– Отец, не скорбь оставляет меня в одиночестве, а эгоизм. Я ценю уединение, не хочу испытывать боль и не жажду нести ответственность за чужое счастье. И не говорите, что боль пойдет на пользу моим стихам. Это я и сам знаю. Но боли мне достаточно на работе. – Он замолчал, а потом продолжил: – Из вас получился неважный сват. Вы же знаете, я ей не нужен. Слишком стар, слишком замкнут, слишком свободен от обязательств, а может, и руки слишком запятнаны кровью.
Отец Мартин отобрал гладкий круглый камень и аккуратно нашел ему место. Своему занятию он предавался с детским восторгом.
– И в Кембридже наверняка у нее кто-то есть, – добавил Дэлглиш.
– У такой-то женщины наверняка есть. В Кембридже или где-нибудь в другом месте. Значит, тебе придется потрудиться и не спасовать перед возможной неудачей. Хоть какой-то сдвиг в твоей жизни. Давай, Адам, дерзай.
Эти слова прозвучали как напутствие, и Дэлглиш, поднявшись, посмотрел туда, где сидела Эмма. Он увидел, что она тоже встала и пошла к морю. Их разделяло только пятьдесят ярдов. Коммандер решил подождать, и если девушка к нему подойдет, даже всего лишь попрощаться, это уже будет что-то означать. А потом он неожиданно понял, что с его стороны это малодушно и неучтиво. Нужно решиться на первый шаг. Он направился к кромке моря. Листочек бумаги с шестью написанными строчками по-прежнему лежал в кармане. Он вытащил его и разорвал на мелкие клочки, бросил все в нахлынувшую волну и смотрел, как они медленно исчезают в морской пене. Дэлглиш вновь развернулся к Эмме, но как только шагнул к ней, заметил, что она тоже развернулась и уже идет к нему по полоске сухого песка между галькой и отступающим приливом. Девушка подошла ближе. Они молча стояли плечом к плечу и смотрели на море.
– А кто такая Сэди?
Его удивил этот вопрос.
– Почему ты спрашиваешь?
– Когда ты приходил в себя, то говорил, что она тебя ждет.
«Бог мой, – подумал Дэлглиш, – должно быть, я выглядел крайне паршиво: вытащили полуголого на гальку, в крови, в песке, рвет кровью с водой, лопочу что-то и рыгаю».
– Сэди была очаровательной. Она объяснила мне, что хотя поэзия и стала моей страстью, не стоит на ней зацикливаться. Для своих пятнадцати с половиной Сэди оказалась весьма мудра.
Коммандеру послышался тихий довольный смешок, но его тут же подхватил налетевший внезапно ветер. В его возрасте глупо чувствовать нерешительность. Вновь испытать такие сильные эмоции было одновременно и унизительно, как в юности, и необъяснимо приятно. Однако требовалось что-то сказать. И уже в тот момент, когда слова подхватил легкий бриз, он оценил всю их банальность и нелепость.
– Я бы очень хотел снова с тобой увидеться, – произнес он, – если эта идея не вызывает у тебя отторжения. Я думал – надеялся, – что мы могли бы узнать друг друга получше.
Он отругал себя, что выразился как дантист, назначающий прием. Но, увидев выражение ее лица, захотел закричать в голос.
– Между Лондоном и Кембриджем сейчас часто ходят поезда, – серьезно заявила она. – В обоих направлениях.
И протянула руку.
Отец Мартин закончил воздвигать свой очаг, достал из холщовой сумки газету и набил ею ямку. Потом положил сверху папирус и, склонившись, чиркнул спичкой. Бумага тут же вспыхнула: языки пламени накинулись на папирус словно на жертву. На минуту жар стал так невыносим, что священнику пришлось сделать шаг назад. К нему подошел Рафаэль и молча встал рядом, наблюдая за огнем.
– Что вы сжигаете, отец?
– Так, один документ. Кое-кого он уже ввел во грех, может искусить и других. Пришло время от него избавиться.
Повисло молчание, а потом Рафаэль проговорил:
– Я не стану плохим священником.
И отец Мартин, человек, который меньше всех был склонен к демонстративности, просто положил руку ему на плечо.
– Ты прав, сын мой. Я думаю, ты станешь хорошим священником.
А потом они вместе молча смотрели, как затухает огонь и над морем плывет последнее слабое облачко белого дыма.
Рассказывая историю загадочного убийства, которое произошло в стенах англиканского теологического колледжа, я не хотела смущать тех, кто собирается стать священником, не хотела ни на секунду предположить, что гости таких колледжей в поиске отдыха и духовного обновления находятся в опасной близости к более постоянному покою, чем тот, который они намеревались обрести. Важно подчеркнуть, что у колледжа Святого Ансельма нет прототипа ни в прошлом, ни в настоящем, и его священники, студенты, персонал и гости являются абсолютно вымышленными персонажами, которые существуют лишь в воображении писателя и читателей этой книги.
Я признательна тем людям, которые любезно помогли мне, отвечая на вопросы. Любые неточности теологического или какого-то иного характера – исключительно на моей совести.
Особенно я хочу поблагодарить ныне покойного архиепископа лорда Ранси, преподобного доктора Джереми Шихи, преподобного доктора Питера Гроувса, доктора Энн Пристон, офицера Ордена Британской империи и директора Британской государственной службы криминалистики, и своего секретаря, миссис Джойс Макленнан, чья помощь при подготовке этого романа не ограничивалась работой на компьютере.
Ф.Д. ДжеймсОткрытый вердикт констатирует, что причина чьей-либо смерти не установлена. – Здесь и далее примеч. пер.
Находящийся под опекой (лат.).
Верю, чтобы понять (лат.).
В английском языке у выражения foul play (грязная игра) есть значение «убийство».
Чаша для христианского культового обряда.
Плоское круглое блюдо; используется в богослужении во время литургии.
С поличным, на месте преступления (лат.).
Евангелие от Матфея, глава 26, стих 9.
Послание к Евреям Святого апостола Павла.
Сцена в пьесе, когда действующие лица застывают в выразительных позах, сохраняя молчание.
Дэлглиш вспоминает цитату из Книги Бытия, глава 21, стих 26.
Обнародованный в феврале 1999 года доклад комиссии судьи Уильяма Макферсона, выявившей наличие институционного расизма в британской полиции.
Обязаны хранить молчание, прерывая его только для молитв и песнопений.
Шоколадно-молочный напиток.
