— Возможно, это хулиганят студенты, и я выставлю их отсюда, прежде чем они причинят вред. Крейг Беккет закрыл музей несколько лет назад, все экспонаты еще на месте, — сказала Кейти.
— А если это не студенты? — запротестовал Бартоломью. — Кейти, не ходи туда.
— Ты со мной. Значит, все будет в порядке.
— Кейти! Проснись и посмотри на восход солнца, девочка! Я — призрак. Мне нравится вспоминать дни, когда я был сильным, крутым и мог защитить девушку. Если ты попадешь в неприятность из-за того, что музей грабят преступники…
— Бартоломью, какие воры зажигают свет? — осведомилась Кейти.
Бартоломью застонал. Кейти перепрыгнула через низенькое ограждение.
— Кейти!
— Что?
— Да — убийство из убийств![15] — вскричал Бартоломью.
Ему всегда нравилось цитировать и перефразировать Шекспира.
— Убийцы не зажигают свет, — бросила Кейти через плечо.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
Кейти игнорировала его и подошла к известняковой дорожке, ведущей к широким ступенькам крыльца и двери.
Она чувствовала позади присутствие Бартоломью.
Была ли она безумна? Нет! Музей должен был перейти к ней, и она могла за две секунды вызвать полицию по телефону. Кейти не собиралась подходить к свету — ее интересовало, что скрывается в темноте. Она хорошо знала это место.
У двери Кейти остановилась. Она потянулась к ручке, но в этот момент дверь с легким скрипом открылась, как будто от внезапного порыва ветра.
— Я этого не делал! — прошептал Бартоломью.
Кейти нетерпеливо покачала головой и вошла.
Она сразу заметила, что некогда красивый деревянный пол нуждается в починке. Экскурсанты бродили здесь годами, и их башмаки успели причинить вред. У ворот все еще стояли старомодный кассовый аппарат и стол красного дерева, где кассир продавал билеты — ранее он служил письменным столом капитана на старом торговом судне. Вращающийся стул позади него был столь же старым, но все еще удобным. Кейти все это знала — она ходила по музею с Лиамом Беккетом всего несколько дней назад.
Свет, который она видела с улицы, исходил от входа. Это была люстра вестибюля.
Кейти открыла рот, собираясь кого-то окликнуть, но не сделала этого. Она предпочла не поворачивать турникет — звук был бы подобен взрыву. Кейти села на стол, перебросила через него ноги и шагнула на другую сторону.
Из полумрака выступали первые экспонаты. Фигуры Папы Хемингуэя и его второй жены Полин словно спускались по лестнице. Это всегда было одним из главных хитов музея — восемьдесят процентов посетителей фотографировали пару.
— Не вздумай подниматься по этой лестнице, — строго предупредил Бартоломью.
Кейти усмехнулась:
— Бартоломью, ты трус. Призраки не могут бояться. Господи, ты же был пиратом!
— Капером. Мой корабль был официально уполномочен правительством, — раздраженно поправил Бартоломью. — И не говори глупости — я не боюсь. Вернее, я боюсь за тебя, глупая девочка. Что с тобой? Я знаю, что твоя семья воспитывала тебя как следует. Порядочные молодые леди не шляются по темным переулкам.
— Это не темный переулок.
— Это еще хуже. Ты можешь попасть в западню.
— Я не стану подниматься, — заверила она его.
Кейти отошла в сторону, понимая, что нарушает исторический порядок осмотра. Она не собиралась подниматься наверх, а только хотела посмотреть, что происходит.
— Кейти, — позвал Бартоломью, следуя за ней.
Она повернулась и уставилась на него:
— Что? Сейчас я увижу призраков?
— Призраки редко причиняют вред. Куда опаснее плохие люди — преступники, насильники, убийцы и воры, — сурово произнес Бартоломью.
— Еще минуту… Мы проверим все внизу, и я вызову копов. Или Лиама. Он ведь тоже коп. Просто я не хочу кричать «Волки!».
— Что-что?
— Не хочу поднимать тревогу без надобности. Может быть, Лиам был здесь раньше и оставил свет включенным.
— И дверь открытой? — с сомнением спросил Бартоломью.
Кейти пожала плечами.
Она отошла налево, где продолжалась экскурсия, когда посетители спускались на первый этаж. Первая комната демонстрировала одну из самых драматических легенд Ки-Уэст — историю с куклой. Когда Роберт Юджин Отто был маленьким, ему подарили очень страшную куклу, очевидно проклятую рассерженным слугой, знавшим кое-что о вуду[16]. Отто стал одержим куклой — даже назвал ее Робертом в свою честь. Кукла Роберт бродила по дому и проделывала трюки. Позднее она до безумия напугала жену Роберта.
За этой психопатической историей следовал печальный мемориал в честь моряков, погибших на «Мейне», когда судно взорвалось в гаванской гавани в 1898 году. Экспонаты музея демонстрировали матросов, работавших на корабле. Далее за занавесом танцоры двигались вокруг серебряной туфельки. Первая мировая война началась и закончилась. Объявили сухой закон, и контрабандный алкоголь потоком устремился из Гаваны на Ки-Уэст.
Дорожка через буфетную сзади вела вокруг к другой стороне дома. Там было темно — свет едва просачивался из вестибюля. Папа Хемингуэй вновь появился в 1931 году — дядя Полин купил им дом на Уайтхед-стрит в качестве свадебного подарка.
Кейти знала, что последует дальше — механические куклы графа фон Козеля и Элены де Ойос. Всего лишь маленький сектор, занавешенный тканью в арке. Это всегда было популярным местом, покуда фигуру бедной Элены не заменили телом задушенной молодой женщины. Начало конца.
Людям нравились причудливость, романтика и даже трагедийность истории, но после этого события страх подступил слишком близко. Одно дело — выглядеть эксцентричным в музейной экспозиции, а другое — настоящее насилие.
Впрочем, были и забавные экспонаты. Слоппи Джоунс, передвигающий свой бар на другую сторону улицы среди ночи, сердясь на экскурсантов, разгуливающих по его недвижимости. Теннесси Уильямс, работающий в отеле «Ла Конча» над пьесой «Трамвай «Желание». Еще одна война, солдаты и матросы, блокада дороги, заставившая Ки-Уэст отделиться и стать, хотя бы на несколько часов, республикой Конч.
Но остальные истории всегда бледнели в сравнении с историей фон Козеля и Элены.
Патологическое любопытство. Неужели он действительно спал с трупом? Боже, какая гадость!
Разумеется, Кейти знала эту легенду. Она слышала ее всю жизнь. Она много раз пересказывала ее в колледже друзьям, отрицавшим ее правдивость, пока они не заглядывали в Интернет. Это было трагично, печально, тошнотворно, но всегда привлекало людей.
Как и сегодня ночью. Кейти протянула руку, чтобы отодвинуть занавес перед экспонатом.
— Нет, Кейти, не надо! — прошептал Бартоломью.
Кейти на мгновение закрыла глаза.
Она внезапно испугалась, что наткнется на труп.
И все же занавес надо отодвинуть.
Она сделала это и вскрикнула.
Дэвид едва не подпрыгнул, испуганный внезапным воплем.
Это разозлило его. Ему было тридцать два года, он был ветераном военных действий за рубежом и профессионалом, исходившим многие пустыни и джунгли.
Чего ради ему подпрыгивать от глупого девичьего крика?
Конечно, было глупо приходить сюда. Дэвид думал, что вернулся только для того, чтобы подписать бумаги, касающиеся имущества деда. Но он приехал домой. И ничего нельзя было поделать — прошлое взывало к нему. Не важно, как далеко он находился, — ему нужно было прийти.
Дэвид не совсем представлял, что ожидал увидеть.
Безусловно, в старом музее не было свежих трупов.
Элена Милагро де Ойос покоилась в соответствующих декорациях — так же печально, как годы назад в настоящем похоронном зале.
Дэвид помнил ночь, когда они нашли Таню, словно это случилось вчера.
Ее не убили здесь, а принесли сюда и положили так, чтобы напугать посетителей. Убийца хотел насладиться своими садистскими «подвигами», хотел, чтобы дело его рук обнаружили.
Его так и не поймали. Ни улики, ни психологический портрет ни к чему не привели, хотя местная полиция привлекла ФБР. У них не было и частицы тканей для анализа ДНК. Это означало, что убийца хорошо подготовился. На Кис ожидали волны подобных преступлений, потому что такие преступники обычно продолжали убивать. Но оказалось, что гибель Тани была единичным инцидентом. Несмотря на то что Дэвида оправдали, он был единственным, кто попал под подозрение, как бы это ни называть.
Разумеется, на Кис случались преступления. Да и несчастные случаи происходили слишком часто, так как люди не сомневались, что, хорошо повеселившись, в состоянии вести машину по шоссе — нередко всего лишь двухполосному — назад на континент. Кресты по пути напоминали путешественникам о том, что здесь погибли люди, а полиция свирепо карала за превышение скорости, но смерти все равно случались. Банды прибывали на Ки-Уэст, как и везде, но их редко видели на обычных туристических маршрутах вроде Дюваль-стрит. Домашнее насилие всегда являлось проблемой, и, как считал Лиам, «посторонние» приезжали в штат совершать преступления.
