– Однако улик нет, нет предположительного мотива и не назван подозреваемый. Разве не похоже это послание на проделки какого-то шутника? Возможно, кто-то просто хочет доставить неприятности колледжу.
Дэлглиш передал записку обратно Тривзу, но тот лишь нетерпеливо отмахнулся и продолжил:
– Есть и другие варианты. Полагаю, вы не станете их исключать. Лично я к этому отнесся более серьезно. Конечно, письмо напечатано на компьютере, поэтому шансов обнаружить какие-нибудь характерные петли у букв «ж» и «х», на которые всегда обращают внимание в детективах, нет. И не трудитесь снимать отпечатки пальцев. Я это уже сделал. Конфиденциально, естественно. Безрезультатно, как и ожидалось. На мой взгляд, автор явно образован. Он – или она – правильно расставляет знаки препинания. В век безграмотности я бы предположил, что это больше указывает на человека среднего возраста, а не на молодого.
– К тому же вас явно старались подтолкнуть к каким-то действиям, – заметил Дэлглиш.
– Не понимаю.
– Ну, вы же пришли сюда, сэр.
– Вы упомянули, что усыновили мальчика. А что известно о его происхождении? – поинтересовался Харкнес.
– Его как такового и нет. Мать родила в четырнадцать, отец годом старше. Ребенка зачали возле бетонной опоры под развязкой трассы Уэстуэй. Белый и здоровый новорожденный – желанный товар на рынке усыновления. Откровенно говоря, нам вообще с ним повезло. А к чему вопрос?
– Вы сказали, что рассматриваете записку как обвинение в убийстве. Скажите, а кто-нибудь выигрывает от его смерти?
– Из смерти всегда кто-нибудь извлекает выгоду. В данном случае в выигрыше оказывается мой второй сын, Маркус, чей трастовый фонд, когда ему стукнет тридцать лет, увеличится, и окончательная сумма наследства станет больше. Но его можно не принимать в расчет, он находился в школе.
– Может, Рональд писал или говорил, что подавлен, несчастлив?
– Мне – нет. Кроме того я, скорее всего, последний, кому бы он доверился. Но кажется, мы друг друга не понимаем. Я пришел не для того, чтобы меня допрашивали, и не для того, чтобы принимать участие в расследовании. Я рассказал вам то немногое, что мне известно. И теперь хочу, чтобы за дело взялись вы.
– Но это юрисдикция полиции Суффолка, – сказал Харкнес, взглянув на Дэлглиша. – Там работают профессионалы.
– Не сомневаюсь. Вполне вероятно, что проверку осуществлял сам инспектор по делам полиции Ее Величества и даже подтвердил их квалификацию. Однако они проводили первоначальное следствие, а я хочу, чтобы за дело взялись вы. Выражаясь точнее, я хочу, чтобы дело вел коммандер Дэлглиш.
Помощник комиссара посмотрел на Дэлглиша и, видимо, хотел возразить, но потом передумал.
– На следующей неделе мне нужно уехать, – сказал Дэлглиш, – и я планирую провести в Суффолке примерно неделю. Я знаю колледж Святого Ансельма. Могу переброситься словечком-другим с местной полицией, с людьми в колледже, посмотреть, есть ли достаточные основания для возбуждения дела. Учитывая вердикт следствия и то, что тело вашего сына уже кремировано, вряд ли всплывет что-то новое.
– Но так не положено. – Харкнес обрел дар речи.
Тривз встал со стула.
– Может, и не положено. Но, на мой взгляд, чрезвычайно благоразумно. Нужно действовать осмотрительно, поэтому я не намерен наведываться туда сам. И так было достаточно шумихи, когда новость о смерти сына облетела местные газеты. Не хочу, чтобы в заголовках таблоидов мелькали намеки на таинственные обстоятельства смерти Рональда.
– А на ваш взгляд, там есть загадка? – спросил Харкнес.
– Ну конечно! Смерть Рональда – несчастный случай, самоубийство или убийство. Первое неправдоподобно, второе непонятно, остается третье. Свяжитесь со мной, когда придете к какому-то выводу.
Он уже вставал с кресла, когда Харкнес вдруг выпалил:
– Сэр Элред, а вас устраивала карьера, которую выбрал ваш сын? – запнулся, а потом добавил: – Работа, призвание, ну, вы понимаете.
Что-то в тоне Харкнеса выдавало сомнение в том, что вопрос будет хорошо воспринят. Так оно и вышло. Хотя голос сэра Элреда прозвучал тихо, в нем безошибочно слышалось предупреждение.
– Выражайтесь яснее.
Харкнес не дал себя запугать.
– Меня интересует, не было ли у вашего сына в мыслях особой причины для беспокойства.
Сэр Элред нарочито посмотрел на часы и произнес:
– Вы думаете, это самоубийство. А я считал, что ясно выразил свое мнение. Все. Разговор окончен. Да и зачем, спрашивается, ему себя убивать? Он получил что хотел.
– Но хотели ли этого вы? – спокойно произнес Дэлглиш.
– Естественно, я хотел другого. Как можно мечтать о работе, у которой нет будущего? Если нынешний спад продолжится, через двадцать лет англиканская церковь прекратит свое существование. Или превратится в эксцентричную секту, которая будет заботиться лишь о старых суевериях и древних церквушках – и то если государство не приберет их к рукам в качестве национальных памятников. Может, людям и нужна иллюзия духовности. В общем и целом нет сомнений, что они верят в Бога, а мысль о том, что после смерти человек прекращает свое существование, не особо приятна. Но они уже не верят в рай и не боятся ада – и не начнут посещать церковь. У Рональда было образование, способности и перспективы. Не дурак, он мог многого добиться. Он прекрасно знал, что я об этом думаю, и эта тема для нас была закрыта. И уж точно он не стал бы совать голову под глыбу песка, чтобы мне досадить.
Сэр Элред поднялся и сдержанно кивнул. Встреча была окончена. Дэлглиш спустился с ним на лифте, а потом подвел туда, где водитель только что притормозил «мерседес». Расчет времени, как и полагал Дэлглиш, оказался на высоте. Коммандер отвернулся, но тут его позвали властным тоном. Высунув голову из окна, сэр Элред спросил:
– А вы не допускаете, что Рональда могли убить в другом месте, а потом перенести на пляж?
– Думаю, сэр Элред, можно допустить, что полиция Суффолка провела расследование тщательно.
– Не уверен. В любом случае это лишь догадка. Хотя лучше иметь ее в виду.
Он все не отдавал приказа трогаться, и шофер сидел за рулем неподвижно, с каменным лицом, словно статуя.
– Знаете, меня тут кое-что заинтриговало, – произнес сэр Элред, будто повинуясь порыву. – Пришло в голову, когда находился в церкви. Время от времени я появляюсь на публике, на ежегодной городской службе. И решил, когда возникнет свободная минутка, проработать этот вопрос. Я говорю про символ веры.
Дэлглишу не раз приходилось скрывать удивление.
– Какой именно символ, сэр Элред? – спросил он совершенно серьезно.
– А он разве не один?
– Если честно, существуют три символа веры.
– Вот те на! Ну хорошо, возьмите любой. Подозреваю, они не сильно отличаются. Откуда они взялись? В смысле – кто их написал?
Заинтригованного Дэлглиша так и подмывало спросить, не обсуждал ли сэр Элред этот вопрос со своим сыном, но здравый смысл возобладал.
– Полагаю, здесь нужен не я, а теолог, сэр Элред.
– Но вы же сын священника. Я думал, вы знаете. У меня нет времени ходить и у всех выспрашивать.
Дэлглиш мысленно вернулся в кабинет отца, в дом приходского священника в Норфолке. Он вспомнил те факты, которые учил, и те, которые почерпнул, когда копался в отцовской библиотеке. Вспомнил слова, которые сейчас редко произносил вслух, но которые с детства засели у него в голове.
– Никейский символ веры был сформулирован в четвертом веке Первым Никейским Вселенским собором. – Каким-то непостижимым образом он вспомнил даже дату. – Кажется, в 325 году. Император Константин Великий созвал собор, чтобы определить основные доктрины церкви и разобраться с арианской ересью.
– А почему церковь его не обновит? Мы ведь не обращаемся к четвертому веку, когда речь идет о медицине, науке или природе Вселенной. Когда я руковожу компаниями, то не киваю на четвертый век. Так зачем ориентироваться на 325 год, чтобы понять Бога?
– Вам больше пришелся бы по вкусу символ веры двадцать первого века? – спросил Дэлглиш.
Он уже хотел поинтересоваться, не решил ли сэр Элред сам написать новую версию. Однако вместо этого сказал:
– Вряд ли новый собор в столь разобщенном христианском мире смог бы вынести единогласное решение. Церковь придерживается мнения, что епископы в Никее создали символ веры при посредстве божественной силы.
– Но ведь собор состоял из людей. Влиятельных людей. Они внесли в него свои личные тайные планы, свои предрассудки, элемент конкуренции. Весь вопрос, по сути, упирается во власть: кто ею обладает, а кто уступает. Вы достаточно заседали в различных комиссиях и знаете, как там все устроено. Хоть раз встречали того, кого вела рука Божья?
– Надо признать, в рабочих группах министерства внутренних дел таких нет, – заметил Дэлглиш. А потом добавил: – Хотите написать архиепископу? Или, может, сразу папе?
