Ознакомительная версия.
— Вот еще глупости придумала! — фыркнула тетя Шура. — Оставь их в покое, не настолько Витьке отпрыски твои интересны.
— Неправда, тетя Шура, я как раз очень посмотреть хочу, — покривил душой Виктор.
Смешно. Как была Юлька девчонкой, такой и осталась, даром что двоих детей родила. Маленькая, худенькая, волосики серенькие в разные стороны торчат, в общем, воробушек воробушком. Хоть наряжайся, хоть нет, простоту свою не скроешь. Интересно, Колька с Сашкой тоже дылдами корявыми остались или выправились?
Пока Юлька тормошила детей, он оглядывался. Ничего здесь не изменилось. Ну, разве телевизор стоит новый, хороший, должно быть, Колькой купленный, да занавески другие. А так все по-прежнему: дом деревенский, а обставлен, как квартира небогатая. Да что там небогатая! Как бедная, прямо скажем, квартира. Вот ведь ни вкуса, ни чутья у людей. Хотя откуда им взяться?
— Ну что, не нравится убранство-то наше?
Тетя Шура сидела напротив Виктора и пристально рассматривала его. Посмотрите, тетя Шура, посмотрите, усмехнулся он, пожалейте лишний раз, что Юльку против меня настраивали. Ну и где теперь ваша Юлька? Правильно, с вами живет, внучков ваших пытается поднимать. А когда в школу они идут осенью, не иначе как полы метет в той же школе или в магазине по соседству. Может, конечно, у Кольки и Сашки дела лучше идут, да что-то не похоже, по дому судя.
— Мне у вас, тетя Шура, всегда нравилось, — ответил он, а про себя подумал: «Жил бы в таком доме, взвыл бы через пару месяцев».
— Нравилось, как же! Ты у нас мальчиком привередливым был.
— Каким я был, таким и остался, — отшутился Виктор.
— Валя, Вася, познакомьтесь с дядей Витей! — Радостная Юлька завела в комнату двоих заспанных ребятишек в одинаковых пижамках. В первую секунду Виктору показалось, что они близняшки, но потом он понял, что ошибся, просто очень уж похожи. Дети как дети, белобрысые, веснушчатые, на Юльку ни капли не похожи, вот только на Сашку немного. Они таращились на позднего гостя мутными со сна глазенками, а Юлька что-то чирикала:
— Дядя Витя теперь наш сосед, так что яблоки больше из его сада не таскайте. Ясно вам?
Дети синхронно кивнули.
— Ну все, а теперь спать давайте.
— Мам, можно мы еще посидим? — подал голос мальчишка.
— Я тебе дам посидим, живо в кровать! — вмешалась строгая бабушка, и дети беспрекословно развернулись и пошли к дверям. У порога они остановились, обернулись к Виктору.
— Спокойной ночи, — независимо кивнул мальчик. Девочка стояла молча.
— Валюша, а ты что же не прощаешься? — удивилась Юлька.
— А яблоки я у вас все равно таскать буду! — выпалила та, схватила брата за руку и убежала.
— Вот поганка, — покачала головой тетя Шура. — Вить, ты не обращай внимания, они маленькие еще.
— Да бог с вами, тетя Шура, — рассмеялся Виктор, — вы что? Им по сколько?
— Ваське двенадцать, Вальке одиннадцать. Ты рассказывай, как у тебя дела? Как же ты надумал дом почтальонов купить?
Вернувшись домой, Виктор походил по комнате. Колька, значит, водитель. С Сашкой тоже понятно, тот всегда не головой, а руками мог хорошо работать, в отличие от самого Виктора, а теперь двери какие-то устанавливает, замки врезает. Тетя Шура ими обоими, видно, гордится. Смешно.
Виктор подошел к окну, за которым деревья в темноте не были видны, а скорее угадывались. Отпуск бы взять, подумалось, домом заняться, да не до отпуска сейчас, пока стройка не закончится. Ладно, жить можно, а там видно будет. А Андрюхин дом разваливается — крыша осела, ставни все перекошены… Виктор еще утром разглядел и даже специально поближе подошел. Вспомнил: палисадник маленький был перед домом, так он весь травой какой-то желтой зарос. Уехали все. Жалко.
А вообще-то нет, не жалко. Сами виноваты. За глупость свою люди должны отвечать, он и в детстве так думал.
В деревне, помнится, мужичонка жил, по имени Евграф Владиленович, глупый, как пробка, к тому же выпивал крепко. Иначе как Графкой, словно собачонку, его никто в деревне и не звал. Вызвался тот как-то раз помогать бабушке Виктора морковь проредить — моркови в тот год она много посадила, одна не управлялась, а внука, понятно, не особенно нагружала. Договорились об оплате — конечно, водкой. Когда Виктор увидел, что Графка наделал, он ахнул: алкаш столько повыдергал, что оставшиеся растеньица аж через десять сантиметров друг от друга из земли торчали. Дураку же понятно, что морковь теперь толстая расти будет, безобразная и невкусная. А мужичок оправдывался: я, говорит, хотел, чтобы морковка большая выросла. Ну да, вот и получилось на каждой грядке по десять морковин толщиной с репу.
Ох, Виктор и злился тогда! Видел же, как бабушка на тех грядках возилась (он же ей и помогал), как уже один раз аккуратно прореживала, поливала, рыхлила. И на тебе! Виктору тогда лет четырнадцать было, и он решил, что никакой водки Евграфу Владиленовичу не дождаться. Но нет, бабушка, как договаривались, столько и отдала. Объяснила внуку: «Витенька, он ведь не со зла так сделал, а по глупости и еще ведь хотел как лучше. Что ж я обижать его буду?»
Не права была бабушка, нет, не права. Дураков учить надо, хоть добрых, хоть злых. Правильно сказано: иная простота хуже воровства. И с Андрюхиными родителями так же: сглупили, вот и пострадали. Да и сам Андрюха тоже хорош был!
Виктор тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания! Надо ложиться, подумал он, завтра же никакой буду, а работы по дому немерено. Разделся, залез к Тоне под одеяло, закрыл глаза.
Но сон не шел. А все Андрюха чертов: как Виктор вспомнил про него, про тетю Машу и дядю Андрея, так из головы и не выходит. Ладно, ерунда все это и лирика. Вот, точно, сам Андрюха всегда именно что лириком был. И романтиком. Затем и на гитаре научился играть, чтобы баллады идиотские бардовские петь. Романсы! Они с Колькой и Сашкой Цоя слушали, как все, а он — Александра Долина. И ведь еще и им пел!
Ну вот наконец-то дождливый сентябрь,
Ну вот наконец-то прохладная осень,
И тучи повисли косыми сетями,
И кончился месяц под номером восемь.
Под нежную мелодию песни, вертевшуюся в голове, Виктор уснул.
Двадцать лет назадАндрей перебирал струны. Пальцы не слушались. Черт, уже мозоли, как положено, а барре до сих пор нормально взять не может!
Ну вот наконец-то дождливый сентябрь,
Ну вот наконец-то прохладная осень,
И тучи повисли косыми сетями,
И кончился месяц под номером восемь.
— Андрюшенька, — заглянула в комнату мама, — там ребятишки за тобой пришли.
— Мам, сама ты ребятишки! — возмутился он. — Мы уже вполне состоявшиеся, взрослые люди.
— Иди, вполне состоявшийся взрослый людь! — расхохоталась мать. — Да, в кухне на столе у окна корзинка со сливами стоит — захвати, угости своих.
— О, низкий поклон вам за это, маменька!
Андрей закружился в шутовском вальсе, подхватил мать, и вместе они сделали круг по комнате.
— Ну все, все, иди уже!
Мама ласковым жестом взъерошила ему волосы и подтолкнула к двери.
— Да, Андрей, — окликнула она его, когда он перекладывал золотистые ароматные сливы в пакет, — ты барре свое несчастное освоил?
— Нет пока.
— Не слышу!
— Нет, говорю! — заорал Андрей.
— А зачем так кричать? — удивилась мать, входя в кухню. — Господи, Андрюша, что ты делаешь, они же помнутся! Переложи обратно сейчас же! Ну-ка, дай сюда.
— Пусти, мам, не дам! — отбивался Андрей. — Что я, с корзинкой пойду, как дурак?
— И кто тут дурак? — раздался громкий бас. Дверь распахнулась, и вошел отец. — Андрей, тебя там ждут.
— Да знаю я! Вон, маменька задерживает, не дает уйти спокойно. Ну все, мам, перестань!
— Ладно, неблагодарный, — махнула рукой та, — иди с пакетом.
Андрей схватил пакет, чмокнул мать, откозырял отцу и выскочил за дверь. Из-за забора торчали четыре головы.
— Дрон, ну сколько можно! — прогудел Сашка. — Ты че, спал, что ли?
— Наш Дрон в очередной раз овладевал гитарой, — съязвил Витька. — Ну что, на этот раз взаимно?
— Иди ты! И сколько раз говорил, не называйте вы меня Дроном. Кличка какая-то собачья, а не имя!
Андрей закрыл калитку и обернулся к четверым парням, курившим возле забора:
— Ну что, тронулись?
Через полтора часа они стояли на берегу Ветлинки. Лес в этом месте отступал от берега, и большая поляна вся заросла мелкими гвоздиками и ромашками. Прозрачная неширокая речка бурлила, кружила небольшие водовороты, изгибалась то влево, то вправо. Противоположный берег был выше, и из песчаного откоса торчали корни росших там сосен, кронами уходивших высоко в небо.
— Долго шли сегодня, — заметил Мишка, пожевывая стебелек ромашки.
— Это Андрюха виноват, прокопался все утро! — отозвался Колька, ходивший вместе с братом около самого берега по дну речушки. — Другой раз пускай дома сидит.
Ознакомительная версия.
