Я не ошибся. Ко мне направлялся какой-то человек. Мужчина, который недавно подъехал на такси. С виду ему было лет сорок, крупный, вальяжный блондин.
Подойдя, он учтиво поздоровался и спросил:
— Вы, случайно, не видели здесь черно-белого фокстерьера?
Я сказал, что, к сожалению, не видел, но сообщил ему все слышанное от Оскара Карлсона и его невесты.
Блондин вздохнул.
— Мы его заперли, а он, видно, выскочил через кухонное окно.
— И часто он убегает в лес? — спросил я.
— Несколько раз бывало, но так долго он еще никогда не пропадал.
Сперва я хотел рассказать, что, подъезжая к Блокхусудден, слышал собачий лай, который затем сменился истошным визгом, но, в конце концов, промолчал, не решился. Не известно еще, та ли это собака, а поднимать тревогу без нужды нет смысла.
Я обещал, что в случае чего дам знать, и он, поинтересовавшись напоследок, что происходит здесь на берегу, ушел, вертя в руках свисток.
Не успел я вернуться к своим записям, как меня опять отвлекли.
— Что вы здесь делаете? — произнес вдруг чей-то голос, я поднял взгляд и увидел перед собой усатого коротышку.
— А вы? — парировал я.
Он протянул руку и представился:
— Веспер Юнсон, комиссар уголовной полиции.
Я встал и в свою очередь отрекомендовался. Его густые брови взлетели вверх, на лбу от удивления прорезались морщины.
— Та-ак, — протянул он безучастным тоном, который совсем не вязался с оживленной мимикой. — Значит, вы фотограф Харри Фриберг?
Я кивнул.
— Комиссар Линд рассказывал о вас, — добавил он.
Только теперь я, наконец, вспомнил.
— Несколько лет назад мне довелось работать на процессе в городском суде. А вы были тогда свидетелем обвинения, верно?
Веспер Юнсон кивнул, озираясь по сторонам.
— На редкость красивое место, — сказал он без всякого перехода. Потом достал из внутреннего кармана толстый черный блокнот, быстро перелистал, отыскивая нужную страницу, и неожиданно в упор воззрился на меня. — Это же вы были здесь вчера вечером, когда обнаружили свечение! — ошеломленно воскликнул он. — Черт побери, у меня тут записано:
«Фриберг».
— Да, я тот самый Фриберг, — признался я. — Однако первым заметил свечение некий Карлсон, он-то и позвонил в газету. Думал, это светящиеся рыбы.
— А вы, стало быть, поехали фотографировать?
Я объяснил, как оказался участником этих событий.
— Отлично, — воскликнул он, — отлично! Давайте-ка пройдемся вокруг мыса, и вы еще раз все подробно расскажете.
Я не то, что рот открыть — глазом моргнуть не успел, как очутился далеко на шоссе в обществе усатого коротышки.
Мы шагали по дороге, светило солнце, пели птички, а я описывал ночные происшествия. Иногда мне казалось, что Веспер Юнсон вовсе не слушает. Он то и дело останавливался и принимался восторгаться красотами Юргордена. А через секунду задавал вопрос, свидетельствовавший, что он внимательно следит за моим рассказом. Его определенно заинтересовала таинственная лодка (а может, и не лодка), которая пересекла световое пятно, и пассажир которой не откликнулся на мой зов. Я хотел, было рассказать и о пропавшей собаке, но тут он взял меня за плечо: дескать, взгляните. Я взглянул — среди дубов и черемухи виднелись старинные коттеджи.
— Вот где надо жить! — воскликнул он. — Цвет-то, цвет — темно-желтый, как львиная шкура. Такой только здесь, в Стокгольме, и встретишь. Я слыхал, его еще бельмановским называют.
Некоторое время мы шли молча. Понятия не имею, о чем он думал — о трупе в машине или о застройке Юргордена. Я украдкой разглядывал его. Уже не молод, должно быть, лет сорок. Лицо маленькое, круглое, волосы под мягкой фетровой шляпой волнистые темно-каштановые, нос крупный, с легкой горбинкой. Довольно пухлый рот, усы. И они ему идут, а это большая редкость. Я бы не взялся утверждать, что он их подкрашивает и, что его широкие плечи — заслуга портного. Галстук и рубашка подобраны со вкусом, серый костюм сидит, как влитой и тщательно отутюжен. Ну а расхаживать с зонтиком в такое лучезарное весеннее утро и не казаться при этом смешным вообще дано не многим. И комиссар Юнсон, безусловно, принадлежал к этом избранному меньшинству.
Когда перед нами открылась бухта Исбладсвикен, я спросил:
— Вы уже установили личность покойного?
Он взглянул на меня, мой голос вывел его из задумчивости.
— Личность покойного? А вы не знаете, кто это?
Я подтвердил, что не имею представления.
— Вы никогда не слыхали о заводах Леслера? — спросил он. — Там выпускают опасные и безопасные бритвы и тому подобное, а еще целлюлозу, пластмассы и много чего еще.
— Знаю.
— Так вот, в «мерседесе» их владелец, — вздохнул комиссар. — Свен Леслер. Кстати, его фамилия есть на табличке в машине.
— Не заметил, — буркнул я, чувствуя, что опростоволосился.
— Самое странное в этой истории — что покончил с собой человек, владеющий примерно десятью миллионами крон. Возможно, вы сочтете меня циником, но богачи с собой обычно не кончают. Поверьте, я знаю жизнь и знаю людей. А, кроме того, — он тихонько хмыкнул, — я читал статистику самоубийств.
— Почему вы решили, что он покончил с собой?
— А вы почему решили, что это не так?
Я пожал плечами.
— Даже миллионер может заснуть за рулем… Особенно если принял сильное снотворное.
— Даже миллионер не должен принимать снотворное, если собирается сесть за руль.
Я промолчал. Он поправил усы.
— Значит, вам известно, что мы нашли пустую упаковку из-под таблеток?
— Полицейский не знал, что это за штука — мединал, и я ему объяснил.
Он безучастно кивнул.
— Что до снотворного, подождем результатов вскрытия.
Тем временем мы опять добрались до автомобилей, а когда зашагали по склону к воде, встретили двух пожарных с носилками. Сейчас покойника погрузят в «скорую» и увезут. Краснолицый полицейский устремился навстречу шефу.
— Все готово, — доложил он.
Подошел человек с саквояжем.
— Ну что? — спросил начальник.
— Трудно сказать, как давно он скончался, — ответил медик. — Я полагаю, часов шесть-восемь назад.
Я бросил взгляд на часы. Без нескольких минут пять. Стало быть, миллионер утонул накануне вечером, примерно между девятью и одиннадцатью. Что ж, это вполне согласуется с обстоятельствами. Кстати, можно будет изрядно сузить временные рамки. Машина оказалась в воде наверняка не раньше половины десятого. Лишь к этому моменту настолько стемнело, что пришлось включить фары.
И позднее четверти одиннадцатого несчастье тоже произойти не могло. Я не знал точно, когда Оскар Карлсон с невестой обнаружили в бухте свечение, но это наверняка не позднее четверти одиннадцатого, потому что до половины одиннадцатого он успел сходить на автобусную станцию и позвонить в газету.
Комиссар полиции и медик отошли в сторонку и о чем-то тихо совещались. Немного погодя Веспер Юнсон торопливо вернулся ко мне.
— Вы в город? Можем вас подвезти.
Я поблагодарил, и мы все загрузились в просторную полицейскую машину. На полной скорости проскочили пустынную Юргордсвеген, и только на набережной Страндвеген стрелка спидометра упала ниже шестидесяти. Веспер Юнсон всю дорогу сидел молча, спрятав лицо в ладони.
Неподалеку от Драматического театра полицейский медик с нами распрощался. Он жил на Страндвеген, в одном из солидных каменных домов. Комиссар рассеянно буркнул «всего доброго», и машина поехала дальше.
Возле Оперы Веспер Юнсон вдруг так и подскочил на сиденье.
— Нет-нет, вначале к шлюзу, — велел он шоферу и добавил: — Он ведь там жил?
Шофер кивнул и свернул на Норрбруфилен.
— Урведерсгренд, девять.
Только на мосту Шеппсбру комиссар, похоже, вспомнил про меня.
— Вам, наверное, совсем в другую сторону? — спросил он.
— Вообще-то я живу в Кларе, но охотно составлю вам компанию.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Комиссару Линду вы здорово помогли.
— Он все время старался опровергнуть мои выводы и таким образом нашел убийцу.
Коротышка хлопнул меня по плечу.
— Ну что ж, невредно иметь под рукой газетчика, на которого можно положиться.
Возле шлюза нам встретились несколько велосипедистов и пожилая разносчица газет, спешившая в Старый город. Полупустой трамвай сонно прогромыхал мимо, из туннеля показался красный автобус. Стокгольм начинал просыпаться.
— Смотрите! — восторженно воскликнул комиссар, показывая в сторону площади Слюссплан, где напротив вереницы озаренных солнцем старинных домов гарцевал на горячем скакуне Карл XIV Густав. — Какие цвета! Какой свет!
С Етгатан мы свернули на поперечную улицу, ведущую к одному из традиционных увеселительных центров столицы — площади Мосебаккеторг. А вскоре уже катили по брусчатке кривого переулка.
