Дома остались, но большинство семей переехало: видимо, содержание домов обходилось слишком дорого для их истощенных состояний. Некоторые дома были заботливо отреставрированы, и теперь в них размещались банки и офисы тех корпораций, которые могли себе это позволить, а другие продолжали величественно или безрадостно разрушаться.
Мы вошли в один из таких старых домов, былое великолепие которого было старательно восстановлено и который теперь служил вестибюлем и входом в отель «Монсеррат». Сзади, примыкая к нему, находилась дополняющая основное здание башня из стекла и бетона, где располагались номера отеля. Мы направились в бар, большую залу напротив основного здания. Джонатана Хамелина здесь, очевидно, хорошо знали, поэтому свободный столик с приятным видом на бульвар был найден довольно быстро.
В этой обстановке Джонатан чувствовал себя спокойно и уверенно. Даже его повседневная одежда была весьма элегантна. Однако его коллега был одет практически так же, как и накануне вечером, только теперь на нем был еще и черный пиджак. И снова он выбивался из общей массы посетителей.
Бар назывался «Эк Балам» — «Черный ягуар». В оформлении явно использовались мотивы майя. В одном конце располагались две тускло освещенные витрины, в которых было выставлено то, что, очевидно, являлось, по крайне мере так казалось с расстояния, подлинными артефактами доколумбового периода.
Но это было единственное, что имело связь с местным колоритом. Слишком большой и потому не особенно уютный бар был оформлен в холодных персиковых тонах и оттенках морской волны. Ни марьячи, ни фламенко нуво не терзали слух постоянных посетителей. Вместо этого сидящий в глубине зала струнный квартет исполнял то, что называется салонной музыкой: Равель, Гайдн, Копленд, Штраус.
Атмосфера бара была наполнена дорогим парфюмом и дымом сигар. Без сомнения, именно сюда приходит элита Мериды, чтобы себя показать и на других посмотреть. Кое-кому из них очень нравилось сидеть за столиком в полуосвещенном углу в окружении свиты. Это был человек лет шестидесяти, невысокий и с небольшим брюшком. Не красавец, он обладал каким-то одному ему присущим обаянием, возможно, причина была в его деньгах, которые притягивали внимание по крайней мере половины женщин в баре и вызывали зависть большинства мужчин. Двое за его столом показались мне как минимум телохранителями, поскольку они постоянно сканировали взглядом бар, а их разговорные навыки, похоже, были сведены к нулю.
— Сеньор Диего Мария Гомес Ариас, — сказал Джонатан, заметив направление моего взгляда.
— Имя смутно знакомое.
— Весьма богат. Владелец отеля. Страстный собиратель.
— Чего?
— Красивых вещей.
Джонатан улыбнулся.
— Включая женщин? — спросила я, наблюдая, как несколько женщин в баре бросали взгляды в сторону сеньора Гомеса Ариаса.
— Включая женщин, — согласился он.
— Артефакты в витринах подлинные?
— О да, полагаю, так оно и есть.
— Разве их место не в музее?
— Очень может быть.
Он пожал плечами.
— Кажется, я вспомнила, откуда я его знаю. Он — клиент Эрнана Кастильо Риваса?
— Думаю, что был. Я слышал, что они поссорились из-за чего-то. А откуда вы знаете дона Эрнана? — спросил Джонатан.
Я рассказала ему о «Макклинток и Свейн».
— Так, с Макклинток мы знакомы, а кто такой Свейн?
— Мой бывший муж.
— Ясно.
— А если ясно, то закрываем тему.
Затем я рассказала, как продала бизнес, и о звонке, который днем ранее привел меня сюда. Даже Лукас, который до этого момента не произнес ни единого слова, подался вперед.
— Не томите, Лара, — сказал Джонатан. — Что это за проект?
— Я не знаю. Еще не виделась с доном Эрнаном. Он позвонил вчера вечером и отменил ужин. Ему пришлось уехать из города — похоже, напал на какой-то след или что-то в этом роде.
Я начала рассказывать им о кролике, но что-то меня остановило. Я задумалась, а в своем ли уме дон Эрнан, не тронулся ли он, с тех пор как я виделась с ним в последний раз. Все-таки ему скоро восемьдесят. Я не хотела, чтобы он — или, коли на то пошло, я — выглядели глупо в глазах Джонатана Хамелина.
Так или иначе, я заставила себя замолчать. Лукас пристально смотрел на меня так, словно знал, что я чего-то недоговаривала, но подошел официант с нашим заказом: маргаритой для Джонатана и меня и пивом для Лукаса, и наш разговор скатился к обычным банальностям, о которых болтают в барах.
Еще по дороге в бар я узнала, что Джонатан — археолог из Кембриджского университета в Англии, а Лукас — местный археолог, которого мексиканские власти определили ему в помощь.
Они, или по крайней мере Джонатан, ибо Лукас снова взял на себя роль наблюдателя, рассказал мне о работе, которую они проводили на раскопках в нескольких милях от Чичен-Ицы, огромного, относящегося к периоду постклассицизма, поселения неподалеку от Мериды, где жили майя. Прежде я много раз бывала в Чичен-Ице, но всегда считала, что это место стоило того, чтобы туда приехать вновь.
Со своим аристократическим британским акцентом Джонатан объяснял мне, что означают разнообразные изображения, вырезанные на каменных известняковых плитах, и о подземных реках в той части Юкатана, а также повеселил меня рассказами о принесениях в жертву косоглазых девственниц в священных сенотах, когда случалось что-то из ряда вон выходящее.
В бар вошли двое в черных одеждах и с повязанными на лицах платками на манер грабителей. У одного из них в руках была винтовка, а у другого — лом. Никто и опомниться не успел, как они быстро подошли к одной из стеклянных витрин в глубине бара, разбили стекло и схватили один из старинных предметов. Они покинули бар так же стремительно, как и вошли.
Мгновение стояла гробовая тишина, затем в баре поднялся невероятный шум. Некоторые из посетителей бара смеялись, думая, без сомнения, что все произошедшее — преддверие грядущих карнавальных празднеств. Гомеса Ариаса оттеснили из бара двое его телохранителей.
Я посмотрела на своих спутников. Казалось, что Джонатан сильно напуган. Лукас, как всегда, был невозмутим. Но в его взгляде было выражение, которое я бы охарактеризовала как восхищение.
Все мысли о шутниках — участниках карнавала были рассеяны, когда вскоре после происшествия появилась федеральная полиция.
Полицейский, который вел расследование, не был, на мой взгляд, тем, кому хотелось доверять. Это был высокий и худой человек с внушительными усами. У него, если можно так сказать, был какой-то тощий или голодный вид, жесткий взгляд, то ли из-за природной жестокости, то ли из-за какого-то горького разочарования, я не могла определить точно.
Не могу сказать, что в его поведении так быстро вызвало у меня к нему антипатию. Возможно, причина в его властном обращении со всеми нами, посетителями бара, или в грубости его обращения с персоналом, как отеля, так и со своими подчиненными. Или его высокомерие, с которым он объявил всем нам, что виновники — и здесь он посмотрел на нас так, словно считал, что каждый по-своему виноват в случившемся — будут скоро задержаны.
Джонатан и Лукас, который, как мне показалось, был хорошо знаком полиции, были вызваны для опознания украденного предмета, затем всех посетителей быстро допросили, взяли адреса и телефоны, по которым их можно было бы найти, и отпустили.
Джонатан проводил меня до такси. Полиция попросила его задержаться, чтобы помочь следствию. Журналисты не заставили себя долго ждать, и скоро толпа репортеров и зевак уже бродила у отеля.
— Я повторю свой вопрос, — сказала я. — Разве место этих предметов не в музее?
— Туше!
— Я серьезно. Как Гомесу Ариасу удается вот так запросто под стеклом в баре хранить предметы, представляющие историческую ценность?
— Может, ему хочется показать свою коллекцию народу?
— Народ вообще-то в его бар не ходит, — с раздражением сказала я. — Скорее всего он делает это для тех, кто сюда ходит, чтобы знали, что он может себе это позволить. Интересно будет посмотреть, как он переживет потерю части коллекции.
На этом мы пожали друг другу руки, и я отправилась на такси обратно в «Каса де лас Буганвильяс». К тому времени, когда я вернулась в отель, новость уже разлетелась, и гостиница напоминала гудящий улей.
Алехандро, пребывающий в угрюмом настроении, вместе с отцом стоял за конторкой портье. Его взгляд потеплел, когда он меня увидел.
— Видел тебя по телевизору, — сказал он.
Неожиданно я почувствовала, что дико устала.
Даже на ужин не осталось сил. Я рассказала Алехандро о своих приключениях, и он предложил сходить для меня за миской сопа де фрихоль, похлебки из черных бобов, приготовленной его матерью. Я с благодарностью приняла его предложение.
