Ознакомительная версия.
Тут позвонили из «дежурки» ОВД «Стригунино», сказали, что машина к выезду готова.
Петрович, бессменный водитель потрепанного «жигуль-шестерки» равнодушно спросил:
— Куда?
Баздырев назвал адрес, одновременно доставая из пачки сигарету для Петровича. Это был тайный ритуал, который знали «старики». Поднеся огонек зажигалки, Максимыч спросил:
— Как там дача?
Дача — это была излюбленно-больная тема для Петровича. Он строил и достраивал ее всю жизнь, но ограничивался короткими ответами, впрочем, с удовольствием.
— Шифер завез, под цвет кирпича. Осенью крышу перестилать буду.
После этого из Петровича можно было выжимать и сто двадцать километров в час, и работы по четырнадцать-пятнадцать часов. Единственное, что он не любил в этих экстремальных ситуациях, когда ему не объясняли, на кой хрен он сюда приехал и что тут случилось, в смысле — кратко изложить историю.
— Кстати, телефоны Зайцевых пробил? — спросил Баздырев.
— Да, вот ребята записали: домашний и сотовый Аллы Сергеевны.
Баздырев набрал номер. Домашний телефон не отвечал. Время было уже 9.40, и Максимыч выразил мнение, что, женщина, скорей всего, поехала на работу. Конечно, он мог сразу позвонить по сотовому телефону, но схитрил. И теперь по заведенному правилу следующим должен был звонить напарник. Такие звонки, когда ты поневоле становишься вестником смерти, для Максимыча, были как ножом по сердцу. По телефону обычно не сообщали печальное известие. Иногда посылали на это неблагодарное дело участковых уполномоченных. Но сейчас у оперов была веская причина самим сообщить о гибели Зайцева.
— Набирай сотовый! — сказал Баздырев. — Скажешь типа, с вашим мужем Зайцевым Борисом Петровичем случилась… беда. Не по телефону, типа есть нюансы. Спроси адрес.
Ребров набрал номер, представился и повторил в точности то, что посоветовал Максимыч.
— Алла Сергеевна, не по телефону. Есть причины. Назовите адрес, мы тут же приедем.
Ребров достал ручку и сделал запись в блокноте.
— Ждет нас в офисе строительной компании «Открытые окна». Поехали!
— Ну, и как восприняла?
— Ну, как… Ради бога, скажите, что с ним, он живой?.. Вот… А вот теперь твоя очередь, Максимыч, говорить, что муж умер при загадочных обстоятельствах.
— Разберемся.
— Максимыч, ты забыл, кто последний раз извещал потерпевшую сторону о гибели фигуранта?
— Это — тот, который попал под электричку? Ну, ты мастак, нашел, чем козырять. Сожительница бомжа… Она так и не поняла, чего мы хотим от нее. У меня деньги на водку клянчила. Нет, Ребров, бомжиха в зачет не идет.
— Черствый вы человек, Василий Максимович. Бомжиха тоже человек, и ничто человеческое ей не чуждо.
— Особенно ее бурная радость, когда получила от меня тридцать рублей на бутылку. И только после этого вспомнила, что спутника жизни звали Вовкой.
Оставшуюся часть пути ехали молча. Уже два года Ребров работал в «убойном отделе» вместе с Максимычем. И хоть и пикировался с ним иногда на равных, но улавливал, чувствовал те особые моменты, когда Баздырев неожиданно умолкал, забывал о своих прибаутках, подначках, сосредоточивался, как охотничья собака, почуявшая след. Он так и говорил: «Я — бешеная милицейская собака!»
Строительная компания «Открытые окна» находилась в одном из особняков в начале проспекта Мира. У входа топтался охранник в черной униформе. Баздырев показал удостоверение и сказал, что их ждет Алла Сергеевна. Стражник попросил подождать в вестибюле. Тут же появился старший охранник, посмотрел оба удостоверения и попросил следовать за ним.
Поднялись на второй этаж. Недалеко от лифта в коридоре стояла блондинка, на вид не старше тридцати. Увидев пришельцев, она изящно опустила в пепельницу сигарету, которую держала двумя пальчиками, и пошла навстречу.
— Вы из милиции? Ради бога, скажите, что с Борисом?
— Можно пройти к вам в кабинет, желательно, в отдельный.
Кабинет Аллы Сергеевны был отделан со вкусом, и «милицейская собака» Баздырев оценил это с одного взгляда: напоминал он уголочек джунглей, будто вырезанный огромным ковшом в низовьях Амазонки и доставленный спецрейсом в ее кабинет. Среди этого обилия пальм, лиан, фикусов, кактусов, неведомых растений и цветов едва можно было разглядеть полки с книгами, стенные шкафы и почетные дипломы.
Но сейчас Баздырева интересовали вовсе не дизайнерские изыски. Он попросил, чтобы хозяйка непременно села. Потому что именно ему нужно было произнести для этой изящной блондинки слова-убийцы. Ее муж Борис Петрович Зайцев пока еще живой, да, с ним что-то случилось, и это скрывают хмурые люди из уголовного розыска. Но надежда витает, может быть все, что угодно, но не то, о чем и страшно подумать.
— Он что-то натворил? — медленно опускаясь в кресло, с мольбой спросила Алла.
— Алла Сергеевна, — начал Баздырев, — нам тяжело сообщать об этом… Ваш муж погиб при невыясненных пока обстоятельствах.
— Как?! Вы что такое мелете? — Она вскочила, глаза ее округлились. — Он попал в аварию? Что с ним, говорите же!!!
Баздырев вздохнул:
— Его обнаружили в номере гостиницы «Лунный свет» с признаками отравления. Тело находится сейчас в морге, вам надо поехать с нами… Если вы в силах. Процедура опознания…
— На Селигере? На озере?
— Эта гостиница в Москве, в Северном округе.
— Эта какая-то чушь, что вы мне говорите! Он уехал отдыхать на Селигер. Он много работал, одышка, он сердечник, я его насильно отправила отдохнуть на неделю. Это ошибка!
«Стоя она выглядит эффектней. Минимум золота, но все очень дорогое», — подумал Баздырев. Он тоже встал, вытащил из кармана пиджака паспорт Зайцева и протянул Алле Сергеевне.
— Да, это его паспорт, — сказала она, вытирая нахлынувшие слезы. — Где вы его взяли?
— Там же, в гостинице, в кармане его пиджака, — ответил Баздырев.
Алла взяла сигарету из пачки, изящную, с золотой каемкой, как миниатюрное воплощение ее самой, рассеянно посмотрела на зажигалку, лежавшую на столе. Ребров тут же вскочил, вытащил свою зажигалку, услужливо поднес огонек.
Не дожидаясь новых вопросов, Баздырев стал рассказывать.
— В ту ночь у него была девочка по вызову, некая Ирина Галушка, иммигрантка из Украины. Работала в гостинице по этому профилю.
— Боже, какая гадость, какая гадость… Хорош «Селигер» с гостиничной проституткой… — Алла опустилась на диван, закрыла лицо ладонями. — Какой позор, как ты мог! Чего тебе не хватало? Кобель…
Она застонала. Ребров открыл бутылку минеральной воды, стоявшей на столе, налил в стакан и поднес женщине.
— Возьмите. Мы вам так сочувствуем.
Она оттолкнула стакан:
— Не надо! Не надо ваших фальшивых сочувствий… Представляю, как он лежит, вокруг чужие люди, суета, посмеиваются. Не повезло… Это проститутка его отравила?
— Пока не ясно. Скажите, Алла Сергеевна, ваш муж употреблял таблетки виагра?
— Не знаю, ни разу не видела. Может быть… Теперь все может быть.
— Значит, в вашей семейной жизни он виагру не применял? — уточнил Баздырев.
— Да как вы смеете задавать мне такие вопросы? — Блондинка вспыхнула, мгновенно пришла в ярость. — Что вы лезете в постель, копаетесь, думаете вам все можно?
— Извините, но у нас есть все основания считать, что вашему мужу подсунули каким-то образом таблетки с ядом, по внешнему виду похожие на виагру.
— Боже мой, какой-то кошмар. — Алла снова остыла и задала разумный вопрос. — А может быть, у него случился сердечный приступ на этой девке… Он был голый? Конечно, ему никто не оказал помощи. Боже, что скажут люди… Так закончить жизнь…
— Да нет, у него все признаки отравления… — мрачно произнес Баздырев. — Алла Сергеевна, вы должны поехать с нами на опознание тела… мужа. Если, конечно, вы сейчас в силах.
— Оставьте меня в покое! — Алла снова закрыла лицо руками.
— Вот моя визитная карточка, кладу на стол, буду ждать вашего звонка.
Максимыч и Ребров спустились вниз, прошли сквозь охрану. Молодчики в черной, америкосовского вида униформе что-то нервозно обсуждали, увидев гостей, умолкли. «Уже знают, — подумал Баздырев, — кто слил, хрен его знает, масс-медиа…»
Петрович, нацепив очки, читал недельной давности «Московский мукомолец». Баздырев спросил его, будем жечь бензин зазря или подождем.
— А мне по бамперу, — ответил Петрович. — Вам, ловеласам, виднее.
Таким веселеньким словом (от глагола «ловить») Петрович называл оперативных сотрудников уголовного розыска.
— Значит, экономим, — сказал Максимыч. — Ранее чем через час женщина не созреет. Вспомнит все — хорошее и плохое, связанное с покойным мужем, всплакнет, взрыднет, да и тянуть ей особо негоже, милиция ведь нынче нервная.
Баздырев вновь предложил Петровичу сигарету, зная наперед, что он ответит.
Ознакомительная версия.
