Ознакомительная версия.
Время текло неторопливо, и никакой обед был не нужен. В одну из задыхающихся пауз Людка – она теперь уже так входила в сознание Турецкого – заявила, что служба сегодня может отправляться ко всем чертям, потому что только полный идиот захочет сменить душевный, а также и телесный праздник жизни на глухую и зеленую архивную тоску. А если кому ее взгляды не нравятся, пусть увольняют, только «спасибо» скажет. Александр Борисович не знал еще, что слова об увольнении были обычными и ничего не значащими словами, но коренным образом с нею согласился, ибо уже и сам не желал представлять свое грядущее, пусть и достаточно отдаленное пока, завтрашнее утро без горячей чашечки хорошо заваренного кофе. Оказалось, что и Людкины мысли развиваются в аналогичном направлении. Такое единство мнений следовало немедленно отметить горячей решительностью очередных действий. А позже нашлись и иные, не менее веские причины не прерывать стремительного развития их тесного знакомства, родившегося столь неожиданно для обоих…
В комнате, в которой вдруг сгустилась тьма, не было слышно ничего, кроме тягучих вздохов и быстрого шепота, – ни телефонных звонков, ни автомобильных сигналов снаружи. Александр Борисович удивился: надо же, как прекрасна эта тихая провинция, старательно щадящая нежные чувства даже случайных любовников. Людка с таинственным смешком ответила, что еще при входе в квартиру вырубила городской телефон, а «мобилу» отключила еще в машине. Все предусмотрела, умница. Это, чтоб ее не нашли и не оторвали от дела – ни люди, ни бумажки…
А, собственно, обвинительное заключение, ради которого у Турецкого и возникла идея поработать в спокойных домашних условиях, по-прежнему покоилось в папке, которую Людка нечаянно, надо полагать, выронила из рук еще в прихожей. И поднимать ее с пола они не стали, просто не заметили, не до нее было. Да и прерывать ради сомнительного служебного рвения великолепное общение было глупо, – с этим тезисом однозначно согласились оба. В конце концов, решительно заявила девушка, – не в том смысле, что все еще девица, а в том, что до сих пор незамужняя, – у Сашеньки есть абсолютно все возможности заняться этими дурацкими бумажками завтра утром. С мучительной гримаской человека, обреченного совершить очередной ненавистный ей трудовой подвиг, она сообщила ему, что с утра на службе появиться ей, к сожалению, придется, но она постарается отлучиться туда ненадолго, а затем воспользуется любой подвернувшейся возможностью, чтобы побыстрее вернуться домой. Она считала теперь своей прямой обязанностью и даже в немалой степени престижем продолжить соревнование и, хотя бы приблизительно, ответить на основополагающий вопрос: кто из них двоих окажется в конечном счете выносливей и изобретательней.
Ну, а пока, на данном этапе, пальма первенства была Александром Борисовичем безоговорочно присуждена Людке, о чем он без конца и повторял ей, ибо действительно, ее знания и умение стоили, по его признанию, наивысшей оценки. Девушка торжествовала: всегда ведь приятна «твердая пятерка», проставленная учителем, высоким профессионалом. Именно так она почему-то с самого начала и представляла себе Сашеньку. Жаль, конечно, что желанные уроки будут длиться недолго, но… все в жизни преходяще, придется смириться и с этой неизбежностью.
А вообще-то, было бы неплохо пройтись, к примеру, по Новому Арбату под ручку с таким вот генералом, – ох, сладкие девичьи грезы! Впрочем, кто знает, ничего, как было хорошо известно Людке, нельзя исключить в этой жизни, полной сплошных приятных случайностей и захватывающих недоразумений…
Выпитый до донышка, но не растерявший присутствия духа и ответственности за принятое на себя дело, Александр Борисович заставил себя, едва восхищенная его утренним кофе и нежной обходительностью хозяйка отправилась в «присутствие», приняться за обвинительное заключение. И, к своему крайнему удовольствию, быстро осилил довольно-таки пухлое дело. Да там, собственно, практически ничего нового для него не оказалось, – если иметь в виду подробный разговор еще в Москве с Грязновым, обладавшим, как было широко известно в узких кругах, незаурядной профессиональной памятью. Но восстановить кое-какие эпизоды, тем не менее, было бы весьма полезно. Особенно заключения экспертов. И Турецкому стала в общих чертах понятна политика нового следователя, назначенного для повторного расследования всех четырех убийств, инкриминируемых Калужкину. Он очень грамотно отвел три обвинения, в которых откровенно просматривалась милицейская заинтересованность в скорейшем закрытии своих «висяков». А вот в эпизоде с Грибановым, в котором оставалась определенная неясность, обычно трактуемая в пользу подозреваемого, он поступил, что называется, не по закону, а по понятиям. Либо по подсказке. Следовал вывод, что так было надо. И это обвинение он оставил. А ведь кто-то, да чуть ли не сам Привалов, уверял Славку, что тот следователь – человек глубоко порядочный, что сомнению не подлежит. Что ж, очередное очко не в пользу господина генерала.
Нет, все-таки в этих делах определенно просматривался нечистый местнический интерес вездесущей власти. И Алексей Кириллович, как бы ни уверял Вячеслав Иванович Турецкого в искренности и тоже высокой порядочности Дусиного родственника, помня того по прежним временам, был – по все более усиливающемуся убеждению Александра Борисовича – нечист на руку. Вот только поймать его было непросто, поскольку и сам генерал – тоже наверняка профессионал, и, следовательно, для него никакого секрета не представляет нынешнее отношение к нему приезжего сыщика-москвича. Ради обычного интереса бывшие следователи по раскрытию особо важных преступлений из Генеральной прокуратуры в населенные пункты типа станицы Ивановской не прилетают. Даже и в качестве частных сыщиков. Разве что, как говорится, на полном безрыбье. Вот и палки в колеса он обязательно начнет ставить, несмотря на «твердые обещания», данные им Славке. Но если Турецкий окажется прав и случится именно так, то на вопрос, почему осужден Калужкин, можно будет ответить, когда станет ясна причина личной заинтересованности начальника ГУВД. Короче, cui prodest? – кому выгодно? Вечный вопрос, тревожащий души следователей еще из глубин человечества…
Ну все, пухлое обвинительное заключение можно преспокойно возвращать Людочке – страстной, нетерпеливой, но такой покорной в кратких паузах, – просто удивительная женщина. Турецкий невольно начинал сравнивать ее с Алевтиной и видел, что, пожалуй, Альке следовало бы кое-чему подучиться у провинциальной красотки. А впрочем, каждая хороша по-своему. Но, во всяком случае, если вдруг впоследствии выпадет новая возможность оказаться в этих краях, первым человеком, кого он с наслаждением захочет навестить, будет, конечно, замечательная Людмила, чертова Людка…
Мучила ли его совесть? Пожалуй, нет. Ясно же, что каждому – свое. Замуж за него, как пытались «размечтаться» некоторые нравящиеся ему женщины, она не собиралась. Ее интересовал конкретно мужчина, то есть именно он. И в совершенно определенном плане. Но, может быть, у нее тоже имелись свои «заморочки», свои соображения на будущее? Тогда она определенно о них сказала бы, за долгую ночь у нее было немало поводов шепотком поведать о своих мечтах. Но она отделывалась лишь страстными оценками то его, а то и своих «человеческих» качеств, проявляя при этом недюжинные познания. Надо же, насколько стала в последние годы образованной и оперативно мыслящей былая глухая провинция! А все телевидение помогает настоящему воспитанию да «ихнее» кино!
Людка, как пообещала, явилась два часа спустя, но почему-то запыхавшись, будто бежала. Уставилась вопросительно, как если бы присутствие в квартире Турецкого стало для нее неожиданностью. А он смотрел и ждал продолжения. Непонятное молчание затягивалось.
– Я что-то сделал не так? – наконец спросил он.
– У тебя все так. А у меня… – она помолчала, передохнула и спросила: – Ты прочитал уже?
– Давно. А там ничего нового, ничего такого, о чем я не знал бы, нет. Вот, – он показал на папку с завязанными тесемками. – Я тут просто сидел и ждал тебя, наверное, было бы очень гнусным делом уйти, не дождавшись, да? А вот у тебя, мне кажется, что-то случилось?
– Случилось, – несколько скованным голосом произнесла она. – Скажи правду, тебе очень надо было сунуть нос в это заключение?
– Нет, всего лишь проверить некоторые свои мысли. А что? Кому-то уже не понравился мой интерес? – он усмехнулся, чувствуя, что становится «горячо» и, кажется, разгадка находится где-то совсем близко. Выяснить бы только, откуда подул ветер, уж это Людка должна знать. – Я прав, девочка?
– Вот именно, – она насупилась. – И теперь этот твой интерес может выйти мне боком… Скажи, ты собираешься как-то оперировать фактами из этого заключения?
Ознакомительная версия.
