не знаю никакого психиатра.
– Мистер Зимерман…
– Управляющий домом?
– Это ты так решил.
– Но почему?
– Я не знаю. Я пытался понять, но, прости… Я говорил с ним, в последний раз сегодня ночью. Мистер Зимерман считает, что твой случай несложный, что это просто коллективный…
– Коллективный бред?
– Вот видишь, – Кристофер улыбнулся какой-то кривой, натянутой улыбкой. – Ты же все понимаешь, Маркус, – он схватил его за обе щеки, – ты же не можешь не понимать, что лечебница – это не дом, а палата – не твоя
