Ричер снова сел на свое место, и Дельфуэнсо тут же повторила его движение. Алан Кинг повернулся к ним и сказал:
— Мой брат тоже служил в армии. Питер Кинг. Может, вы его знаете?
— Это очень большая организация, — ответил Ричер.
Кинг улыбнулся, немного смущенно.
— Да, конечно, — сказал он. — Глупый вопрос.
— Но довольно частый. Все считают, что мы друг друга знаем. Не понимаю почему. Вот, например, сколько человек живет там, где живете вы?
— Думаю, полтора миллиона.
— Вы со всеми знакомы?
— Я даже своих соседей не знаю.
— Вот именно. А в какой части служил ваш брат?
— Он был артиллеристом. Воевал в Заливе в первую войну.
— Я тоже.
— Тогда, может, вы его все-таки знаете.
— Нас было около миллиона. Такое впечатление, что там воевали все. Самая крупная кампания на моей памяти.
— И как там было?
— Разве брат вам не рассказывал?
— Мы не разговариваем.
— Жарко, — ответил Ричер. — Это почти единственное, что я запомнил.
— А вы в какой части служили?
— Я был копом, — сказал Ричер. — Военная полиция, отдел криминальных расследований, с самого начала.
Кинг едва заметно пожал плечами и кивнул, но ничего не сказал. Он снова развернулся и стал смотреть в ветровое стекло.
Мимо промчался знак с надписью: «Добро пожаловать в Айову».
* * *
Шериф Гудмен проехал в заднюю часть парковки и включил прожектор на полную мощность. Машина оказалась не «Тойотой», не «Хондой», «Хюндай» или «Киа» — это была «Мазда». Точнее, «Мазда-6». Пятидверная, с люком, с такой обтекаемой задней частью, что тачка производила впечатление обычного четырехдверного седана. Новая модель. Красная, как пожарная машина. Пустая, но еще не покрывшаяся росой. Значит, стоит тут недолго, решил Гудмен.
По обе стороны от нее было полно свободного места, сзади — пятьдесят ярдов гравия с проросшими сорняками, а дальше, до самых пригородов Денвера, расположенного в семистах милях к западу, — ничего. Машина стояла, почти уткнувшись носом в заднюю дверь бара, представлявшую собой простой стальной прямоугольник в грязной, когда-то оштукатуренной стене.
Хорошее место. Закрытое со всех сторон. Никаких свидетелей. Гудмен представил, как двое мужчин выбираются из «Мазды», снимают пиджаки, подходят к другой машине, садятся в нее и уезжают.
Только вот какая это машина?
А кто ж его знает?
И куда они поехали?
Не на восток или запад, потому что так им не выбраться из штата — поскольку тогда придется поехать сначала на юг, в сторону перекрестка; но никто в здравом уме не станет убегать мимо места преступления. Получалось, что они выбрали север. Кроме того, именно в том направлении находится автострада между штатами, которая поджидает их, терпеливо прячась за темным горизонтом, точно большой безымянный магнит.
Значит, они давно укатили и либо покинули штат за несколько минут до того, как на северном направлении были организованы дорожные посты, либо спокойно проехали мимо них сразу, как только их выставили, поскольку в тот момент полицейские искали ярко-красную машину.
Гудмен знал, что это его вина.
Он включил радио, приказал своим парням снять местные дорожные посты и объяснил почему. Затем велел двоим охранять парковку у коктейль-бара, а остальным вернуться к своим обязанностям. Потом позвонил диспетчеру дорожного патруля, но тот не сообщил ничего обнадеживающего. Взглянув на часы, Гудмен подсчитал время, скорость и расстояние, сделал вдох и выдох, задом выехал с парковки и снова направился на место преступления, где у него была назначена встреча с агентом Джулией Соренсон.
Его вина.
Преступники покинули штат.
И теперь ими будет заниматься ФБР.
Джулия Соренсон без проблем нашла перекресток, что, впрочем, было неудивительно, поскольку ее навигатор показал, что других на многие мили вокруг нет. Она повернула направо в соответствии с инструкциями Гудмена, проехала сто ярдов на запад, в сторону яркого пятна света, и увидела бетонный бункер, рядом с которым стояли машины шерифа и его заместителя.
Место преступления выглядело точно так, как ей его описали.
Машины в отличие от бункера совсем ее не удивили. Это были «Краун Вики», как и у нее, но только выкрашенные в цвета штата, с металлическими решетками спереди и сзади и прожекторами на крышах. А вот бункер озадачил — прямоугольный, примерно двадцать футов длиной, пятнадцать в ширину и десять в высоту, с плоской бетонной крышей, без окон, с металлической дверью, погнутой, с вмятинами и царапинами. Он выглядел старым, утомленным жизнью и просевшим. Ветер и погода как следует потрудились над самим бетоном, который потрескался, а кое-где даже образовались дыры размером с кулак. Из-под него проглядывал коричневый камень, где-то гладкий, местами осыпавшийся и треснутый.
Соренсон припарковалась за машиной помощника шерифа и выбралась наружу. Она была высокой женщиной скандинавского происхождения, скорее красивой, чем хорошенькой, с длинными пепельными волосами, по большей части натурального цвета. Она оделась в черные брюки и черную куртку с голубой рубашкой и надежные черные туфли; на плече у нее висела черная сумка в форме груши, в которой она носила все свои вещи, кроме пистолета, который находился в кобуре на левом бедре, и бумажника с документами, лежавшего в кармане.
Она достала его, открыла и направилась в сторону шерифа. По ее прикидкам, он был лет на двадцать старше ее, плотный, невысокий, похожий на игрока в футбол. Совсем неплохо для старика. На форму он надел зимнюю куртку, но, несмотря на холодную ночь, был без перчаток. Они пожали друг другу руки и секунду молчали, глядя на бетонный бункер, как будто пытались решить, с чего следует начать.
— Первый вопрос, — сказала Соренсон. — Что это такое?
— Старая насосная станция, — ответил Гудмен. — Она выкачивала воду из водоносного слоя.
— Заброшенная?
Гудмен кивнул.
— Воды стало меньше. Пришлось копать более глубокую яму. Новый насос находится примерно в миле отсюда.
— Труп все еще внутри?
Шериф снова кивнул.
— Мы ждали вас.
— Кто туда заходил?
— Я и доктор.
— Там много крови?
— Да, много, — подтвердил Гудмен.
— Вы в нее наступали?
— Нам пришлось. Требовалось убедиться, что он мертв.
— Что вы трогали?
— Запястье и шею, проверяли пульс.
Соренсон присела на корточки, открыла сумку в форме груши, достала оттуда бахилы, чтобы надеть их на туфли, перчатки из латекса и фотоаппарат. Поставив одну ногу в липкую лужу, она толкнула дверь в бункер. Одна петля скрипнула, другая застонала, и эти звуки были похожи на вопль банши.[7] Соренсон поставила другую ногу в лужу.
— Внутри есть свет, — сказал Гудмен.
Она нашла выключатель, на потолке загорелась старая прозрачная лампочка в проржавевшей сетке, примерно в двести ватт, и помещение залил яркий, резкий свет, не оставивший теней. Соренсон увидела куски двух толстых старых труб, торчавших из пола на расстоянии примерно в фут друг от друга. Обе трубы были около фута шириной и когда-то выкрашены в зеленый цвет, как это принято в государственных учреждениях, но со временем их разъела ржавчина. Обе были открыты наверху и заканчивались широкими фланцами, где когда-то крепились соединения. Муниципальная система, давным-давно разобранная. Соренсон поняла, что много лет вода поступала снизу через одну трубу, а потом поднималась наверх по другой, горизонтально под землей, соединенной с водонапорной башней, находящейся где-то рядом. Но потом трубы начали высасывать только мелкие камни, и пришло время искать новый источник. Ирригация, население и вода для домов. Соренсон читала отчеты: два с половиной триллиона галлонов подземной воды в год, больше чем где-либо в стране, если забыть про Техас и Калифорнию.
Она пошла дальше.
Кроме труб на полу лежал слой грязи; на одной стене висел мощный электрический щиток, устаревший на несколько поколений, а на другой — выцветшая диаграмма, пояснявшая природу и цели гидравлического оборудования, когда-то соединявшего два зеленых обрубка. Вот и вся инфраструктура.
Мертвый мужчина лежал в огромной луже собственной крови на спине, согнув колени и локти. Его поза напоминала позу карикатурного человечка, исполняющего какой-то старомодный танец. Лицо и туловище были залиты кровью. Определить возраст точно не представлялось возможным, но Соренсон решила, что ему лет сорок. Зеленое пальто, хлопковое, но чем-то утепленное, не старое, но и не новое, с молнией или пуговицами, было расстегнуто, и Соренсон увидела серый свитер и кремовую клетчатую рубашку. И то и другое выглядело грязным и старым и выбилось из брюк, а потом все это задрали наверх.
