Ознакомительная версия.
Так, отработать удары и прыжки пока не получится, физрук может услышать, решит еще, что слежу за ним и врачихой. Очень надо!
Ну что же, займусь отжиманиями и подтягиваниями, потом можно будет поприседать, а там, может, и кролики угомонятся.
Но они не угомонились. Мало того, решили переместиться из тесного кабинета в просторный спортзал, о чем Саша узнал слишком поздно. Сосредоточившись на подтягивании, мальчик упустил момент, когда парочка выпала из кабинета и, звеня стеклом, направилась к спортзалу.
Спрыгнув с турника, мальчик заметался в поисках убежища. Физрук точно по шее настучит, увидев его здесь. И ни за что не поверит, что Саша не подсматривал. Фу ты, не подслушивал, конечно.
Шаги и звон посуды приближались. Судя по глупому хихиканью Пипетки, посуда уже почти пустая. А значит, с логикой и разумными доводами эти двое сейчас вообще не дружат. Срочно прятаться!
Вот только куда? Прекрати метаться, словно таракан от тапка, остановись и подумай! Вспомни планировку спортзала, нахождение спортивного инвентаря.
О, вот оно! В дальнем левом углу должна лежать стопка матов. Высоченная такая груда недавно привезенных, свеженьких, пахнущих кожей матов. Они свалены не вплотную к стене, Саша с приятелями во время занятий физкультурой обнаружили там славненький такой окопчик, где можно было отсидеться и не играть в дурацкие детские игры с мячиком.
Едва мальчик успел юркнуть в окоп, как дверь распахнулась, и в спортзал ввалились незваные гости.
— И зачем мы сюда пришли? — Саше всегда казалось, что водка, которую пьют взрослые, в живот попадает не вся, впитываясь в язык, отчего язык распухает и начинает цепляться за зубы. Потому и говорят они так смешно, вот как Пипетка сейчас, к примеру. — Тут неуютно, холодно как-то! Пойдем обратно, а? А еще лучше — ко мне.
— Ага, и Федора к нам ввалится в самый неподо… непро… — ик! неподходящий — о, получилось — момент!
Грузные шаги приближались, чего и следовало ожидать, ведь сесть или лечь можно было только на маты. Саша свернулся улиточкой и забился в самый дальний угол убежища, туда, где верхние маты свешивались почти до пола. Здесь точно не найдут, если специально искать не будут. А вот перспектива находиться совсем рядом с… Ну и фиг с ними, кролями, я уши руками зажму.
— И зачем бы ей ко мне приходить? — глупо хихикнула врачиха. — Наша мадам обычно приказы по телефону отдает и на утренних совещаниях, ты же знаешь.
— А кто у нас вопит во время траха? Здесь, в цоколе, никто не услышит, а на этаже Федора мгновенно прибежит, ты же знаешь, как она не любит, когда сотрудники… — голос физрука осип, послышалось громкое сопение, игривые шлепки по рукам, потом пол ощутимо содрогнулся — парочка приняла горизонтальное положение.
Саша приготовился зажать уши руками, но процесс не пошел. Вместо этого захныкала Пипетка:
— Ой, больно, попу ушибла! Мне тут не нравится, давай вернемся! И это… как его… эхо дурацкое какое-то! Словно хихикает кто!
— Ладно, вернемся, только сначала выпьем, че с тарой туда-сюда тягаться!
— А бокалы?
— Какие, на …, бокалы? Только что из стакана употребляла, из пластикового. Пей лучше, а то сам справлюсь.
— А тебе — ик! — не хватит? Сегодня разве обезьянку свою не дрессируешь?
— Санька, что ли? Не, он сам дрессируется сейчас, я ему велел упражнения самостоятельно долбить.
— И как вообще, получается что? Не зря я его два года от Федоры укрываю? Ты же знаешь, пацан абсолютно здоровый, да еще и хорошенький какой, на нем фирма неслабые бабки заработать может. И мне мало не покажется, если он все-таки попадется директорше на глаза. Пока малой был, из толпы остальных убогих не очень выделялся — ик! — а теперь ему хоть капюшон какой на башку надевай. Слушай, а может, его изуродовать как-нибудь, а? Глаз выбить, что ли?
— Мысль, ваще-то, неплохая, — гыгыкнул физрук. — Вот только пока он после этого в форму вернется, все навыки собьются. Ты бы видела, что пацан творит! Он так насобачился по слуху ориентироваться, что ни в жисть не догадаешься, что слепой! Да и от природы данные неплохие, он же полукровка, из этих, из косоглазых, настоящий ниндзя. Жилистый, сильный, растяжка обалденная, а упертый какой! Я те говорю, из него выйдет толк! Вот только внешность — да, заметная. Я тоже про это думал.
— И надумал что-нибудь?
— А то! Только без тебя никак, моя бусечка, — мокрый, хлюпающий звук означал, видимо, страстный поцелуй.
— Все, что смогу, — томно простонала бусечка.
— Сможешь, тебе несложно. Надо оформить документы, что пацан умер, и вывезти его, только не в крематорий, как других, а в нужное место, которое я подыщу.
— Ну-у-у, не знаю, — смачный прихлеб из бутылки, после чего голос Пипетки совсем поплыл. — Ты ж-ж-же знаешь, у нас просто так не умирают, только от опытов в изоляторе. А если кто из убогих вдруг сам откинется, Федора такой скандал устроит! Допросами замучает, у нее ведь каждая единица в компьютере на учете. Я ваще не понимаю, почему она Смирнова до сих пор не приметила. Затерялся, ч-ч-че ли?
— Так в чем проблема? Оформи его в изолятор, но ничего не давай.
— А отч… отчхи… отчетность?
— О-о-о, вижу, тебе уже хватит, — хмыкнул физрук. — Ладно, пошли, сейчас с тобой на серьезные темы бесполезно разговаривать.
— Не хочу никуда идти, я тут посплю.
— Вот же зараза! — проворчал пылкий возлюбленный, взваливая окосевшую даму сердца на плечо. — Нажралась в сопли, а мне тягай эти кости! Быстрее бы Саньку отсюда вытащить, а там можно будет и от этой клизмы отвязаться! Надоела хуже горькой редьки, без водяры подойти к ней не могу…
Бурчанье, в которое удачно вплетались шаркающие звуки шагов тяжело навьюченного осла, постепенно удалялось, пока не затихло в районе кабинета физрука.
Саша выждал еще несколько минут, затем бесшумно выбрался из своего убежища и, оставшись на четвереньках, медленно пополз в сторону выхода, ощупывая пол перед собой руками. Вряд ли Владимир Игоревич, унося врачиху, озаботился сбором стеклотары, а устроить звучный бреньк, подфутболив случайно бутылку, почему-то не хотелось.
Хотелось побыстрее вернуться к себе, а еще лучше — забиться в какой-нибудь уголок, где никто не будет приставать с расспросами, и обдумать услышанное.
Главное — не зацикливаться на плохом сейчас, иначе он не сможет сосредоточиться на дороге и обязательно на что-нибудь наткнется, уронит или упадет сам. В общем, привлечет к себе внимание, которое, как оказалось, смертельно опасно.
Все, заткнись, не думай ни о чем, придурок! Слушай пространство, сконцентрируйся! Вспомни дыхательные упражнения, которым тебя научил Владимир Игоревич…
Прекрати реветь, девчонка! Ну подумаешь, единственный человек, заботившийся о тебе, на самом деле просто дрессировал тебя, как обезьяну в цирке, ну и черт с ним! Ты же чувствовал, что ему нельзя доверять, так чего теперь разнюнился? Обидно? Лучше подумай о пользе, которую принес тебе дрессировщик. Ты же слышал — у тебя все получается хорошо, Владимир Игоревич доволен.
Поэтому немедленно сгреби себя в кучу.
Добравшись на четвереньках до двери, Саша поднялся и несколько мгновений делал дыхательные упражнения, помогающие успокоиться и сконцентрироваться. Кислород шустро побежал по крови, вычищая обломки страха и осколки боли.
Косоглазый, говорите? Изуродовать не мешало бы?
Добрые все-таки здесь работают люди, душевные.
Итак, что у нас тут?
А у нас в кабинете пас. Пипетка спасовала перед водкой и теперь дрыхнет на кушетке физрука. Сам же Владимир Игоревич, судя по звону посуды, стремится догнать подружку. Вот интересно, а что будет, если врачиха срочно понадобится Мамалии? Вернее, Федоре, кличка, данная директрисе сотрудниками, мальчику понравилась гораздо больше.
Федорино горе. Откуда это всплыло в памяти?
И вдруг… Мальчик пошатнулся и крепко вцепился руками в перила лестницы, по которой поднимался.
Ассоциативная цепочка, первым звеном которой стала кличка директора детского дома Амалии Викторовны Федоренковой, разматываясь, выдернула из какого-то закоулка души радужный шарик воспоминания. Саша так давно искал этот шарик, но слишком уж далеко он закатился. И вот — появился, ярко вспыхнул, и…
Саша лежит в кроватке, он совсем маленький, кажется, во рту еще есть соска-пустышка. А рядом, в кресле, уютно свернулась клубочком… Мама?!
Да, это она, мама. Молодая, стройная, красивая, густые черные волосы до плеч, брови вразлет, глаза действительно узкие, но не щелочки, они скорее миндалевидные. Точеный маленький носик, широкие скулы, кожа цвета сливочного масла. Лицо склонено над большой разноцветной книжкой, тихий голос произносит:
А за нею — утюги:
«Мы Федоре — не враги!»
А за ними — скалка:
«Мне Федору жалко!»
Саша перегоняет соску в угол рта и с трудом лепечет: «Ме Фидоу жако!»
Ознакомительная версия.
