Мы с дядей Изей, надевшим по такому поводу шелковую ермолку, озирались по сторонам, пытаясь отыскать комнату номер 212, указанную в моей повестке. Наконец нашли и постучали.
– Войдите, – услышали мы из-за двери.
Мы вошли в самый обычный кабинет со столами, выставленными буквой «т». Дядя Изя по советской привычке хотел было стянуть ермолку с головы, входя в помещение, но я схватила его за руку. Во главе стола сидел благообразный раввин, а напротив него – посетитель, у которого на голову была надета маленькая шапочка, сделанная наспех из картона, скрепленного обыкновенными канцелярскими скрепками. Вид у посетителя был самый что ни на есть комический. Он обернулся, и я с удивлением признала собственного мужа.
Раввин предложил сесть и звучным голосом спросил меня:
– Как тебя зовут, женщина?
– Валерия.
Он обратился к Борису:
– Называешь ли ты ее какими-нибудь другими именами?
– Да, – совершенно серьезно ответил он, – иногда я зову ее зайкой.
– А ты как называешь его? – он ткнул пальцем в направлении Бориса.
– Борик, – ответила я.
– Как же так? – удивился раввин и повернулся к мужу. – Ты сказал мне, что тебя зовут Борис!
Мы все, включая дядю Изю, принялись наперебой объяснять, что это одно и то же. Тут дверь открылась и вошел опоздавший Левик, брат моего мужа. Раввин взялся за него:
– Как зовут его отца? – он снова указал на Бориса.
– Яша, – сказал мужнин свидетель.
Раввин посмотрел на моего мужа с нескрываемым подозрением:
– Ты сказал, что его зовут Яков! – в его голосе слышался упрек.
Мы снова, включая уже Левика, стали объяснять, перебивая друг друга.
– Хватит! – прекратил он наш гвалт и обратился ко мне:
– Как зовут твоего отца?
– Павел, – ответила я.
– А ты что скажешь? – раввин смотрел на дядю Изю в упор, не мигая.
– Паша… – прошептал дядя Изя, запинаясь.
Честное слово, у меня было такое ощущение, что сейчас раввин нажмет какую-нибудь потайную кнопку, сюда ворвутся дюжие ешиботники и утащат нас в кутузку за лжесвидетельство и непочтительное отношение к суду.
Но все, к счастью, обошлось. В какой-то момент, будто по мановению руки раввина, в кабинете оказались два свидетеля со стороны суда. Различались они только мастью – один был рыжий, другой черный. На протяжении всего ритуального действа оба не проронили ни слова, а только стояли в углу и мерно качались вперед-назад.
Раввин, как опытный дирижер, стал руководить процессом. Меня он поставил в один угол, Борика – между синхронно наклонявшимися бородачами. Наших свидетелей он вообще отослал. Вдруг в дверях появился писец с чернильницей и куском плотной желтоватой бумаги и стал что-то шептать раввину на ухо. Я разобрала слово «гусь». Писец оправдывался. Раввин, выслушав его, рявкнул:
– Ну так пойди и нарви, если у тебя нет гусиных перьев.
Писец ретировался.
Я с интересом представила себе, как щуплый служка, подражая Паниковскому, будет бегать за гусем. Процесс затягивался.
Наконец писец появился. В руках у него было перо, видать скрыл где-то заначку. Просто невозможно было за столь короткое время поймать и ощипать гуся! Он присел и стал с усердием выписывать загогулины на желтой бумаге. Время от времени он ожесточенно тыкал пером в свои волосы. Раввин нервным шагом прохаживался по кабинету, ежесекундно указывая, что писать. Мы с Борисом стояли по разным углам и смотрели на все это, как зачарованные.
Наконец писец закончил работу и, собрав манатки, выскочил из комнаты. Раввин принялся за нас.
– Возьми эту бумагу и иди к ней, – сказал он Борису.
Тот взял лист и подошел ко мне. Я уже собиралась ее цапнуть, но раввин меня остановил:
– Стой, не бери. Оттолкни руками и иди в другой угол.
Рыжий и черный перестали качаться и, словно суфлеры в театре пантомимы, принялись показывать мне, что надо делать.
С заданием я справилась. Так раввин гонял меня три раза. Борик протягивал мне разводное свидетельство, я шастала из угла в угол, мы оба кусали губы, чтобы не рассмеяться.
Наконец раввин жестом позволил мне взять бумагу и отдать ему. Наступил торжественный момент. Раввин развернул сложенный «гет» – разводное письмо и звучным голосом начал читать:
– «Я, Борис, называемый также Борик, сын Якова, называемого также Яшей, отпускаю от себя Валерию, называемую также Зайкой, дочь Павла, называемого также Пашей, и становится она с этого мгновения доступной для всех!»
Он торжественно надорвал «гет», свидетели со стороны суда подписались, и царственным жестом раввин показал нам на дверь.
Мы вышли, и в коридоре выдержка меня оставила. Я повалилась на скамью и начала истерически хохотать. Братья Каганошвили и дядя Изя смотрели на меня с подозрением, прикидывая, а не вызвать ли скорую для буйнопомешанных.
– Ты понял, что он сказал? – отхохотавшись, спросила я Бориса.
– Ну что-то там с именами…
– Он сказал, что мне теперь разрешено давать всем и каждому. Кроме тебя. У меня теперь есть официальная справка.
Этот эпизод молниеносно пронесся у меня в голове, когда я увидела своего бывшего мужа, сидящего на скамейке у входа в подъезд. Я поздоровалась.
– Привет! Какими судьбами? Что в дом не зашел?
– Здравствуй, Валерия, я пришел увидеть Дарью, звоню, а никто не отвечает..
– Не уверена, что она дома. Входи, только за беспорядок извиняться не буду, не ждали.
– Ладно уж.
Мы вошли в дом.
– Чаю будешь? – спросила я.
– Нет, мне бы Дашку увидеть.
– К сожалению, она у подруги, а телефона я не знаю, – мне действительно было досадно. Борис не так уж часто нас навещает, а дочка его любит. Может, подождешь, я попытаюсь выяснить, где она.
– Что поделать, – он вздохнул и поднялся с места. – Я тут денег принес.
Борис достал из кармана толстую пачку, не глядя разделил ее пополам и протянул мне внушительную сумму. Я уставилась на него, такого жеста я не ожидала:
– Да что с тобой? В Лото выиграл? Я же получаю ежемесячно алименты через Национальное страхование.
– Я поменял работу, – ответил он.
Признаться, его места работы всегда были для меня загадкой. Интересно, где кроме завода или стройки может работать здоровый, накаченный парень, практически без специальности, не умея читать и писать на иврите? Разве что в охране, но там платят минимум за проверку сумок при входе.
– Где же столько платят? – удивилась я. В охране?
– Да, – Борис кивнул . – Я устроился в частное охранное бюро. Хозяева из России. Работаем телохранителями, обслуживаем в Израиле деловых людей, в основном с бывшей родины. Они ведь сюда не только отдыхать приезжают. Здесь такие дела крутятся, что без охраны никак нельзя, – он явно важничал.
– Постой, я же читала в газете, Щекочихин сказал, специалист по русской мафии, что мафиози не затевают разборок в Израиле. Здесь для них оазис, родственники, отдыхают они здесь.
– А кто говорит о разборках? Много газет читаешь, зайка моя, усмехнулся мой бывший. – Отдыхают они на Кипре, в Майами, где угодно. И дела делают тоже везде. И почему именно мафия? Я работаю в солидном заведении, с лицензией.
– Послушай, а фирму «Интеллект сервис» вы обслуживаете?
– И ее, и другие. А ты откуда про эту фирму знаешь?
– Оттуда, – передразнила я его, – сам сказал, что я много газет читаю. Вот и вычитала. Они же какой-то контракт века заключили.
– Не знаю, что они там заключили, – внезапно закрылся он, словно не желая выкладывать больше, чем положено. Мое дело – охранять. Мне за это деньги платят, а контрактами другие занимаются. А ты хорошо выглядишь, вдруг свернул он на другую тему. – Когда Дарья придет? – и он нахально обнял меня за талию. На волосатой груди сверкнула золотая цепочка с буквой «L». Что-то раньше я ее не видела…
– Ну, знаешь! – вспылила я и оттолкнула руку. – Раз деньги дал, то я сразу должна тебе что-то?
– Нет, это я так, по старой памяти.
– Память у тебя девичья, бестолковая. Ты что подумал, я сейчас пойду, лягу и ножки расставлю?! Ах ты…
– Да ладно тебе кипятиться, спросить нельзя. Узнаю, Леруня, твой темперамент, – он картинно закатил глаза.
Вот мужики гады! Думают, что им все позволено. Нет, феминистки все же в чем-то правы, когда орут о мужском засилье. Что я ему – проститутка, что ли?
Борик, поняв, что со мной ему ничего не отломится, разочарованно протянул:
– Тогда я пойду…
– Иди, а за подарок спасибо.
– Ты Дашке купи что-нибудь, растет девица. Видел ее как-то на улице идет вся из себя расхристанная, в драных джинсах. Не девочка, а черт-те что израильское.
– Не волнуйся, на себя не потрачу.
– Ну пока, – Борис попрощался и вышел за дверь.
Я выглянула в окно. Пройдя несколько метров, он неожиданно подошел к белому джипу, кажется, «лендроверу», если я не ошиблась. Облокотясь на кузов, возле машины стояла пара молодцов, таких же широкоплечих и матерых, как мой бывший муж. Борис что-то им сказал, и все они как по команде посмотрели в мою сторону. Я вздрогнула. Они сели в джип, и машина, рывком взявшая с места, скрылась за поворотом.
