Во дворе жена Льва Сергеевича, невысокая грузная дама, кормила кур.
– Цыпа, цыпа, цы-ы-па!
«Господи, до чего она на Горбачева похожа! – подумала Рыбакова. – Если бы не эти кудряшки и халат… Бедный Лев Сергеевич! Спать в одной постели с бывшим президентом СССР… Брр!»
– Здравствуйте, Ольга Григорьевна! – Рыбакова постаралась придать своему приветствию как можно больше сердечности.
Ответное «здравствуйте» прозвучало не слишком дружелюбно.
– Ольга Григорьевна, хотела поговорить с вашим супругом об одном деле. Он сейчас не занят?
– Он всегда занят. Во времянке за компьютером сидит. На голых девок любуется. Все не уймется никак, старый кабель.
– Спасибо. Я ненадолго.
Сумев сохранить серьезное выражение лица, Валентина Васильевна прошла в небольшой обшитый шифером летний дом.
Лев Сергеевич с гордым видом сидел за обшарпанным письменным столом, скрестив на животе руки и вперив взгляд в большой жидкокристаллический монитор. Пенсионер был уже облачен в черные тренировочные брюки с белыми лампасами и голубую футболку. Тапки с помпонами он поменял на сланцы.
Подойдя ближе, Валентина Васильевна разглядела на футболке у старика портрет Че Гевары.
– Еще раз здравствуйте, Лев Сергеевич!
– А, пришла все-таки! И моей кикиморы не испугалась? – оживился Дубко.
Выглядел он теперь свежее, чем утром. Наверное, благодаря стараниям жены, которая в нем души не чаяла, хотя и обходилась на людях со своим неблагоразумным мужем очень круто.
– Я по делу, Лев Сергеевич.
– Я тоже не бездельничаю. Читаю одну статейку про НЛО. Интересуешься НЛО? Моя думает, что я тут на голых девок пялюсь. А я ее и не разубеждаю. На дуру еще время тратить. Даже опытные бабы часто не в курсе, что у настоящего мужика всегда на первом месте самолеты. Помнишь старую песню? Ну а девушки, между прочим, потом! Пить будешь?
– Нет, спасибо.
– Да я тебе ничего такого и не предлагаю. Минералка в холодильнике стоит, если хочешь. Стаканы на полке. Мытые.
– От минералки не откажусь.
Валентина Васильевна достала из холодильника непочатую пластиковую бутылку с минеральной водой и сняла с полки граненый стакан.
– Бери стул, садись, рассказывай! – скомандовал Дубко, не отрывая взгляда от монитора.
Выпив воды, Валентина Васильевна вытерла губы уголком носового платка и, переставив стул ближе к письменному столу, села.
– Лев Сергеевич, я только что была на опознании Раисы Квасовой.
– И как? Рая-Бомба, правда, утонула? – искоса глянув на Рыбакову, спросил Дубко.
– Утонула. Но не исключено, что ей помогли. Под подозрением пока только Николай.
– Почему Николай?
– Ну, он же с женой не слишком ладил.
– Значит, на почве личной неприязни. Или полисмены считают, что они добро не поделили? В зажиточных семьях такое нередко случается. Хотя поверить в то, что Николай способен отправить кого-то на тот свет из-за денег, я не в состоянии. Не такой он человек.
– Насколько я знаю, Раиса на него в полицию заявление подавала недавно. Обвиняла в побоях. Это правда?
Дубко оторвался от компьютера.
– Ага, а потом заявление забрала, когда его хотели упечь на пятнадцать суток. Без него ей пришлось бы туго. Он же всем хозяйством занимался. Двор подметал, машины мыл. «Газель» ее, между прочим, он всегда сам чинил. Даже грядки полол. Эта барыня только свою уличную клумбу обихаживала. – Дубко, язвительно улыбнувшись, цокнул языком. – Колька ей в тот раз классный фонарь поставил! Либерал. Я за такие слова свою благоверную, вообще, убил бы.
– А что она сказала?
Пенсионер снова уставился в текст на мониторе.
– Васильевна, с каких это пор ты стала сплетнями интересоваться?
– Лев Сергеевич, я никогда не слышала, чтобы вы сплетничали.
– Хм! А я никогда не сомневался, что ты баба непростая.
– Ну, так что она сказала?
– Как непосредственный сосед, я кое-что слышал, конечно. Но только тет-а-тет тебе говорю. Как даме сердца. Не помню, с чего у них каша заварилась, но он ей съездил в глаз после того, как она стала орать, что поскольку ее муж импотент, то она имеет полное право ходить налево.
– И к кому она ходила?
– Могу только предполагать. Не утверждая!
– Предположите.
– Думаю, что это Аркашка Карманов.
– Это тот, который из Москвы?
– Угу. На лето сюда не первый год приезжает. Дачник. Но родом из Бирючинска. В детстве его Кормой дразнили. У него уже тогда задница была как два арбуза. Но у меня он не учился. Я когда после пединститута сюда вернулся, он уже в Москву уехал. Там поступил в какой-то вуз, а потом в Министерстве легкой промышленности небольшую должность занимал. В общем, бывший столоначальник. При деньгах. Наверное, в ельцинскую эпоху раз-другой прошелся с ведерком по закромам родины. Почему он предпочитает Таиланду родные просторы, сказать не могу. Может, что со здоровьем?
– Его мать я знала. Она перед пенсией в нашей школе работала.
– Работала. Дети ее терпеть не могли. У нее и кличка была противная – Борман.
– Дети не всегда бывают справедливы.
– Только не в этом случае.
Рыбакова не стала дальше спорить с Львом Сергеевичем по поводу кличек, которыми учащиеся награждают своих педагогов. Она вообще не любила спорить. Тем более сейчас ее занимало совсем другое.
– Самого Карманова я видела только мельком, – сказала она, возвращая разговор в нужное ей русло. – Раза три, наверное. Не больше.
– И хорошо, что три, а не пять. Мерзкий тип. Весь в маму. Как говориться, против генов не попрешь. Лично я с ним горилку пить бы не стал даже на необитаемом острове.
– А Квасова с ним пила?
– Говорят. Сам я не видел. Поспрашивай народ, если интересно.
– К вам, Лев Сергеевич, полиция тоже, наверное, придет. Или даже повесткой вызовут.
– За каким хреном?
– Думаю, вас будут про взаимоотношения в семье Квасовых расспрашивать. Вы же их самый близкий сосед. Один забор на двоих.
– У нас весь переулок их соседи. И почти у всех на нее зуб был.
– У меня не было.
Дубко снисходительно посмотрел на Валентину Васильевну.
– Так она на тебя просто вякнуть не смела, на вдову погибшего в Чечне героя. И в ментовке тебя все знают, и глава района с тобой за ручку здоровается. А простому народу она же житья не давала. Доносы на всех строчила. Обратите внимание, господа! – вдруг громко воскликнул Дубко и поднял вверх указательный палец. – Вонючие смерды смеют нарушать закон! Законница, мать ее, – продолжил Дубко уже спокойнее. – Хотя сама дочка вора и статью за клевету имела. А брат ее вообще бандит. Сволочь толстозадая.
– Лев Сергеевич, – с укоризной покачала головой Рыбакова.
– А! – небрежно отмахнулся Дубко. – Никто тут по ней скорбеть не будет. Все к попу в церковь бегала. Видно, хотела попасть в Царство Божие. Хрен она туда попадет. Сколько зла людям сделала, зараза!
– Она же пыталась у вас лет двадцать назад часть участка отсудить? И у нее тогда, как мне помнится, ничего не получилось. Так?
– Я эту гиену живо на место поставил, не смотря на ее дружбу кое с кем из районного начальства. Она с тех пор со мной и Ольгой здороваться перестала. А когда моего сына в областную администрацию работать пригласили, она тут же начала нас с женой по имени отчеству величать и в гости к нам набиваться. Откуда только узнала? Наверное, моя жинка языком трепанула. Ох, и тщеславная! Почти как все бабы. Ты, Васильевна, тут выступаешь как редкое исключение, подтверждающее правило.
Дубко покрутил колесико мышки и вывел на монитор очередную страницу.
– Мне пришлось тогда госпожу Райку пару раз матюками обложить, чтобы она успокоилась и перестала в друзья набиваться.
– И как? Успокоилась?
– А то! Не таких обламывали.
– Что ж, спасибо за минералку, Лев Сергеевич. Пойду я домой. Люську пора кормить.
– Заходи как-нибудь еще. Поговорим о вещах вселенских, а не об этой мелочевке. Устал я от убогих умом и нищих духом.
– Обязательно зайду. Обещаю. Но никакого секса!
Дубко, откинувшись на спинку кресла, засмеялся и погрозил Валентине Васильевне пальцем.
– Ух, ты! Юмористка. Не вздумай так при жене пошутить. Если не хочешь, конечно, чтобы меня постигла Райкина участь.
Вечером того же дня Валентина Васильевна отправилась в гости к Наталье Петровне Сениной, с которой она была в приятельских отношениях, несмотря на значительную разницу в возрасте.
Сенина, бывший доцент ленинградского вуза, переехала в Бирючинск, как говорила она сама, в девяносто пятом году прошлого века, оставив квартиру в городе на Неве старшей дочери. Жила она одна, но с обитателями Речного переулка почти не общалась. К подавляющему большинству из них она относилась с иронией, а к их секретам – с глубоким презрением. Наталью Петровну интересовали только благородные литературные страсти, и поведать Рыбаковой что-то новое о взаимоотношениях приречных обывателей она была не в состоянии. Но у старушки имелась одна замечательная привычка, которая могла оказаться полезной не только для ее здоровья.
