Несколько дней «Берлин» гудел, как растревоженный улей, но потом Лорда похоронили и все успокоилось.
В субботу в школе у Сашки Петрова была выставка детских работ. Мы с Лидским получили официальные приглашения. Казалось, что здесь собрался весь местный бомонд, включая нескольких заместителей городского главы. Школу высоко ценили в области, здесь учились дети чиновников и богачей, поэтому открытие выставки было обставлено, как событие городского масштаба. Была даже пресса, несколько молодых девиц с кабельного и из газеты.
Работы были хорошие и я получил настоящее удовольствие от мероприятия, не смотря на циничные замечания Лидского и фуршет, на котором говорили много пафосных слов об искусстве и развитии родного города.
Петрова много хвалили. Сашка стоял пунцовый, рядом с заместителями мэра, жал руки родителям учеников и отвечал на похвалы и приветствия. Когда основная масса гостей раскланялась, он потащил нас на второй этаж к себе в кабинет, закрыл дверь на ключ и вытащил из стола бутылку водки, нарезанное сало и банку домашних соленых огурцов.
— Достали они со своими речами, упыри проклятые, — прогудел он, разливая водку в чайные чашки.
— Не понимаю, что ты завелся, — спросил Лидский, доставая и закуривая сигарету, — нормальный фуршет. Мне даже перепал бутерброд с икрой.
— А мне икры не досталось, — пожаловался я.
— Все, что они говорили — вранье. Здешние чиновники на здание наше давно зубы точат, хотят отобрать. Слава богу у меня учатся дети влиятельных людей, а то бы уже отхватили, — сказал Петров.
Мы чокнулись и выпили.
Со смерти Лорда прошло несколько дней и о несчастном случае уже начали забывать, когда сантехник Васька Скоморохов, решил выпить пива по дороге на работу. Несмотря на запрет продавать алкоголь до 11 часов утра, никто в нашем городе и не думал отказать хорошему человеку в выпивке, поэтому сантехнику, без разговоров, дали бутылку крепкого. Васька пошел через парк, свернул с аллеи и залез в кусты, чтобы не попасть на глаза, идущей на работу, жене. В зарослях он на что-то наткнулся, а когда наклонился рассмотреть, что там лежит на проходе, поперхнулся, выронил бутылку и со всех ног и помчался к приемному покою, выкрикивая на ходу, какие-то нечленораздельные звуки. Он перебудил всю округу и до смерти перепугал дежурную медсестру.
В больничном парке, в нескольких метрах от того места, где нашли Лорда, лежало мертвое тело.
В этот раз полиции было еще больше. Целый день на территории больницы работали криминалисты, прибыл даже кинолог с собакой. Местные жители облепили решетку парка и расходиться не собирались, пацаны прогуливали школу и гроздьями висели на деревьях, чтобы рассмотреть подробности. Приехал даже чиновник из администрации, с секретаршей в короткой юбке. Казалось, что больница находится в осаде. Лидский забаррикадировался в кабинете, но ему все равно пришлось ответить на целую кучу идиотских вопросов. Днем ему удалось вырваться на несколько минут, и он сразу позвонил мне.
— Еще одно убийство. Опять собака. Не понимаю, что полицейские от меня хотят, — шипел он в трубку, — я всего лишь доктор. Я не могу отвечать за то, что происходит в этом чертовом парке. У меня даже сторожа нет.
Мне, что самому там ночами с ружьем на карауле стоять?!
— Коля, не дергайся, — утешал его я, — пусть полиция разбирается. Посылай всех подальше.
— А я что делаю!?
— Покойника опознали?
— Опознали. Это Мордовкин, слесарь из ЖЭКа. Он с нами в параллельном классе учился. Помнишь его?
— Нет, — честно признался я.
— Да и черт с ним. Приходи часам к восьми. Надеюсь они к этому моменту уже оставят меня в покое.
— Хорошо, приду.
— Если до вечера меня сердечный приступ не хватит, — буркнул Коля и отключился.
Я зашел в больницу и прождал Лидского около получаса, он давал интервью местному репортеру с кабельного телевидения. Официальные лица уже уехали, зеваки схлынули, но в парке оставили милицейский пост.
— Совсем они меня измучили, — пожаловался Коля.
Он достал из шкафчика бутылку коньяка, две маленькие рюмки и шоколадку.
— Выпьешь?
— Не откажусь.
В кабинете было сумрачно, горела только настольная лампа.
— Уже второй несчастный случай. Просто, какая-то собака Баскервилей. Теперь начнутся разговоры. У меня и так, после смерти Лорда, бабки бояться в больницу приходить.
Мы выпили и Лидский закурил.
— Шел бы ты домой, — сказал я.
Коля выглядел плохо, видимо не высыпался и нервничал из-за случившегося.
— Да куда я…, — начал он и замолчал, — собственно здесь и есть мой дом. Не могу в пустой квартире сидеть.
— А медсестра, блондинка? — спросил я, — хорошая женщина и в твоем вкусе.
Лидский хмыкнул.
— Срисовал уже?
— А то.
— Хорошая, но замужем.
— Ну, когда тебя это останавливало?
— Провоцируешь меня, — хмыкнул Коля, — ну, и ладно.
Он включил электрический чайник и полез в шкаф за растворимым кофе.
— Да, нормально у нас с ней все, но мужа бросать не хочет, жалеет. Так что сегодня дома меня кроме холодной постели ничего не ждет. Ты торопишься?
— Нет.
— Тогда давай коньяк пить.
Я кивнул, потому что ничего не мел против, и наполнил рюмки.
Несколько дней прошли спокойно. То ли страшная собака исчезла, то ли ее отпугнул милицейский пост, но больше никаких убийств или нападений на территории больницы не случалось. Большинство пациентов выписались, от греха подальше, влюбленные парочки перестали миловаться в парке, и местные жители стали ходить на автобус другой дорогой. Слухи в городе ходили разные. Нападения диких собак случались и раньше. Город был окружен лесами, и голодные бездомные дворняги сбегали в заросли, сбивались в стаи и терроризировали округу. Наш район, если не считать привокзальных улиц, был на самой границе города. Сразу за больничным забором начиналась просека с линией высоковольтных передач, а за ней поднимался настоящий лес. Полицейские прочесали округу, но одичавшую стаю не нашли, живодеры, на всякий случай, переловили местных бездомных дворняжек. По кабельному телевидению сообщили, что бояться больше нечего. Так это или нет никто толком не знал, но многие решили не пускать детей в школу. Тетя Нора тоже захотела оставить Машку дома, но девчонка заявила, что ничего не боится и в школу обязательно пойдет.
— Ну, что ты с ней будешь делать, — переживала соседка, — а я весь день на работе, даже встретить ее не смогу.
— Не беспокойтесь, тетя Нора, — сказал я, — мне все-равно делать нечего, вот и зайду за Машей в школу. Во сколько у нее уроки заканчиваются?
— Что я маленькая, что ли! — возмутился ребенок, — не надо меня встречать, сама дойду.
Тетя Нора только всплеснула руками.
Решили так — Маша из школы вернется сама, больничный парк обойдет стороной, а я буду ждать ее во дворе.
Я собаки не боялся, поэтому последние дни продолжал бродить по липовым аллеям. Дежурные милиционеры уже привыкли к моим ежедневным прогулкам и перестали обращать на меня внимания. Кабинет Лидского выходил окнами в парк и несколько раз я видел его за стеклом. Один раз он меня заметил и помахал рукой.
Сегодня я решил изменить распорядок дня, дождался пока соседки уйдут по своим делам, взял полиэтиленовый пакет и отправился в лес.
Сашка Петров рассказывал, что на просеках полно подберезовиков. Я с детства любил жаренные грибы и подумал, что самое время осмотреться и заняться «тихой охотой».
Стояла хорошая солнечная погода. Я бродил между березками, собирая последние осенние грибы. Ближе к высоковольтке росли «белоголовики», а возле самого леса — крепкие, на толстых упругих ножках, «черноголовики». Справа, из-за кустов, показались какие-то строения, но я решил обойти их стороной.
Увлеченный сбором грибов, я не сразу понял, что за мной наблюдают. Мягкие кочки глушили шаги и, если бы рядом не вспорхнула потревоженная птица, я бы его не заметил. Банник прятался за густым ивняком. Что он здесь делал было совершенно не понятно, потому что корзинки или пакета у него с собой не было. Я повернулся и пошел навстречу, приветливо подняв руку.
— Привет!
Он вышел из кустов и остановился, не доходя до меня метра полтора.
Тимофей был в том же старом, рванном плаще и сапогах, на голове кепка.
— Здравствуй, — сказал он, — грибы ищешь?
— Да. Вот сколько набрал.
— А собаки не боишься?
Глаза Банника слезились и лихорадочно блестели.
— Нет. Не боюсь. А что с твоей собакой? — спросил я.
— С какой?
Тимофей насторожился.
— Ну, с которой я тебя на днях видел, с немецкой овчаркой?
— Ах с этой, — Банник расслабился, — бегает, где-то.
— Ты поосторожней с ней, — сказал я, — живодеры бездомных собак ловят, как бы ее не поймали.
