Когда он поднимался все выше, переходя из лифта в лифт, все шире расстилалась перед ним панорама огромного города, так, что со сто двадцать третьего этажа он мог свысока взглянуть даже на плоские макушки башен-близнецов соседнего "Всемирного торгового центра".
Поднялся ещё выше и наконец оказался на самом верхнем этаже, прямо перед радиотелевизионной мачтой. Двери лифта закрылись, и Нат тут же услышал, как кабина уходит вниз. Крайне удивленный, Нат взглянул на светящую стрелку "вниз". Кто мог его вызвать? снова подумал он, но не нашел ответа.
Недоуменно смотрел на световой индикатор, прислушивался к гулу тросов и пытался угадать, на сколько этажей опустился лифт. На десять? На пятнадцать? Угадать так и не смог.
Когда кабель загудел снова, Нат опять прислушался. На этот раз ждать пришлось недолго. Лифт спустился до самого вестибюля. К чему бы это? "Выбрось это из головы", посоветовал он сам себе и отвернулся от лифтов.
Ничто не загораживало вид с самого верхнего этажа. Перед Натом раскинулась гавань, Нарроус Бридж, а за ней сверкающий океан. Нат вспомнил снова Бена Колдуэлла: первое, что видно в Америке с приходящего судна, это сверкающая телевышка прямо над ним. Теперь он понимал того капитана, который вспомнил древний Фарос, который тысячу лет указывал судам дорогу к устью Нила.
К северу простирался город со своей прямоугольной сеткой улиц, и небоскребы в центре города казались с этой высоты кубиками на каком-то макете. Просто нереальна вид, хотя он уже давно был Нату знаком.
Когда снова раздалось слабое гудение лифта, он отвернулся от окна. На этот раз над дверьми светилось зелено табло. Он смотрел, ждал и удивлялся, почему вдруг ощущает такое напряжение.
Гудение тросов стихло. Зеленый свет погас. Двери крылись и вышел Гиддингс. Двери за ним тихо закрылись но свет не погас.
Я гадал, найду ли вас здесь? заметил Гиддингс.
А почему бы и нет.
Гиддингс пожал плечами, огляделся вокруг. В большой зале столы вдоль одной из стен уже были накрыты скатертями. Подносы с бутербродами, бутылками, бокалами, тарелками с орешками и хрустящим картофелем, со всеми причиндалами настоящей коктейль-парти не заставят себя ждать, а с ними кельнеры, бармены, девушки, которые будут высыпать пепельницы и убирать грязную посуду, пока гости торжества будут говорить, говорить и говорить.
Гиддингс снова взглянул на Ната:
Вы что-нибудь ищете?
А вы?
Послушай, парень... начал Гиддингс.
Нат покачал головой:
Так не пойдет. Если хотите спросить, спрашивай! Если хотите сказать, говорите. Я тут как раз выяснил, после прошедших пяти лет я вас не слишком люблю, Вилли. Да и никогда не любил.
А теперь, когда я ткнул вам под нос подписанные вами извещения, вы поняли, почему это так, я прав?
Вы это так воспринимаете?
А как же иначе?
Тогда пошли вы... ответил Нат.
На лице Гиддингса появилось задумчивое выражение.
Для архитектора вы выражаетесь не слишком изысканно, заметил он. Голос его звучал мирно.
"Мгновение схватки уже миновало. Но оно ещё вернется, сказал себе Нат, это неизбежно".
Я не всегда был архитектором, сказал он и под мал: "Еще я был объездчиком лошадей, парашютистом, боролся с лесными пожарами, был студентом". Потом спросил: Вы поднялись прямо из вестибюля? Гиддингс не спешил с ответом.
А что?
Вы уже были наверху?
Я спросил, в чем дело?
В том, что здесь кто-то был.
Все время это вертелось у него в голове, и он решил заговорить, чтобы хоть что-то выяснить.
Я слышал, как ходит лифт, сказал Нат. И потом добавил: Вся площадь оцеплена полицией. Вас останавливали?
Гиддингс нахмурился.
Останавливали.
Меня тоже. Это было не совсем так, но он ведь разговаривал с ними.
И вы спрашиваете, кто ещё сейчас в здании, сказал Гиддингс, и зачем?
Именно так.
Возможно, медленно начал Гиддингс, вы это выдумали, и здесь никого нет...
Гиддингс запнулся, обернулся, и они оба уставились на красное табло, которое загорелось над дверью лифта; оба услышали звук движущейся кабины и одновременно взглянули друг на друга.
Я ничего не придумал, сказал Нат.
Теперь я вам верю.
Запомните это на будущее.
Всю дорогу вниз, в вестибюль, и наружу, на площадь, где Нат выяснил, что там все ещё стоят полицейский-негр и его громадный ирландский коллега, Гиддингс молчал, присматривался и прислушивался.
Нат спросил:
Пока вы здесь стоите, проходил кто-нибудь внутрь, кроме нас?
Варне, тот чернокожий полицейский, ответил:
А почему вы спрашиваете, мистер Вильсон? Шеннон, ирландец, сказал:
Это большое здание. У него много входов. Он пожал плечами. Мало ли, уборщицы или ещё кто.
Нат снова спросил:
Кто-нибудь входил внутрь?
Один человек, ответил Варне. Электрик. Ска зал, что его вызвали из-за какой-то неисправности.
Кто вызвал? спросил Гиддингс.
Это мне тоже пришло в голову, ответил Варне замялся: Но поздновато. Он помолчал. Это очень важно, мистер Вильсон?
Не знаю.
Он не лгал. Снова вспомнил те наряды на изменения, которые лежали в его кармане, и понял, что так нервничает из-за них. Но между ними и тем, кто вошел в Башню, не могло быть никакой связи, потому что изменения касались только распределительной сети, а все эти работы были уже закончены или почти закончены.
Этот человек ездит в лифтах то вверх, то вниз, сказал он.
Физиономия Шеннона расплылась в безбрежной улыбке.
Ну и что здесь плохого? Если кому приспичило покататься в лифте, вас от этого не убудет, сказал он примирительно с сильным ирландским акцентом.
Гиддингс спросил:
А электрик, что он нес? Было у него что-нибудь? Варне ответил:
Сумку с инструментом. Шеннон его поправил:
Откуда, Френк, все было не так. Он нес такую чудную, блестящую атомную бомбочку. Он развел руками чтобы показать её размер. С одной стороны она зеленая, с другой красная, и искры из неё летели любо дорого смотреть.
Перестань, Майк, одернул его Варне. Потом сказа Нату: У него была обыкновенная сумка с инструменте" А на голове каска.
Он уже вышел?
Если и да, то не здесь, ответил Варне и засомневался: Но ведь все остальные входы закрыты, правда, мир тер Вильсон?
По крайней мере, должны быть закрыты, сказал Гиддингс и посмотрел на Ната: Нам бы стоило проверить.
Все входы в огромное здание оказались закрыты.
Нат спросил:
Неужели нигде нет ни одного сторожа? Ни одного охранника?
В обычный день, сказал Гиддингс, тут кишмя кишит от рабочих. Вы это прекрасно знаете. И никто, кому здесь нечего делать...
Ну, не знаю, ответил Нат. Об этом он уже подумал. Раньше мне это не приходило в голову, но на такой гигантской стройке, где сшивается столько людей... он покачал головой. На несколько секунд замолчал и уставился на арочное перекрытие вестибюля. Да, об этом я никогда ещё не думал, наконец сказал он и снова посмотрел на Гиддингса: Понимаете?
Гиддингс медленно покачал головой:
Я вообще не понимаю, о чем вы. Нат не торопился с ответом:
Мы ведь проектируем здание так, чтобы облегчить доступ туда людей.
Ну и что?
И, продолжал Нат, Башня, по сути, беззащитна.
Перед чем? Нат развел руками:
Перед всем. Перед кем угодно.
ГЛАВА III
11. 10-11. 24
Ездить в бесшумных лифтах было для Джона Коннор занятием интересным и почти радостным: его всегда привлекали бесшумно работающие механизмы. А если его 6yj дут искать, а рано или поздно начнут, тогда вся эта езда с пересадками и отсыланием пустых кабин то вверх, то вниз по множеству шахт, пожалуй, наилучший способ сбить со следа погоню.
Обычно он хорошо ориентировался в Башне, то в обычный рабочий день. Но понятия не имел, как буде выглядеть здание, когда он окажется в нем, живом и дышащем, совсем один.
Когда в нем никого не было, здание стало похожим собор только ещё более впечатляющим. Он попытался подобрать сравнение.
"Представь пустой Янки-стадион", сказал он себе Слышать, как в коридорах раздаются только твои шаги! видеть сквозь бесконечные ряды окон мир под собой, видеть бескрайний горизонт, понимать, что другого случая совершить задуманное не будет, это было словно возносить молитвы Господу, снова и снова, и сохранить в душе тишину и ожидание чего-то великого.
Когда-то где-то он слышал, наверное на митинге, точно не помнил, но эта фраза запала ему в душу: "Всего не сколько решительных людей могут повернуть колесо истории". Это ему понравилось. Звучало очень здорово. Решительные люди... Герои. Это как угнать самолет выйти сухим из воды. Это как захватить заложников Олимпийской деревне. Несколько решительных люде! Или всего один. Тогда все будут его слушать. Разгуливать по лестницам, таская за собой сумку с инструментом, ездить в лифтах и ждать это как прогулка в Луна-парке.
Здесь все дело в электричестве. Электричество в наше время ключ ко всему. Он вспомнил, как несколько лет назад произошла авария в линии высокого напряжения, и как все, абсолютно все, сразу встало, и как некоторые люди даже подумали, что наступил конец света. Не все, разумеется; раз день в день через девять месяцев во всех родильных домах города начался ажиотаж, значит, некоторые сумели использовать затемнение в своих интересах. Но прежде всего возникла паника, и вот на это и надо рассчитывать.