Тысячи, десятки тысяч клерков в "белых воротничках" по подложным документам берут у государства кредиты, чтобы исчезнуть с ними навсегда, и, как правило, прячутся в Москве. Другие десятки тысяч, получив по фальшивым паспортам через частные туристические фирмы и агентства заграничные паспорта, ринулись за рубеж -- покупать недвижимость и открывать счета за кордоном. Сотни коммерческих банков, тайно или явно принадлежащих уголовному миру, ежедневно легально переводят миллионы долларов, уворованных у казны или у доверчивых граждан, решивших, как на Западе, жить на ренту с сумасшедших процентов, обещанных жуликами при попустительстве властей. Так что победил криминальный мир КГБ и МВД с прокуратурой, всех этих профессоров и академиков-генералов... Не зря когда-то один из похитителей Тоглара как припечатал: в нашей стране настоящие -- только бандиты и проститутки, они переплюнули даже международный стандарт. А остальные, особенно депутаты, эксперты, политологи, министры, да и сам президент -- просто ряженые. Уж он-то знал, что говорил, ведь это ему принадлежала идея знаменитых чеченских авизо, "нагревшая" страну, во всеми ее хвалеными спецами, на шесть триллионов рублей.
Конечно, Учитель Тоглара и на сотую долю не мог предвидеть, какие возможности через три десятка лет откроются перед преступным миром, но сделал главное -- убедил всех в редкости его таланта, свел с нужными людьми, заказчиками и покровителями. Конечно, до многого Константин дошел сам: например, он не любил работать с подпольно изготовленными паспортами, дипломами, во-енными билетами, трудовыми книжками, хотя фальшивки на девяносто девять процентов изготовляются на этой базе. Он выбрал свой путь: Фешин скупал у щипачей-карманников ворованные ксивы, а чаще даже заказывал им, особенно документы жителей Москвы, Ленинграда и столиц всех республик, где существовала жесткая система прописки. Иногда такую задачу он ставил перед самими заказчиками, и те воровали документы у родственников, друзей, знакомых, сослуживцев, и эти бумаги получались самыми надежными, в них вносились небольшие изменения, а добропорядочные граждане всегда могли восстановить украденное. Так собралась большая коллекция документов по годам, регионам. Его ведь и называли чистодел, потому что он не стал бы выправлять бумаги человеку, рожденному, скажем, в пятидесятых, на документы, украденные у того, кто родился чуть раньше или чуть позже. Во всех республиках и регионах -- а были и специальные, режимные города -- своя серия и номера четко привязывались к годам выдачи, и это хорошо знакомо тем, кто контролировал паспортный режим хоть в Риге, хоть в Ржеве. К паспорту необходимо было подобрать и трудовую книжку, и военный билет, а иногда и партбилет -- а это уже целая наука, которой в совершенстве овладел Тоглар, он мог бы, наверное, возглавить спецотдел любого режимного предприятия. И все благодаря Учителю: по всей зоне, по всем этапам отыскивали по его приказу людей, работавших в отделах кадров, в паспортных отделах милиции и просто паспортистов из ЖЭКов, а те раскрывали перед Тогларом тайны инструкций, на которых было грозно оттиснуто: "Совершенно секретно" и "Государственная тайна". Потому-то его документы и отличались высочайшей надежностью. А подделать печать, подпись, даже написать целые страницы чужого текста, которые сам автор вряд ли отличит, подобрать цвет чернил, туши, ювелирно заменить фотографию, вывести набело фамилию из паспорта или целый абзац из трудовой книжки ему не составляло никакого труда. Наверное, сыграло свою роль и то, что с шести лет он находился рядом с отцом, помогал ему готовить из подручных материалов краски -- любые, живостью цвета превосходившие знаменитые масляные из Подольска и Ленинграда. В ход у них шло все: сажа, яйца, мед, шелуха луковиц, высушенный шиповник, цветы, травы, мел, мука, керосин, кроличья кровь и еще десятки наполнителей, от чего зависел цвет желаемой краски. Он, как и отец, чувствовал химию не только руками, уже в голове выстраивая ряд компонентов, из которых могла получиться искомая краска. В ту пору он не предполагал, что его талант в свое время сделает его в определенных кругах незаменимым человеком и само имя мастера будет произноситься с уважением. Так что в нем, как и в отце, взыграют гены знаменитого деда -- вот только ляжет на них криминальная тень. 4
Судьба сыграла с внуком академика Фешина злую шутку в самом начале его жизни. Школу он закончил с золотой медалью и без труда поступил в Актюбинске в медицинский институт, хотя многие ожидали, что Костя поедет в Строгановку, чтобы совершенствоваться в живописи, но самого его прельщала профессия врача, да и дома не верили, что художник -- это лучший выбор. Жил юноша в общежитии рядом с институтом, ничем особо не отличался, но как-то вдруг стало известно, что он может подделать любую справку, а тогда ведь за прогулы спрашивали строго, могли и стипендии лишить. Большинство студентов той поры только на стипендию и жили, возможно, оттого Костя Фешин и не мог отказать новым друзьям -- благо, студенты народ шустрый, нашлись и такие, что раздобывали чистые бланки справок. На втором курсе Фешина забрали в армию. Костя, высокий, стройный, уже год усиленно занимавшийся боксом, загремел во флот -- тогда говаривали, что моряки отбирают призывников первыми. Служили в начале шестидесятых на море целых четыре года, на суше -три, так что вернулся он в институт уже в двадцать три, когда девушки, с кем некогда поступил, уже заканчивали вуз.
Служить ему выпало на Тихом океане, во Владивостоке, на эсминце "Дерзкий". На первом году службы, в 1962-м, умер отец. Умер сорока лет от роду, добили-таки ранения солдата через двадцать лет. А за три года до смерти отца, в Казани, тихо покинет мир бабушка Кости, Елизавета Матвеевна, некогда блистательная пианистка, влюбленная в известного художника и родившая от него сына через восемь месяцев после его эмиграции в Америку. Было это в 1922 году. И академик Фешин, живя в Лос-Анджелесе, наверное, не знал, что у него в Татарии растет сын, -- Елизавета Матвеевна не получила от него ни одной весточки, хотя роман у них длился несколько лет. Впрочем, в те годы было опасно получать письма из-за рубежа: ОГПУ не дремало, и потому Николай Николаевич до самого совершеннолетия носил фамилию матери -Соколов. И только при получении паспорта она решила дать сыну фамилию отца, ничего не объяснив при этом. Никто не знает, как это удалось, но ее сын стал Фешиным. Николай Николаевич рассказывал об этом Косте сам, но истинная тайна их с отцом фамилии откроется Тоглару гораздо позже.
Из армии Костя вернулся возмужавшим, окрепшим, одежду носил пятьдесят второго размера, пятый рост, никакие вещички доармейские не годились совсем. На возможности матери рассчитывать не приходилось: медсестра получала по тем годам 70--80 рублей в месяц, хорошо, еще огородик был, поросенок да курочки. Так во флотском -- раньше хоть форма была добротная, из натурального тонкого сукна, -- и ходил на занятия; таких, в униформе, на весь институт было двое, и второй тоже оказался морячком, только черноморцем. Бедность и желание быстрее избавиться от казенной одежды и привели внука знаменитого Фешина в тюрьму. Конечно, и вернувшись из армии, Костя сочинял товарищам по институту липовые справки -- молва о его способностях не умерла за годы его отсутствия.
Но как-то, незадолго до Нового года, парень из соседней комнаты привел к нему незнакомого мужчину средних лет, богато одетого, с золотыми зубами и тяжелым перстнем на указательном пальце. Назвался тот хозяйственником из Чимкента, за початой бутылкой, которую гость принес с собой, пожаловался, что для полноты счастья ему, мол, диплома только не хватает, хотя вроде он и специалист хоть куда. После выпивки в общежитии хозяйственник пригласил Фешина в ресторан и там, наедине, попросил помочь ему с дипломом, упомянув, что сами пустые корочки дома у него уже три года валяются. Может, это легкомысленность толкнула морячка согласиться, хотя на этот раз он точно знал: пахнет чистой уголовщиной. Но главной причиной было иное: хотелось ему быстрей избавиться от порядком осточертевшей униформы. Как многие сверстники, он мечтал появиться на танцах во Дворце железнодорожников в новом китайском габардиновом костюме, шелковой рубашке, в лаковых остроносых штиблетах, в ратиновом пальто с каракулевым шалевым воротником, что шили на заказ в ателье "Люкс". Хотелось завести себе пару теплых свитеров, пуховых полуверов и перчатки на меху. Ох и мерз он в ту зиму, ведь даже шапки не имел. А на деньги, что предлагал золотозубый обольститель, можно было еще много чего купить, и даже велосипед, чтобы на каникулах на Илек ездить купаться. Студент, уже заимевший к тому времени кличку Тоглар, согласился. Шел тогда по экранам какой-то фильм, где герой обладал теми же талантами, что и Фешин, и ребята, не сговариваясь, прозвали его Тоглар, наверняка не рассчитывая, что кличка эта приклеется к нему навсегда, и он далеко переплюнет киношного фальшивомонетчика не то из Вены, не то из Будапешта.
