— Скорее о наезде, — сказала я. — История действительно некрасивая, но к моему родственнику имеющая лишь косвенное отношение. В общем, я уезжаю, но ненадолго, — с этими словами я покинула редакцию.
Летнее утро уже было в самом разгаре. Я вела свою «Ладу» по залитым солнцем улицам и думала о чем угодно, только не о несчастной Татьяне Михайловне. Вдоль тротуаров на деревьях зеленела сочная листва, сверкали витрины магазинов, девушки в легких платьицах ели на ходу мороженое, проносились разноцветные автомобили — в общем, жизнь била ключом. Хотелось мечтать о золотых пляжах, лазурных водах, о личной жизни, наконец.
Доехав до района вокзала, я через туннель пересекла линию железной дороги и свернула к заводу аккумуляторов. Огибая территорию завода, я невольно улыбнулась, вспомнив, как накануне ночью мучился здесь Никита. Наверное, ему не понравилась бы моя улыбка, но что делать — мне тоже не очень нравилось поручение, которое он на меня повесил.
Ворота медсанчасти были открыты, и я без помех доехала до главного входа. Возле широкого крыльца несколько человек в синих рабочих халатах грузили в санитарный фургон туго набитые клеенчатые мешки — похоже, это было грязное белье.
Я заперла машину и, прихватив с собой пакет, вошла в прохладный пустой вестибюль. За деревянным барьером торчали рядами ничем не заполненные вешалки для одежды. Пожилая нянечка со шваброй в руках неторопливо мыла мраморный пол. Никакой охраны поблизости не наблюдалось.
Пройдя через вестибюль, я прямо за дверью обнаружила окошечко регистратуры и поинтересовалась, как мне найти пациентку Самойлову, пострадавшую ночью в автокатастрофе. Меня отправили в травматологическое отделение, объяснив, как найти туда дорогу.
В отделении тоже никаких сложностей не возникло. Первым мне попался высокий молодой человек в белом халате. У него были уверенные движения и приятная улыбка. На мой вопрос, можно ли увидеть Самойлову, он весело ответил:
— Невозможного для нас ничего нет! Конечно, мы увидим с вами Самойлову! Тем более что именно я — ее лечащий врач. Позвольте представиться: Александр Михайлович! Но вы можете звать меня запросто Сашей. Как вас больше устраивает?
— Ну, с врачами я предпочитаю держаться официально, — смеясь, ответила я. — Поэтому выбираю Александра Михайловича. А что, Самойлова чувствует себя нормально?
— Вполне! — заверил меня жизнерадостный врач. — Настолько нормально, насколько это определение вообще применимо к человеку, попавшему под машину. А вы — родственница Самойловой?
— Откровенно говоря, нет, — сказала я. — Даже не знакомая. Просто меня попросили кое-что ей передать. Это возможно?
— Я же сказал — ничего невозможного для нас нет! — воскликнул Александр Михайлович. — Пойдемте, я вас провожу, а то персонал может вас развернуть без халата…
— А это ничего, что без халата? — забеспокоилась я.
— Беру грех на душу! — весело сказал врач.
Он повел меня в конец длинного белого коридора, оживленно болтая на ходу.
— Вы сегодня не первая, кто интересуется Самойловой, — сообщил он. — Уже побывали из милиции, и с работы коллеги заглядывали… Между прочим, милиция на этот раз не ударила в грязь лицом! Того бедолагу, что сбил нашу пациентку, уже нашли. Хотя, строго говоря, сделать это было совсем не трудно. Им оказался шофер с третьей автобазы… забыл фамилию! Ну, это не важно! Бедняга принял вчера на грудь, показалось мало — недолго думая, сел за руль и поехал за добавкой. Он тут рядом живет… Однако переоценил свои силы: после Самойловой он проехал всего ничего и где-то у железной дороги въехал в столб. После чего спокойно заснул прямо в кабине. Утром он, естественно, ничего не мог вспомнить, но милиционер говорил, что его вина будет доказана несомненно: на капоте обнаружены следы крови… Прошу вас, вот в эту дверь!
Мы вошли в просторную светлую палату. Возле стены стояла железная кровать с какими-то диковинными приспособлениями и противовесами. На кровати лежала фигура, отдаленно напоминающая женскую, вся в бинтах и гипсе. Левая нога ее и правая рука находились на вытяжении и щетинились стальными иглами. Лицо тоже было наполовину забинтовано, но один глаз — живой и испуганный — внимательно наблюдал за происходящим, давая понять, что женщина находится если не в полном здравии, то уж по крайней мере в ясном сознании.
— Вот, Татьяна Михайловна, опять привел к вам гостя! — провозгласил врач, подходя к изголовью и кладя руку на спинку кровати. — Вы, наверное, сегодня уже устали от гостей?
— Устала! — чистосердечно призналась больная. В голосе ее отчетливо слышалось раздражение. — А это кто ж такая? Что-то не могу припомнить. Из милиции, что ли? — Черный глаз с тревогой уставился на меня.
— Думаю, что не из милиции, — успокоил ее Александр Михайлович. — Кстати, а вы ведь так и не сказали, как вас зовут, — с мягким упреком обратился он ко мне. — А мне, между прочим, это тоже интересно!
— Ольга Юрьевна Бойкова, — представилась я. — Но это неважно. Я, собственно, тут случайно. Меня просили передать вам сумочку, Татьяна Михайловна! Человек, который нашел, и вот… — Я развернула пакет и, достав сумку, вопросительно взглянула на врача. — Куда ее можно положить?
Он не успел ответить. Здоровая рука Татьяны Михайловны взметнулась над одеялом и буквально вырвала у меня сумочку. Мне показалось, что лицо женщины в этот момент резко побледнело. Я слегка испугалась.
— Вам нехорошо? — спросила я участливо.
— Чего уж хорошего, — дрожащими губами пробормотала Самойлова, — когда твои вещи таскает кто ни попадя!
Александр Михайлович выразительно посмотрел на меня и еле заметно покачал головой, давая понять, что бурная реакция пациентки его удивляет.
— Да вы не беспокойтесь, — рассудительно заметила я. — Ничего не пропало. Можете хоть сейчас проверить!
— И вообще, давайте проверим содержимое сумочки и определим ее в камеру хранения, — предложил Александр Михайлович. — Или передадим ее кому-нибудь из родственников…
— Нет у меня никаких родственников! — враждебно заявила Самойлова. — А какие есть — я им рубля не доверю! А сумочка пускай при мне полежит! У меня здесь своя тумбочка положена? Вот пускай там и находится!
Александр Михайлович развел руками.
— Вообще-то тумбочка для другого предназначена, — заметил он. — Ну да бог с ним! Только, чур, к нам никаких претензий, Татьяна Михайловна! Мы вас лечим, но вещи ваши охранять некому, понимаете?
— Сама сохраню, — упрямо заявила больная. — А мне еще долго лежать, доктор?
— Я уже говорил: травма серьезная, — скучным голосом сказал Александр Михайлович. — Загадывать не берусь, но на два месяца настраивайтесь железно!
Самойлова разочарованно пожевала губами, и ее единственный глаз подозрительно сверкнул в мою сторону. Она все-таки не утерпела и спросила:
— Ты, девушка, этого человека хорошо знаешь, который в сумочке-то шарил?
Подтекст вопроса был ясен. Татьяне Михайловне очень хотелось знать, заглядывала ли я в эту проклятую сумку, — просто она стеснялась спросить об этом напрямую. Меня все это начинало уже раздражать, но злиться на больного человека было глупо и некрасиво. Поэтому я как можно спокойнее сказала:
— Никто в вашей сумочке не шарил, ни я, ни тот человек. Между прочим, если бы не он, кто знает, что с вами бы сталось… И зачем ему ваша сумочка — он человек положительный, зарабатывает хорошо…
— Те, которые зарабатывают, они до денег особенно жадные, — глубокомысленно заметила Самойлова, но тут же спохватилась: — Я не про того товарища, конечно, а вообще… Ему-то моя глубокая благодарность! Как и доктору, который операцию производил. Ночью тут другой доктор был — серьезный мужчина…
Это уже был, кажется, камешек в огород Александра Михайловича. Но он, ничуть не смутившись, сказал:
— Это верно, Николай Григорьевич у нас — ас! Вам, Татьяна Михайловна, повезло!
— Как утопленнику! — саркастически отозвалась больная.
— Не преувеличивайте, не преувеличивайте, Татьяна Михайловна! — сказал, посмеиваясь, доктор и, как бы невзначай подхватив меня под руку, повел к выходу.
Самойлова смотрела нам вслед колючим глазом, прижимая к одеялу свою драгоценную сумочку.
В коридоре Александр Михайлович с большой неохотой отпустил мою руку и, показав глазами на дверь палаты, с улыбкой заметил:
— Ничего себе экземпляр, да? Сейчас это еще цветочки… Представляю, что будет, когда она пойдет на поправку! Заметили, какой у нее взгляд? Одним глазом за два смотрит! Будем надеяться, что из ее торбы ничего не пропало, а то она нас всех со света сживет.
— Вполне возможно, — серьезно заметила я. — Поэтому я немедленно удаляюсь. Всего хорошего! Было очень приятно познакомиться.
