— Что же все-таки стряслось? — недоумевал я. — Хотя мы не виделись Бог знает сколько времени. Как ни крути, придется поехать.
— Надо, так надо...
Мы выбрались к Нериссе.
Нам не дано предугадать...
* * *
Нерисса была мне теткой, крестной матерью и опекуншей в одном лице. Она была мне тем, чего, к сожалению, у меня никогда не было. А была у меня мачеха, которая любила только двух своих детей от предыдущего мужа, и еще отец, замороченный до смерти ею да вечной работой.
Нерисса держала своих лошадей в конюшне моего отца. Когда я был мальчишкой, она давала мне конфеты, потом — фунтовые бумажки, потом хорошие советы и, наконец, одарила дружбой. Мы не были особенно близки, но по-настоящему любили друг друга.
Она ждала в летней гостиной своей великолепной резиденции, сидя в кресле у столика, на котором стоял серебряный поднос с графинчиком шерри и несколькими рюмками. Услышав голос лакея, приветствовавшего нас в холле, она поднялась, чтобы обнять нас.
— Здравствуйте, мои дорогие! Как я рада видеть вас! Кейт, тебе очень к лицу этот желтый цвет... А ты здорово похудел, Эдвард...
Из окна за ее спиной открывался лучший вид в графстве Глочестер, и только когда мы уже обнялись и расцеловались, я рассмотрел, как сильно она сдала со времени нашей последней встречи.
Тогда она была чрезвычайно симпатичной леди, далеко за пятьдесят, но сохранившей молодой взгляд голубых глаз и неукротимую жизненную энергию. Походка была упругой, а в голосе звучали веселые нотки. Она была настоящей аристократкой, из тех, о ком мой отец говорил «класс».
Но за эти три месяца она поразительно изменилась. Взгляд ее стал тусклым, в нем не было прежней энергии, голос звучал глухо, руки дрожали.
— Нерисса! — вырвалось у Кейт, которая, как и я, относилась к этой необыкновенной женщине с чувством большим, чем просто симпатия.
— Да, дорогая, я знаю, — остановила ее Нерисса.
— Садитесь, мои милые. Эдвард, налей нам шерри.
Я налил, но Нерисса даже не пригубила бледно-желтую жидкость. Она сидела в кресле из парчи, пряча руки в рукава глубокого полотняного платья, спиной к свету.
— Как поживают ваши сорванцы? — спросила она.
— Как Либби? Эдвард, дорогой мой, ты слишком похудел. И, честно говоря, это тебе не к лицу.
Довольно долго она задавала подобные вопросы и внимательно выслушивала наши ответы, пресекая какие-либо попытки выяснить, почему же она так выглядит.
В столовую она шла, опираясь на палку и на мое плечо. Нам подали очень легкий ленч, который наверняка не возвратил мне ни одного из потерянных килограммов. Перекусив, мы так же не спеша вернулись в салон, куда был подан кофе.
— Эдвард, прошу тебя, закури. Сигары лежат в коробке. Ты ведь знаешь, как я люблю этот запах... Теперь мало кто курит.
Я подумал, что мало кто решится курить при ней, но раз уж она сама просит... Сам я курил довольно редко, обычно после ужина. В коробке лежала отличная «Корона», немного, правда, пересушенная. Закурив, я заметил, что Нерисса с удовольствием вдыхает дым сигары.
— Здорово, — улыбнулась она.
Кейт разлила кофе, но хозяйка лишь пригубила его.
— Так вот, дорогие мои, — спокойно сказала она. — К Рождеству меня уже не будет.
Этим словам можно было верить.
— Вы, как всегда, молодцы, — усмехнулась Нерисса. — Никаких возражений, пустых сантиментов. Врачи говорят, что моя болезнь неизлечима. Но что-то делать все же надо, и потому-то я так плохо чувствую себя и так плохо выгляжу. Без них я чувствовала себя гораздо лучше... А теперь меня уговаривают облучаться и пичкают разными мерзкими антибиотиками, и от всего этого мне становится все хуже. — Она состроила еще одну гримасу. — Я просила, чтобы меня оставили в покое, но они... это их долг, и ничего тут не поделаешь... идиотская ситуация. Но, как бы то ни было, мои дорогие, не принимайте это близко к сердцу. Прошу вас.
— Я поняла, что вы пригласили нас, потому что вам что-то нужно? — спросила Кейт.
Нерисса смотрела, дивясь.
— Как ты догадалась?
— Вы позвали вдруг, внезапно, а болеете вы, как я поняла, уже несколько недель.
— Эдвард, твоя жена действительно очень умная женщина, — сказала Нерисса. — Все так, мои дорогие... Я хотела просить Эдварда об услуге, если он, конечно, согласится.
— Ну, разумеется, — ответил я.
В голосе ее звучали прежние, те, веселые нотки.
— Не соглашайся раньше времени.
— Ладно.
— Дело касается моих лошадей. — Она помолчала и добавила: — Видишь ли, в последнее время они бегают очень неудачно.
— Как же так, — заметил я. — Сезон-то еще не начался.
Я знал, что Нерисса держит двух лошадей для стипль-чеза, и припомнил, хотя и с трудом, что в прошлом сезоне они дважды выигрывали.
— Нет, Эдвард, речь идет не о них. У меня есть еще одиннадцать двухлеток.
— Я об этом не знал.
— Потому что они не здесь, а в Южной Африке.
— Вот как? — я посмотрел на нее с изумлением. — Но я совершенно не ориентируюсь в южноафриканских бегах, Нерисса. Очень жаль. Я действительно хотел бы чем-нибудь помочь... но тут... я не могу сказать, почему ваши лошади не выигрывают.
— Я вижу, ты в самом деле разочарован, Эдвард, но поверь мне, ты можешь мне помочь — конечно, если ты захочешь.
— Вы только объясните ему, в чем дело! Эдвард сделает для вас все, что в его силах, Нерисса, — заверила ее Кейт.
Кейт, разумеется, была права. Особенно, если учесть положение Нериссы. Ведь когда я был осиротевшим пареньком, она ни разу не отмахнулась от моих проблем.
Нерисса вздохнула.
— Я писала тамошнему тренеру, но он не знает, в чем дело. Другие лошади из его конюшни показывают неплохие результаты, только мои проигрывают. Письма идут невероятно долго. В последнее время и наша, и их почта работают из рук вон плохо. Так вот, Эдвард, я и подумала, что ты, может быть, захочешь... Я понимаю, что это не такая уж простая вещь... Но, может быть, ты сможешь выбраться в Иоганнесбург, посмотреть, что там, собственно, происходит?
Воцарилось недолгое молчание. На этот раз даже Кейт не торопилась сказать, что, конечно же, я немедленно еду, и все же все мы понимали, что речь не о «да» и «нет», а о «когда» и «как».
Нерисса продолжила:
— Эдвард, ты хорошо разбираешься в состязаниях, лошадях, конюшнях, тренинге. Ты наверняка разберешься, не допускает ли тренер ошибки. Ну и, кроме всего прочего, у тебя отличные способности детектива.
— Детектива? — удивился я. — Но я не раскрыл ни одного преступления.
— Ты отлично разберешься в обстоятельствах и не позволишь сбить себя с толку.
— Нерисса, — с подозрением спросил я, — вы смотрите мои фильмы?
— Я смотрела почти все.
— Хорошо, но ведь герой фильмов — это не я! Я только играю этих замечательных людей!
— Не скромничай, Эдвард. Если бы ты не был человеком отважным, упорным и умным, то не смог бы так убедительно сыграть эти роли.
Я смотрел на нее со смешанным чувством нежности и раздражения. До чего же легко мы обманываемся тем, что видим на экране. Но чтобы Нерисса?..
— Вы знаете меня с восьми лет, — возразил я. — Вы знаете, что я вовсе не так уж смел, и не так уж стоек. Я средний и всегда буду средним. Я такой, как все. Помните, когда я рыдал, упав с лошади, вы утешали меня конфетами. А когда оказалось, что у меня не хватит характера стать жокеем, вы вновь утешали меня.
Нерисса снисходительно усмехнулась.
— Может быть, но теперь-то у тебя характера хватает. Я убедилась в этом на твоем последнем фильме. Ты висишь над пропастью, держась за край скалы, а под тобой бездна...
— Нерисса, — перебил я, — милая Нерисса. Я поеду для вас в Африку. Клянусь, что поеду. Но поймите, что все эти трюки в фильмах... Это ведь почти всегда не я, а каскадер, более или менее похожий на меня, это он отлично владеет джиу-джитсу и каратэ. Я вообще не умею драться. Крупным планом показывают мое лицо и затылок. А пропасти, над которыми я столько раз висел, они-то как раз настоящие, но если бы я упал, то не с такой высоты. Максимум метров десять, и тут же попал бы в сетку, как в цирке. Мы снимали это в горах северного девона, там есть где поставить камеру.
Нерисса не слушала меня, она не желала верить тому, что я не снайпер, не пилот, не прыгаю с трамплина, не обезвреживаю бомбы и не делаю приемники. И если бы меня пытали, я выложил бы все мгновенно. Она не поверила бы мне, потому что смотрела на меня совершенно по-другому и другими глазами. И эти глаза говорили о многом.
— Ну, ладно, — сдался я, — зато я кое-что знаю о конюшнях. По крайней мере, об английских.
— Вот видишь, — невозмутимо заявила Нерисса. — Не скажешь же ты, что кто-то выполнял за тебя все те конные трюки, когда ты только начинал в кино.
Этого я действительно не мог сказать. Но это были не такие уж подвиги.
— Договорились, — сказал я, — я поеду, посмотрю на лошадей и поговорю с тренером.
«Но раз уж он считает, что неизвестно, в чем тут дело, — добавил я мысленно, — я и подавно не разберусь».
