Прежде всего я решила навестить Григоровича — он каким-то образом был связан с Татьяной Михайловной и вдобавок пострадал от грабителей. В каком-то смысле готовый материал для криминальной хроники.
Предупредив Марину, что уезжаю на неопределенное время, я села в машину и покатила на улицу Леонова. Я вовсе не была уверена, что мне удастся пообщаться с Григоровичем. Многих адвокатов в городе я знала, но именно с Григоровичем не встречалась ни разу. И момент, надо признать, был не самый располагающий к общению с папарацци. Меня могли попросту выставить за дверь. Что ж, таков профессиональный риск.
Адвокат жил в новом девятиэтажном доме, на первом этаже которого размещался косметический салон. Я поднялась на лифте до четвертого этажа и позвонила в дверь двадцать четвертой квартиры.
Открыли мне не сразу, и у меня было время рассмотреть дверь. Она была сделана из стального листа, с отделкой под дерево. Никаких следов взлома я не заметила. Правда, дверь могли уже отремонтировать.
Наконец щелкнул замок, и на пороге появился представительный мужчина лет пятидесяти пяти, в щеголеватом малиновом пиджаке и наглаженных черных брюках. У него было холеное, гладко выбритое лицо с крупным носом и высоким лбом, плавно переходящим в сверкающую лысину. Галстука на мужчине не было, зато на шее был повязан платок — на мой взгляд, с целью скрыть морщины.
Держался мужчина уверенно, по-хозяйски, но его серые навыкате глаза смотрели на меня подозрительно и настороженно.
— Арнольд Львович? — спросила я.
Мужчина наклонил голову и сухо сказал:
— К вашим услугам. Что вам угодно?
— Ольга Юрьевна Бойкова, — представилась я. — Газета «Свидетель». Мне хотелось бы с вами побеседовать.
На лице Григоровича появилось оскорбленное выражение.
— Помилуйте! — вскричал он. — Побеседовать! Только этого мне сейчас и не хватало! Что за странные фантазии? Неужели нельзя хотя бы на минуточку оставить человека в покое?!
— Простите, — сдержанно сказала я. — Понимаю, что вам сейчас не до меня. Но что поделаешь — такая уж профессия! О журналистах вспоминают, только когда захочется почитать газету.
— Между прочим, я не читаю газет! — ядовито сообщил Григорович. — И, будь моя воля, я запретил бы их категорически и бесповоротно! Можете обижаться на меня, уважаемая, но я бы именно так и сделал! Помойная яма — вот что такое ваши газеты!
— Чем же мы вам так насолили? — поинтересовалась я.
— Да при чем тут я! — возмутился Григорович. — Я не читаю газет — ни при каких обстоятельствах! Но от вас страдает общество! Вы ежедневно выливаете на него такой ушат грязи…
— Скажите, а вы так агрессивно настроены только по отношению к газетам или вас не удовлетворяют средства информации в целом? — деловито спросила я.
Адвокат нервно поправил шейный платок.
— Вы имеете в виду телевидение? — мрачно спросил он. — Ну, это вообще за пределами здравого смысла. Если нашей цивилизации суждено погибнуть, то именно телевидение будет тому виной!
— Простите, но вот лично вы откуда-то же черпаете информацию? — сказала я. — Как вам удается обходиться без средств массовой информации?
Григорович посмотрел на меня с превосходством.
— Существует целый ряд специальных изданий, бюллетеней, — назидательно пояснил он. — В конце концов, конфиденциальные источники…
— Согласитесь, широкие массы не имеют доступа к конфиденциальным источникам, — заметила я. — Но они тоже имеют право на информацию.
— Лучше бы они его не имели! — проворчал адвокат. — Эти постоянные дискуссии о правах только дезориентируют общество и вносят в него элемент иррациональности.
— Странно это слышать от человека, который является в некотором роде защитником этих прав, — сказала я.
— Господи, о чем вы говорите! — воскликнул Григорович, всплескивая руками. — Вообще, вам не кажется странной эта дискуссия на пороге?
— Так пригласите меня в дом! — резонно возразила я.
Адвокат впился в меня озадаченным взглядом, будто только что увидел.
— М-да? Ну что ж, заходите, пожалуй… — произнес он с сомнением. — Но, учтите, я ничего вам не обещаю! Никакого вторжения в личную жизнь! Все, что я могу вам позволить, — это выслушать мое мнение относительно прессы. Если это вас устраивает — милости прошу! Приготовить вам кофе? — последнюю фразу он произнес безо всякого перехода, старомодно-учтивым тоном, отчего она приобрела несколько комический оттенок.
— Нет, спасибо! — сказала я, проходя в квартиру. — С меня достаточно того, что вы согласились продолжить диалог.
— Что? — растерялся Григорович. — Ах, вы имеете в виду… Но тут вы ошибаетесь, уверяю вас!.. Проходите, пожалуйста, сюда, — он ввел меня в просторную уютную гостиную. — Присаживайтесь! Нет-нет, никакого диалога не будет! Просто, питая естественную слабость к хорошеньким женщинам, я не мог вас вот так просто выставить за порог. Но удовлетворить ваше профессиональное любопытство я не намерен, прошу меня извинить!
Пока он говорил, я рассматривала комнату. Откровенно говоря, никаких следов ограбления я тут не заметила. Дорогая мебель стояла на своих местах, и вообще кругом царил идеальный порядок.
— Если вы не хотите со мной беседовать, все-таки гуманнее было бы не приглашать меня в дом, — с улыбкой заметила я. — Правда, я сама напросилась. Но это уж, как вы справедливо изволили выразиться, профессиональное любопытство. Вы — адвокат, я — папарацци. Это, так сказать, суровая реальность. Но, между прочим, вы зря меня боитесь. Наша газета живет сенсациями, а не скандалами.
— А-а! — Григорович пренебрежительно махнул рукой. — Слова! Все это лишь вопрос терминологии. Лично я не вижу тут большой разницы.
— Мы стараемся щадить чувства людей, о которых пишем, — пояснила я.
— Другое дело, насколько хорошо это вам удается! — язвительно заметил адвокат.
— Пока особых неприятностей у нас не было, — сказала я скромно.
— Будут! Если вы собираетесь написать обо мне, неприятности обязательно будут! — пообещал Григорович.
— А если я дам обещание не упоминать в публикации вашего имени, вы согласитесь ответить на мои вопросы? — спросила я.
Григорович недоверчиво уставился на меня.
— А зачем вам это нужно? — подозрительно поинтересовался он. — Это, выходит, вы намерены удовлетворить уже не профессиональное, а личное любопытство!
— Эти два момента уже давно слились воедино, — сказала я. — Уже и сама не понимаю, где кончается профессиональное, а где начинается личное…
— Я смотрю на эти вещи иначе, — заявил адвокат. — Но допустим, я пойду вам навстречу. Какая гарантия, что моя откровенность не повредит мне самому?
— Вопросы будут самые невинные, — заверила я. — Никаких секретов раскрывать вам не придется.
— Странное дело, — пробормотал Григорович. — Ну что ж, давайте попробуем.
— Извините, если первый вопрос покажется вам глупым, — сказала я. — Но у меня складывается впечатление, что вы не слишком пострадали от грабителей…
Григорович закатил глаза к потолку.
— Ольга Юрьевна, дорогая! — простонал он. — Вы сами-то понимаете, что вы сейчас сказали? Как можно не слишком пострадать от грабителей? Да сам факт проникновения в ваше жилище является тягчайшим стрессом! Вторглись в святая святых, сняли с вас панцирь — это ли не шок! Я до сих пор не могу прийти в себя!
— Я вас понимаю, — сочувственно заметила я. — Но имелся в виду материальный аспект…
Григорович неодобрительно прищурился.
— Вы хотите сказать, что из дому не вынесли кресла, телевизор и рояль остался на месте? — ехидно сказал он. — Да, если смотреть на дело с этих позиций, мне неслыханно повезло… Но в моем доме орудовал профессионал! Брал только золото, валюту и камешки — все то, что можно унести в карманах. Уверяю вас, зарабатывал я неплохо, и у меня есть чем поживиться и помимо перечисленного, но вор, навестивший меня, обладает холодным рассудком и поразительным чутьем — настоящий артист!
— Насколько я понимаю, он добрался до каких-то тайников? — спросила я.
— Вот именно! — воскликнул Григорович. — Без шума, аккуратно все вычислил и выкрал! Сейф и все остальное…
— Но почему же вы, уезжая на долгое время, не поставили квартиру на сигнализацию? — удивилась я.
Григорович развел руками.
— Видите ли, наверное, я все-таки слишком старомодный человек, — признался он. — И потом, понадеялся на секретные замки, на соседей. Короче, проявил непростительное легкомыслие…
— О том, каковы размеры похищенного, не спрашиваю, — сказала я. — Но что говорит милиция? У них есть какая-нибудь зацепка?
Адвокат скептически улыбнулся.
— Если меня что-то и раздражает больше, чем наши газеты, — провозгласил он, — так это наша милиция! Право, об этой структуре не стоит говорить всерьез. Уверен, они будут последними, кто узнает имя грабителя!
