Мисс Беттертон вела уединенную жизнь и обходилась минимумом одежды. Похоже, она не покупала себе ничего нового за последние десять лет. Эмма вытащила из шкафа тяжеленную ондатровую шубу с проплешинами, два твидовых костюма с гигантскими подплечниками и приталенными жакетами, которые выглядели словно их последний раз надевали в сороковые годы. Потом пришел черед разношерстной компании кардиганов и длинных твидовых юбок, вечерних платьев из бархата и атласа отличного качества, но такого доисторического кроя, что современная женщина смогла бы надеть их только на карнавал. В комоде лежали рубашки и нижнее белье, дамские панталоны, постиранные, но с пятнами в промежности, нижние рубашки с длинными рукавами и плотные чулки, скатанные в мячики. Очень немногое можно было бы сдать в благотворительный магазин. На девушку внезапно накатило отвращение вперемешку с жалостью: ведь инспектор Таррант со своими коллегами, должно быть, внимательно изучил эти жалкие остатки. Что они хотели найти – письмо, дневник, признание? Это в средние века прихожане, которым воскресенье за воскресеньем демонстрировали ужасающие образы Страшного суда, молились, чтобы их не настигла мгновенная смерть – они боялись предстать перед Создателем без исповеди. А в наши дни человек на смертном одре, скорее всего, пожалел бы, что не успел разобрать рабочий стол, не выполнил задуманное и не сжег разоблачительные письма.
Но в ящике комода, где обычно хранится приданое, обнаружилась удивительная находка. Аккуратно проложенный оберточной бумагой мундир офицера ВВС Великобритании с крыльями над левым карманом, двумя шевронами на рукаве и нашивкой от награды за мужество. Вместе с ним была завернута смятая, довольно потрепанная фуражка. Потеснив на кровати шубу, Эмма разложила рядом мундир и какое-то время недоуменно их разглядывала. Драгоценности Эмма нашла в верхнем левом ящике комода в маленькой кожаной коробочке. Немного: но и брошки с камеей, и массивные золотые кольца, и длинные жемчужные ожерелья казались фамильной собственностью. Сложно было оценить их стоимость, хотя некоторые камни выглядели прилично, и девушка задумалась, как бы удовлетворить просьбу отца Джона и продать украшения. Возможно, наилучший вариант – взять их с собой в Кембридж и оценить у одного из городских ювелиров. Но хранить драгоценности – большая ответственность. В коробочке было двойное дно и, приподняв его, Эмма нашла маленький, пожелтевший от времени конверт. Оттуда к ней на ладонь выпало кольцо. Золотое. Хотя камушки были маленькие, они были красиво вставлены в оправу: рубин в обрамлении бриллиантов. Повинуясь порыву, девушка надела его на средний палец левой руки и поняла, что это кольцо, подаренное на помолвку. Если мисс Беттертон дал его тот летчик, то, наверное, его уже убили. А как еще она получила бы его форму? У Эммы перед глазами промелькнула яркая картинка, как одинокий самолет, «спитфайр», а может, «харрикейн», по спирали падает, потеряв управление, оставляя позади длинный язык пламени, прямо в Ла-Манш. А может, он был бомбардировщиком, подбитым над вражеской целью, и смерть соединила его с теми, кого поразили его бомбы? Были ли они с Агатой Беттертон любовниками до того, как он погиб?
Почему так сложно поверить в то, что эта старая женщина была когда-то юна, сильна, красива, сексуальна, любила, ее любили, смеялась и лучилась беспечным оптимизмом молодости? Она припомнила, как несколько раз видела мисс Беттертон, когда та гуляла по тропинке над утесами с гордо поднятой головой, на которой покоилась вязаная шапка. Она шла, словно сражалась не с ветром, а с более непокорным противником. Столкнувшись на лестнице, женщина могла слегка кивнуть Эмме в знак приветствия, а могла неожиданно метнуть темный подозрительно-пытливый взгляд. Вот Рафаэль любил ее и охотно проводил с ней время. Но было ли это желание искренним или произрастало из простой любезности? И если это кольцо действительно подарили на помолвку, почему она перестала его носить? Хотя, возможно, как раз последнее и несложно понять. Кольцо олицетворяло то, что осталось в прошлом, и нужно было его убрать с глаз долой, как убрала она мундир своего возлюбленного.
Она не хотела каждое утро при виде символа, который пережил его дарителя и переживет ее, воскрешать воспоминания, не хотела при каждом движении руки демонстрировать собственные страдания и утрату окружающим. Как удобна банальность: мертвые продолжают существовать в памяти живых. Но разве память заменит голос любимого и сильные руки, которые могут защитить? И не об этом ли рассказывает почти вся мировая поэзия – об эфемерности жизни, любви и красоты, о том, что у крылатой колесницы времени в колеса вставлены ножи?
Раздался тихий стук в дверь, и она открылась. Развернувшись, Эмма увидела инспектора Мискин. На мгновение они застыли, разглядывая друг друга, и Эмма не заметила дружелюбия в глазах офицера полиции.
– Отец Джон сказал, что я найду вас здесь, – сказала инспектор. – Коммандер Дэлглиш попросил меня всех проинформировать: он возвращается в Лондон, а я пока задержусь здесь с инспектором Таррантом и сержантом Роббинсом. Теперь, когда на гостевые номера установили дверные замки, важно, чтобы вы запирались на ночь. После повечерия я останусь в колледже и провожу вас до номера.
Получается, коммандер Дэлглиш уехал, не попрощавшись. А зачем ему прощаться? Его заботили более важные вещи, чем этикет. Наверняка он официально попрощался с отцом Себастьяном. Что еще нужно?
Инспектор Мискин говорила исключительно вежливо, и Эмма поняла, что обиделась несправедливо.
– Не нужно меня конвоировать, – сказала она. – Выходит, вы считаете, мы все в опасности?
– Мы этого не утверждаем, – после паузы сказала инспектор Мискин. – Просто где-то рядом все еще скрывается убийца, и пока мы его не арестуем, меры предосторожности не помешают.
– А вы рассчитываете кого-то арестовать?
– Надеемся, – после еще одной паузы сказала инспектор Мискин. – В конце концов, разве мы здесь не для того, чтобы кого-то арестовать? Извините, в данный момент я не могу сказать вам больше. Увидимся позже.
Кейт вышла, закрыв за собой дверь. Эмма стояла у кровати, смотрела на сложенные фуражку и мундир – кольцо с пальца она еще не сняла – и тут почувствовала, как на глазах выступили слезы. Она не поняла, кого оплакивала: мисс Беттертон, ее погибшего возлюбленного или немножко саму себя. Потом положила кольцо обратно в конверт и принялась за дело.
15На следующее утро еще затемно Дэлглиш отправился в ламбетскую лабораторию. Всю ночь напролет шел дождь, и хотя он уже прекратился, красный, желтый и зеленый сигналы светофора, сменяясь, отбрасывали дрожащие разноцветные блики на залитую водой дорогу, а воздух пропитался речной свежестью – запахом, рожденным высоким приливом. Лондон, похоже, засыпает лишь на пару часов – с двух до четырех, – да и этот сон у него очень поверхностный. Зато теперь столица медленно пробуждалась, и, наводняя город, появлялись небольшие группки направлявшихся по делам рабочих.
Обычно материалы с места преступления из Суффолка отсылали в лабораторию судмедэкспертизы в Хантингдоне, но на этот раз она была перегружена. А в Ламбете могли сделать все вне очереди, что и требовалось Дэлглишу. В лаборатории его хорошо знали и тепло приветствовали. Коммандера ожидала доктор Анна Прескотт, старший криминалист. Она уже давала показания в суде по нескольким его делам, и Дэлглиш понимал, насколько их успех зависел от ее репутации как ученого, от убежденности, с которой она представляла свои находки в суде, от стройности изложения и от ее спокойной уверенности в ходе перекрестного допроса. Но как и все судмедэксперты, Анна не была сотрудником полиции. И если Грегори отдадут под суд, она станет свидетельствовать там в качестве независимого эксперта, верного лишь фактам.
Плащ высушили в лабораторном сушильном шкафу и разложили на одном из широченных столов под ярким светом четырех ламп. Чтобы избежать перекрестного загрязнения, тренировочный костюм Грегори убрали в другую часть лаборатории. Все волокна с тренировочного костюма извлекут с поверхности плаща с помощью липкой ленты, а затем изучат с помощью сравнительного микроскопического исследования. Если в ходе предварительного анализа обнаружат совпадение, тогда проведут ряд дальнейших сравнительных тестов, в том числе и инструментальный анализ химического состава самого волокна. Но все эти процедуры, которые займут значительное время, были в будущем. Кровь на анализ уже взяли, хотя Дэлглиш ждал отчета без особого волнения, не сомневаясь, что она принадлежит архидьякону Крэмптону. Теперь коммандер и доктор Прескотт искали волосы. Бок о бок, облачившись в маски и халаты, они склонились над плащом. И Дэлглиш подумал, что острый глаз – в высшей степени эффективный инструмент исследования. За пару секунд они нашли что искали. Два седых волоска запутались за медную цепочку у воротника плаща. Доктор Прескотт нежно и осторожно их размотала и положила в небольшой стеклянный лоток. Не теряя ни минуты, она изучила волоски под микроскопом с малым увеличением и с удовольствием констатировала:
