Под долгий шелест аплодисментов меня поздравляли с победой. Моя прабабушка-телеграфистка вдруг, в одночасье, возвела меня к трону. Магнитная стрелка компаса, дрожа от радости, подпирала Зенит. А когда соперник-москвич вызвался помочь мне спуститься с крутых ступеней сцены, перед внутренним взором восстал и Запад. Как это там у Мармарова — соперник, явный враг, союзник… Суженый?! — обомлела я. «Столичная штучка…» — тут же согрела улыбка дедули. «И глаза — карие!» — чуть не споткнулась я на последней ступеньке.
Вот это поворот… Ай да чудо-компас!
На этот раз я сдержала свое «вау!»
Когда он пригласил меня на тур Королевского вальса [6], я все еще посмеивалась над своими фантазиями — стройных-кареглазых на балу видимо-невидимо. И «столичных штучек» — каждый пятый, наверное… Но когда он подвел меня к окну и галантно приложился к ручке, сердце отчего-то екнуло. И тут…
На меня шагнуло голубое облако орхидей.
— Арсений?!!
Обаяшка-москвич с вежливой улыбкой ретировался.
Припев!Ты — оценка моя,
Мой багаж, мой кураж,
Горизонт, высота,
Мой король и мой паж.
Я боюсь, я берусь,
Вновь я рвусь до небес,
Чтоб с тобой в два крыла
Пролететь темный лес.
Над короной Бештау еще стояла необычная радуга — не коромыслом, а сияющей улыбкой — на все предзакатное небо.
— Желание! Загадывай скорей желание! — воскликнул Арсений. — Я свое уже загадал.
— Какое? — не удержалась я, встретившись с ним глазами. Карие!
От его взгляда слегка повело голову и сердце зашлось в ликующем ритме.
— Ты его знаешь, Натали… И у нас будут удивительно красивые дети! — шепнул он на ушко.
Определи свою счастливую сторону света
Нас что-то вечно заставляет бежать по кругу. Тень прадедушки? Завет прабабушки? Проекции нашей судьбы. Греховные и святые, утраченные и обретенные. Вечные. В своей неудержимой любви к тебе. И пока несешь ты эстафетную палочку Дома, рода, фамилии — они с тобой. Твои Семь Я.
* * *
Если жизнь упрямо посылает на все четыре стороны, сориентируйся по компасу. В перекрестье четырех сторон Света мелькнет невидимый прежде шанс: незримая дотоле тропинка.
Только чудеса и бывают.
Александр Мень
Он упал на мягкое сидение вагона «СВ», бросив объемный портфель рядом. На миг погрузил лицо в растопыренные ладони, взъерошил волосы, мотнул головой. Показалось, сейчас отряхнется, как пес от воды. Но он этого не сделал.
— Уфф-ф, — резко выдохнул он и улыбнулся.
Приятный молодой человек с аккуратными рыжеватыми усами, слегка за тридцать.
— Николай, — представился он, уже сияя лицом.
— Михаил Данилович, — кивнул Мармаров. — Тоже до Кисловодска? — для проформы спросил он.
— Почти. В Пяти горск. Командировка, — еще шире улыбнулся Николай.
— А я на отдых.
— По пять капель? — Николай водрузил на стол плоскую фляжку. — За знакомство! А там и чай принесут, а?
— Спасибо, нет.
— А я приму, — припал он к горлышку. — Не верится, еле вырвался, — Николай вновь тряхнул головой и поднялся. — Я — за чаем.
…Через час Мармаров знал о случайном попутчике практически все.
Рано потерял родителей. Но выпрямился, пробился, состоялся и, неведомо как, попал… в зверинец. Жена — крыса, ее сестрица — селедка, теща — кобра, детки — два поросенка…
Но и на работе не все гладко. Директор — самодур: два года обещает назначить руководителем отдела и тянет. Сам не «ам»… Специалисты его класса везде нужны. А жена пилит. И теща — шипит, капюшон раскрыла…
— Жениться нужно на сиротах! — Николай напоследок припал к фляжке и отбросил уже пустую.
Чай тоже был выпит, наспех приготовленный ужин из традиционных бутербродов и сваренных вкрутую яиц подошел к концу.
— Почитать бы чего перед сном, — потянулся Николай, выразительно глянув на толстенную книгу на полке Мармарова.
— Это не для чтения.
— Интересно, — прищурил глаз Николай и потянулся к книге. — Кхм… астрологические таблицы… Ин-те-ре-сно, — удивленно протянул он. — Так вы — астролог?! А я тут распинаюсь, когда…
— Когда — что?
— Когда вам и так должно быть все известно.
— Я не ясновидящий, — поднялся Мармаров и убрал книгу на сетчатую полку.
— Михаил Данилович, простите. Можно один вопрос?
— Ну если один, — ухмыльнулся Мармаров.
— Один, — упрямо тряхнул головой Николай. — Когда?! Когда я соскочу с этого беличьего колеса? Когда я жить начну?!
— А вы — не живете?
— Не живу, — замотал он головой. — Вырываюсь порой, но… Жена — крыса…
— Теща — кобра, — без улыбки кивнул Мармаров.
Николай осекся, насупился.
— Нет ответа? — с сарказмом спросил он.
Мармаров пожал плечами.
Николай понимающе повел глазами.
— Впрочем, — решился Мармаров, — ответ найти можно.
С попутчика мгновенно слинял сарказм, лицо вытянулось. Он подался вперед, подперев рукой подбородок.
— Но вначале позвольте несколько вопросов. Николай закивал и распрямился.
— Теща давно болеет?
— Пару лет как, — уставился он. — А причем тут…
— Живет одна?
— С младшей дочкой и ее мужем. Выскочила за непризнанного гения-программиста.
— Гений — это хорошо, — Мармаров задумчиво постучал пальцами по столику. — А детки ваши в детсад не ходят?
Он мотнул головой.
— Гувернантки, как я понимаю, у вас нет? Николай смерил астролога взглядом:
— И садовника — тоже.
— И в кружки ваши дети не записаны? — продолжил Мармаров.
— Не записаны. Я ж говорил: сыну — всего 5, а дочке — 6. Погодки.
— Ну-с, вот прогноз и вырисовывается. Внимаете?
— В нимаю, — во вз гляде Николая плескалась гремучая смесь: жгучий интерес, лед недоверия и боевая готовность обернуть все в шутку.
— Как только непризнанный гений получит признание, а свою тещу вы захотите назвать мамой, ваш начальник пойдет навстречу! Получите и высокую должность, и соответствующий оклад.
— А премиальные? — рассмеялся ему в лицо Николай.
— Премиальные ждите после ближайшего утренника.
— Какого утренника?!
— Предновогоднего, к примеру, — пожал плечами Мармаров. — Где ваши детки исполнят соло. Под аплодисменты, разумеется.
— Ну и шутки у вас, — зло отмахнулся Николай и стал сосредоточенно взбивать плоскую подушку.
— Спокойной ночи.
На пожелание Мармарова Николай лишь что-то невнятно буркнул.
Еще накануне я чуть ли не скрипел зубами. Повелся, болван, на нелепые сказки случайного попутчика. Я-то! Все сказки для которого закончились в девять лет, когда в авиакатастрофе погибли и мать, и отец. А жизнь обернулась бесконечной драмой с подспудным порывом — дотянуть до очередного антракта. Вырваться!
Поэтому сегодня, несмотря на скудный дорожный завтрак, я словно воскрес: антракт же! На целых 8 дней.
Вырвался!
Ну, а нестандартный, хотя вполне респектабельный, попутчик — лишь занимательный жест случая.
Расслабься, Ник. Ты же — вырвался.
— Может, и сон разгадаете, — неожиданно для себя спросил я Мармарова. — Занятный такой, ясный… Честно говоря, даже кошмарный. Бр-р-р…
— Я гадать не научен, — повел бровью попутчик.
— Посоветуете что-то, — пришлось выдать обаятельную улыбку. — В третий раз сегодня видел — мороз по коже.
— Рассказывайте! — усмехнулся Мармаров, отложив в строну еще нераскрытый еженедельник.
— Начало неясно… Яркий свет, громкая речь, столики, визг скрипок… В руках тяжелый поднос. Под салфеткой, я знаю, голова врага. «Заказывали?» — хохочу. Другие, а там много людей, хохочут тоже. Чьи-то обезьяньи пальцы вдруг срывают салфетку. Хохот оглушает. На подносе — голова. Моя. Только усы — седые. Под дикий оглушительный хохот я просыпаюсь. Все! В эту ночь — уже третий раз снится…
— Судьба считает до трех, — сухо обронил Мармаров.
Фраза Мармарова ввела меня в ступор. Да и пока сон пересказывал, стало не по себе. Да, да — страшно. До жути…
— Так разгадаете? — взглянул я на него. Мармаров укоризненно поморщился и вздохнул.
— Похоже на вещий, — задумчиво произнес он. — Вы упиваетесь ролью статиста, так как не открыты душой к близким. Плывя по течению, временами вырываетесь. Но обречены на вечное возвращение в «зверинец». А это — чревато. А эта голова на подносе — кукиш самому себе. Пора использовать голову по назначению.
