Ознакомительная версия.
– Чего добиваешься? – буднично задал он вопрос, пытаясь раскурить сигару. – Смерти?
– Нет, – разлепил я разбитые губы и с наслаждением втянул в себя запах дорогого табака. За время плена я практически отвык от пагубной привычки, но, глотнув табачного дыма, вновь почувствовал труднопреодолимое желание закурить.
– Тогда чего? – уточнил Исса и снова выдохнул клуб ароматного дыма.
– Воли, – тихо выговорил я, так как во рту у меня всё пересохло.
– Два месяца назад ты бы сказал: «Хочу на свободу»! – покачал головой чеченец. – Теперь же просишь воли.
– А что, есть разница между этими понятиями? – с нескрываемой иронией уточнил я и попытался усмехнуться, но скривился от боли: разбитые губы не позволили.
– Существенная, – заверил Исса и специально выпустил в мою сторону струю ароматного табачного дыма. – Помнишь выражение «Свобода есть осознанная необходимость»? Так вот человек не сразу, но со временем, осознал необходимость политических свобод, экономических, потребовал свободу выбора, свободу передвижения, ну и так далее. Согласись, в понятие «свобода» мы вкладываем не только личную независимость, но и целый набор политических требований. Так что свобода – скорее понятие социально-политическое. Воля – понятие строго индивидуальное, подразумевающее под собой не только личную свободу, но и свободу от обязанностей, которые на человека накладывает общество. Поэтому когда человек устаёт от диктата общества, он не просит демократических свобод, он просит воли.
– Приятно поговорить с образованным человеком, хоть он и рабовладелец, – сквозь зубы зло произнёс я. – Только мне сейчас философские изыскания по барабану. Я всё равно сбегу. Немножко оклемаюсь и сбегу.
Я ожидал вспышки гнева, но Исса на удивление вёл себя спокойно:
– Помнишь, во время нашей первой встречи я пообещал расстрелять тебя, если вдруг надумаешь сбежать?
– Как не помнить? Такие обещания захочешь забыть, да не забудешь, – хмыкнул я, и со второй попытки всё же скривил губы в усмешке.
– Разумней и выгодней было бы тебя перепродать, хоть какая-то от тебя была бы польза, – игнорируя мою реплику, продолжил чеченец, – но я дал слово, а настоящий мужчина должен выполнять обещание. Поэтому я тебя расстреляю, но не сейчас. Третьего шанса у тебя не будет: или ты продолжаешь работать на меня, или Казбек ведёт тебя к ущелью и пускает в расход. Свободу выбора я оставляю за тобой, а теперь пошёл вон!
Не буду лукавить: речь Иссы на меня произвела сильное впечатление, и не только на меня. Даже Казбек, когда вёл меня к месту заключения, был тих и задумчив. Казбек считал себя воином, и предстоящая роль палача ему явно претила.
Перед тем как закрыть за мной дверь, он помедлил, а потом, глядя куда-то в бок, произнёс: «Слышишь, русский? Не надо бегать! Хозяин слово дал, а он слово держит. Тебя всё равно поймают. Лучше потерпи, всё в руках аллаха, может, образуется». У него был такой вид, словно он хотел предупредить меня о чём-то, но не решался.
Через мгновенье из хозяйского дома раздался гортанный окрик, и мой конвоир торопливо навесил на двери замок.
Третий раз я бежал через две недели после достопамятного разговора с Иссой. Была пятница и все правоверные находились в небольшой местной мечети. Сам Исса уже три дня как был в отъезде, поэтому в поведении домашних, включая моего постоянного конвоира и надсмотрщика Казбека, чувствовалась некоторая расслабленность.
Говоря откровенно, у меня не было никакого плана побега. Я не знал, в какой республике я нахожусь: в Чечне, Ингушетии или в Дагестане. Я не знал плана местности, не знал, где ближайший населённый пункт, не знал названия села, в котором меня держали. Местные, за исключением Иссы и Казбека, со мной не общались, а никаких дорожных указателей в районе моего пребывания не было.
Весь побег заключался в том, что я тупо шёл вниз по единственной имеющейся дороге до тех пор, пока на потрёпанном «УАЗике» меня не настигали люди Иссы. Потом преследователи становились в круг и начинали отрабатывать на мне приёмы рукопашного боя. Вдоволь натешившись, они забрасывали меня в багажный отсек и везли назад, к хозяину.
Такой сценарий повторялся два раза. Третий мне удалось пройти километров пять, прежде чем я услышал за спиной знакомый звук мотора и дребезжащей подвески. К моему удивлению, в машине кроме Казбека и водителя никого не было.
– А где остальные? – глупо поинтересовался я у своего преследователя.
– Пятница, все на молитве, – почти дружелюбно ответил Казбек. – А тебе что, меня мало? – и, не дожидаясь ответа, коротко, без замаха, врезал мне кулаком в солнечное сплетение. Удар был неожиданным и сильным, поэтому я не удержался на ногах и, согнувшись, рухнул в придорожную пыль.
– Я же тебе говорил: не бегай! Всё равно поймаем, – подытожил он, и, схватив меня за шиворот, поволок к машине. Напоследок, когда я неуклюже забирался в багажник, он решил поторопить меня, для чего от всей души врезал мне прикладом по левому бедру. На этом, к моей большой радости, экзекуция закончилась, и меня повезли обратно в село.
Два дня в ожидании приговора я безвылазно просидел в хлеву. Меня перестали выводить на работу и перестали носить еду. Правда, к вечеру, после моего принудительного возвращения, закутанная до самых глаз в платок женщина под присмотром Казбека принесла мне ведро воды. Этим всё и ограничилось.
Казбек пришёл на третий день, в полдень.
– Пойдём, – буднично, без обычной злобы, произнёс он и повёл стволом в сторону выхода. Тяжело вздохнув, я с трудом поднялся с соломенной подстилки, служившей мне постелью. Я не полностью оправился от последней экзекуции, поэтому движения мои были заторможенными, и к выходу я направился, подволакивая левую ногу.
… – Надышался? – затаптывая окурок, поинтересовался Казбек. Глаза у него были пьяные и весёлые. Откуда-то прилетела стрекоза, сделала вокруг Казбека вираж и неожиданно уселась на мушку ствола.
– Да вроде того, – машинально отследив стрекозьи пируэты, ответил я с показной бравадой, хотя на душе было тоскливо и страшно.
– Вот и хорошо, – беспричинно рассмеялся палач, и привычно передёрнув затвор, не целясь, нажал на курок.
Патронов Казбек не жалел, поэтому очередь получилась длинная и нерезультативная: пули прошли высоко над моей головой. После чего несостоявшийся палач деловито поставил автомат на предохранитель, а сам автомат привычно закинул за спину.
– Пойдёшь по дороге вниз, – неожиданно спокойным тоном произнёс он. – Через семь километров будет село. Зайдёшь в дом под красной черепицей, он третий с краю, не перепутаешь! Спросишь Руслана Дзгоева, передашь ему от меня привет. Руслан тебя спрячет.
– Зачем? – опешил я от неожиданного инструктажа.
– У него дождёшься своих. За тобой скоро приедут. Да отойди ты от края! – неожиданно прикрикнул он. – Ещё не хватало, чтобы ты сейчас вниз свалился.
– Зачем ты это делаешь? – допытывался я, не веря в случившееся. – Если Исса узнает, тебе конец!
– Не узнает! – усмехнулся Казбек. – В селе стрельбу слышали, ущелье глубокое, на дне горная речка бежит – вода быстрая, твой труп далеко унесла бы. Да и кто проверять будет?
– Вот уж не ожидал, что такой добренький!
– Я не добрый, – сверкнул глазами Казбек. – И мне твоя жизнь – тьфу! Просто мне уже тридцать пять, а я до сих пор не женат. Твои люди через посредника вышли на меня, предложили хорошие деньги. Очень хорошие! Они, конечно, могли договориться и с Иссой, но он жадный и запросил бы гораздо больше. Да и надоело мне на него ишачить. Деньги есть – Казбек теперь сам хозяином будет, – заговорил он о себе почему-то в третьем лице. – Прощай, Иван. Больше мне не попадайся! В следующий раз не промахнусь.
И он, не оборачиваясь, пошёл по просёлочной дороге вверх, в сторону села. Я тоже пошёл по этой же дороге, только в противоположном направлении, вниз.
Странно как-то заканчивался этот погожий летний день: я со своим бывшим врагом шёл по одной дороге, только пути у нас были разные.
Глава 2. Странная командировка
Вот уж никогда бы не подумал, что моим спасителем окажется мой бывший начальник, генерал-лейтенант ФСБ Владимир Афанасьевич Баринов. Если бы меня попросили охарактеризовать его тремя словами, я бы сказал, что Владимир Афанасьевич – сухарь, педант и трудоголик. Одним словом – профессионал высшего класса. С Бариновым я проработал в тесном контакте несколько лет, и для себя сделал вывод, что, по большому счёту, он умница, хотя и любит побрюзжать. Сотрудники центрального аппарата ФСБ были твёрдо уверены в том, что автором широко известного в узких профессиональных кругах афоризма «Жизнь коротка, а дел ох как много!» является не кто иной, как Владимир Афанасьевич.
Когда меня переводили из Центрального аппарата на Кавказ, Баринов находился на лечении в ЦКБ. У новоизбранного Президента прорезался реформаторский зуд, и родную «контору» трясло так, что звёздочки градом сыпались с генеральских погон. После очередного организационного приказа, предусматривавшего целый комплекс мер направленных на то, чтобы деятельность ФСБ сделать «…более прозрачной и подконтрольной представителям государственной власти», Владимир Афанасьевич слёг с сердечным приступом, а вскоре настал и мой черед. Мои тайные недоброжелатели состряпали приказ и, выбрав удобный момент, подсунули на подпись Директору ФСБ. Конечно, Павлу Станиславовичу Ромодановскому моя фамилия была знакома, но, видимо, его сбила с толку формулировка о моем повышении в должности, а то, что эта должность находилась в Северокавказском округе, прошло мимо его внимания.
Ознакомительная версия.
