Майор аккуратно зачерпнул десертной ложечкой ароматный оранжевый нектар.
– Ну, а что ж, по-вашему, тогда могло с ним случиться, Ираида Михайловена? – спросил он, поднося ложку с вареньем ко рту.
– Ну, мало ли… – Сова подумала и решительно произнесла: – Бандиты поймали, и… поминай, как звали!
– Да, какие ж у вас здесь бандиты? – удивленно приподнял волчьи брови майор.
Оскольцева поставила чашку с чаем на круглый столик и сказала:
– Бандитов, может быть, и нет, но вот за кое-кого я бы не поручилась!
– Это за кого, например? – поинтересовался майор.
– Да, вот, скажем, за Секаченку! Не поручилась бы, нет!
– А кто это такой? – удивился майор. Все, сколько-нибудь заметные заводские аборигены заводского поселка, были ему известны. Фамилию же Секаченко, он слышал впервые.
– А это у нас тут такая фирма поселилась. «Локомотив» называется. Колеса для вагонов на заводе покупает, а потом железной дороге продает. А Витька Секаченко там вроде гестапо.
– Это как? – не понял Мимикьянов.
– Служба безопасности, – пояснила Сова, поджав губы.
– Что, очень серьезный человек? – заинтересовался майор.
– Не знаю, серьезный или нет, а я бы с таким в лифт не села! – отрезала администраторша.
– Да, уж, если так, конечно… – покачал головой Ефим, показывая, что после этих слов он осознал степень опасности, которую представляет гражданин Секаченко.
Неуловимым движением Ираида Михайловна дала возможность пуховой шали немного соскользнуть с плеч, и явить свету глубокий вырез на блузке. В нем помещались два готовых к старту метеорологических шара, до отказа наполненных теплым воздухом. Шары так и стремились вырваться из-под ткани и уйти в свободный полет. Но хитроумное дамское приспособление с маленькими крючочками на спине их надежно удерживало.
Ефим сосредоточился на чашке с чаем.
– Ираида Михайловна, – равнодушным голосом спросил он, не поднимая глаз, – А чем конструкторское бюро «Экран», занималось, а? Вы же до того, как на завод пришли, там работали, так?
Ответа майор не услышал. Он поднял глаза. Сова, не мигая, смотрела на него сквозь свои большие очки.
– Я подписку давала, – строгим голосом произнесла она. – А вы что ж, сами не знаете?
Майор подумал.
– Я-то знаю, – наконец, сказал он. – Но все-таки нужно кое-что уточнить.
– А мне за это ничего не будет? – Оскольцева изо всех сил потянула подол юбки, безуспешно пытаясь замаскировать матовые лампы круглых колен.
– Ну, Ираида Михайловна, вы ж не кому-то постороннему сообщаете… – упрекнул женщину Ефим. – Уж мне-то можно!
– Да? – моргнула Сова.
– Конечно, – уверенно подтвердил майор, хотя, конечно, понимал, что существенно превышает имеющиеся у него полномочия.
Бывшая конструкторша поправила шаль, слегка прикрывая нежную поверхность своих метеорологических шаров.
– На «Экране» ГПУ делали, – шепотом произнесла она.
– ГПУ? – не поняв, переспросил майор.
– Да, – кивнула бывшая инженер-конструктор. – Изделие так называлось: Главный Пульт Управления.
Майор сделал подряд несколько глотков чая.
– Пульт управления чего? – после паузы спросил он.
– Чего «чего»? – не поняла Ираида Михайловна.
– Ну, чем этот пульт управления должен был управлять?
– Вот этого я не знаю, – Оскольцева взяла из вазочки маленький сухарик с корицей. – Наш отдел за корпус пульта отвечал. Да. А чем этот пульт должен был управлять, мне не известно.
Со стороны завода долетел требовательный гудок маневрового тепловоза.
– Любаня! – громко прозвучал из-за непроницаемых рыжих штор женский голос. – Ты Кольку моего не видала? Два часа назад за хлебом пошел и как сквозь землю провалился…
– Да, у «Акопа» он сидит. Пиво хлыщет. С Гришкой из «литейки». Я мимо проходила, видела… Беги, пока они еще не набрались!
– Ах, он парази-и-ит! – взмыл возмущенный женский голос, и за рыжими шторами все смолкло.
Майор допил чай и поднялся.
– Что ж, спасибо, Ираида Михайловна, – прощаясь, сказал он. – Вы мне очень помогли.
– Ну, что вы, Ефим Алексеевич, – засмущалась Сова, – Вы же знаете, я всегда готова!
Метеорологические шары на ее груди шевельнулись, будто пытаясь разорвать удерживающее их пластмассовое крепление, выскользнуть из блузки и рвануться вверх, в свободный полет, в атмосферу.
Солнце заливало поселок по самые верхушки антенн на крышах.
В его лучах кудрявоголовые колонны заводского Дворца культуры сияли сахарной белизной, и на мгновение могло показаться: вокруг лежит древняя Греция, а не нынешняя Сибирь.
В тени античных колонн стоял человек.
Издали он походил на театрального героя-любовника, завершающего свою сценическую карьеру. Был он высок, широкоплеч и имел роскошную копну седых волос.
Но, если подойти ближе, то сразу становилось понятным: нет, это – зверь совсем другой породы. Слишком грубой, будто, сделанной из наждачной бумаги, была кожа на его лице. Слишком глубоки вертикальные морщины на щеках. И слишком умно для самовлюбленного представителя творческой интеллигенции смотрели его серо-зеленые глаза.
Майор Мимикьянов прекрасно знал этого человека.
Его звали Тимофей Топталов.
Тимофей Павлович не являлся внештатным осведомителем майора Мимикьянова в поселке Машиностроительного завода. Он был просто его хорошим знакомым. Хотя… Оперативник – опасная профессия. Сущность этой профессии – поиск тайны, спрятанной в среде людей. Этот поиск совсем не более простой, чем поиск ученым истины в среде элементарных частиц или бактерий. Такое занятие быстро меняет характер человека.
Через самое короткое время, оперативник невольно начинает смотреть на окружающих, прежде всего, как на источник информации. Независимо от того, являются они его агентами, просто знакомыми, или даже близкими людьми.
За все приходится платить. За неумеренность в еде – появлением на животе и боках лишних килограммов. За профессиональное занятие оперативной работой – появлением на месте обычных глаз двух рентгеновских аппаратов, а в черепной коробке – постоянно действующей программы по обработке получаемых данных.
– Здорово, Тимофей! Чего стоим? Кого ожидаем? – произнес Ефим, подходя к своему давнему знакомцу.
– А-а-а! Ефим Алексеевич! – обернулся к майору бачуринский старожил. – Здрас-с-сте вам! Никого не жду, так стою, жизнь обдумываю.
– Дело доброе! – похвалил Ефим, протягивая руку.
Топталов крепко стиснул его ладонь своей закаленной хваталкой:
– Давнее-е-енько у нас не появлялись!
– Сам знаешь, сержант, служба! Куда пошлют, туда и бежишь! – ответил Мимикьянов. – У вас-то тут как?
– Да, вроде, ничего! Жизнь идет. Чего нам, танкистам, сделается?
В молодости Тимофею Топталову дважды приходилось временно переезжать на жительство в места, отгороженные от остального мира колючей проволокой. Первый раз, – еще несовершеннолетним, за кражу мотоцикла у соседа. Второй, – уже после армии, за драку из-за девчонки, в результате которой у его соперника, к несчастью, медики зафиксировали тяжкие телесные повреждения.
Выйдя после этой взрослой отсидки, Тима утих.
Он окончил курсы токарей-фрезеровщиков на Машиностроительном заводе имени Бачурина и пятнадцать лет добросовестно стоял у станка. Сначала – в цехе сборки танковых башен завода, затем – в закрытом СКБ «Экран».
После ликвидации конструкторского бюро Топталов снова вернулся на завод. Когда танковое производство замирало, и рабочих отправляли в неоплачиваемые отпуска, Тимофей Павлович трудился в поселковом ателье по ремонту бытовой техники. С ремонтом утюгов, пылесосов и стиральных машин у него получалось не хуже, чем с монтажом танковых башен.
Все три последовательно появлявшихся у Тимофея спутницы жизни не ужились с вольным казаком: женщин Топталов любил, но еще больше он любил свободу. В настоящее время Тимофей Павлович, с точки зрения дамской части поселка, снова являлся женихом на выданье.
– Поговорить бы надо, – сказал майор. – Как насчет «полигона», а? Чего тут стоять, пятки давить? Бачуринских пельмешек покушаем, как?
«Полигоном» в поселке называли кафе «Мотор».
– О, доброе дело! – обрадовался Тима. – Пойдем – закусим.
Кафе «Мотор» располагалось здесь же, во Дворце культуры.
Оно впечатляло своими размерами. Возможно, за это его и прозвали «полигоном». А, может быть, потому, что некоторая часть заводских мужчин регулярно проводила здесь испытания на устойчивость собственных организмов к различным дозам и сортам алкоголя.
В этот час «полигон» пустовал.
Ефим с Топталовым сели за столик у окна.
Майор махнул рукой скучающей у стойки крупногабаритной официантке.
– Нам Бачуринских пельмешек в курином, бульоне, – сказал он. – Ну, и… – он взглянул на Топталова, вальяжно раскинувшегося на стуле. – Водочки… сто граммов.
