подругу, плюхнувшуюся рядом с ней.
– И не спрашивай, – ответила Бакунина, вытирая пот со лба, – еле вырвалась.
– Ничего, пусть сама постоит теперь возле кресла, – рассмеялась Лена.
Открытие парикмахерской, которую Лена убедила подругу назвать «Свет в окошке», произошло довольно тихо и даже, можно сказать, незаметно, хотя Лена разместила объявления в центральной прессе города. Первой клиенткой Светланы на новом месте стала Лена, и это было закономерно. Если бы не Гулькова, то никакой парикмахерской и не было бы.
Правда, пришли ещё три клиентки Светланы, которых она несколько лет обслуживала в парикмахерской Кочетовой.
– Знаешь, Лена, – позже сказала Светлана, – если ещё кто-нибудь из моих клиентов перейдёт сюда, то Марьяна Ивановна придёт окна мне бить.
– Что за чушь! – отмахнулась от подруги Гулькова. – Это твои личные клиентки, и ты имеешь право пригласить их к себе на новое место.
– Вообще-то они не совсем личные, – неуверенно возразила Бакунина, – обслуживала я их под крышей Марьяны, поэтому она имеет право гневаться.
– Если имеет, пусть гневается, – усмехнулась Лена. – Главное, что положено начало твоего нового дела. Твоя мечта сбывается!
– Дай-то бог, Ленка! – воскликнула Светлана, кинулась к подруге и закружила её на месте.
Закрыться в этот день они решили пораньше. Круторогие серые облака не спеша толкали кудрявыми головами яркий мяч предзакатного солнца на запад.
– Хорошо-то как! – выдохнула полной грудью Елена.
– Между прочим, на сегодняшний вечер дождь обещали, – сладко потянулась Светлана.
– Ничего, мы на машине и нас не замочит, – ответила Лена.
– А мне так хочется пройтись пешком, – призналась Светлана, – я настолько переполнена впечатлениями сегодняшнего дня, что мне кажется, завязочка сейчас развяжется, и всё, что набралось замечательного, рассыплется разноцветными камешками по полу.
– И где же у тебя эта самая завязочка находится? – рассмеялась Лена.
– Где-то в районе живота!
– Почему живота? – удивилась подруга.
– Потому, что именно там бабочки щекочутся.
Обе подруги расхохотались, закрыли двери парикмахерской «Свет в окошке» и, взявшись за руки, пошли пешком к Светлане, благо её квартира находилась недалеко.
Правда, если бы они поехали к Елене, то их ждал бы полноценный домашний ужин, приготовленный заботливыми руками тёти Дуни. Но в такой день, как сегодняшний, им хотелось пирожных и шампанского!
Машину они оставили на стоянке. Обещанный синоптиками дождь так и не пошёл в этот вечер. Хотя воздух был наполнен ароматами изнывающих от ожидания цветов и настораживающим безветрием. Однако подруги ничего этого не заметили. По дороге домой они зашли в магазин и купили небольшой торт и бутылку шампанского, которую и открыли в этот вечер. Но так получилось, что пили они больше чай и говорили, говорили, не слушая друг друга, просто от потребности выговориться, выплеснуть эмоции. Может быть, именно по этой причине щебечут птицы…
Целую неделю Елена, поддерживая подругу, отправлялась с ней каждое утро в парикмахерскую и помогала ей чем могла. По крайней мере, административные обязанности она с легкостью взяла на себя, предоставляя Светлане обслуживание клиентов в маленьком зальце.
Иногда она думала: «Как она одна будет все делать. Всё-таки ей нужно будет хотя бы на кассу человека». Когда же она поделилась вечером своими сомнениями с подругой, Светлана отмахнулась:
– Справлюсь! Лиха беда начало.
И Лена, вглядевшись в глаза подруги, полные энтузиазма, поняла, что Светка и впрямь справится.
В пятницу Елене позвонил зам Дмитрий Иванович Васянин и сухим бесстрастным тоном поинтересовался:
– Елена Игоревна, вы не подскажете, когда сотрудники фирмы смогут лицезреть своего руководителя на работе?
Никому другому Лена не позволила бы так разговаривать с собой, но Васянин другое дело. Он более тридцати лет плыл в одной лодке с отцом и ни разу не обманул его доверия, хотя такие шансы выпадали ему не раз, и выгода от предательства маячила солидная. Но Васянин оказался преданным человеком, и Лена знала, что раз дядя Дима, именно так она называла его в детстве, не предал её отца, то и с ней будет честен. А его стариковское ворчание она готова была стерпеть. Хотя Васянин и ворчал-то всегда только по делу. Вот и на этот раз он был прав. Дружба дружбой, а бросать фирму на целых десять дней не следует. Оправдание у Гульковой было только одно – фирму свою она оставляла не на чужого человека, а на дядю Диму.
– В понедельник выйду на работу, – проговорила Елена в трубку. – Вы только не сердитесь, Дмитрий Иванович.
– У меня и прав таких, чтобы на тебя сердиться, нет, – ответил Васянин. И отключился.
По теплоте голоса, которым он это произнёс, и по тому, что он перешёл в разговоре с ней на «ты», Лена поняла, что гроза миновала, и дядя Дима больше не сердится.
Со следующей недели у подруг опять началось раздельное существование. Каждая занималась своим делом. И в конце рабочего дня ни у одной из них не было сил на встречи и дружеские посиделки. Всё откладывалось до выходных. А в выходные находились новые неотложные дела. Особенно у Светы, только теперь она поняла, что собственный бизнес – это не только любимое дело и прибыль, но и отсутствие возможности выкроить свободное время для отдыха.
Прошёл год, прежде чем Света смогла взять на работу в «Свет в окошке» столь необходимого ей сотрудника. Вернее, сотрудницу. Совсем молоденькую девушку, только что окончившую курсы и мечтавшую покорить мир.
– Твоя планка, как я погляжу, – рассмеялась Бакунина, – намного выше той, что устанавливала для себя я в самом начале своего пути.
– Для меня вообще планок нет, – сморщила носик девушка.
– Так что же, дерзай, я тебе крылья подрезать не собираюсь.
И девица принялась усердно трудиться, заметно облегчая труд Бакуниной. Первое, что она почувствовала после включения в работу новой сотрудницы, то, что заметно убавилось пустой беготни. Сама она могла полностью сосредоточиться на работе, которую называла творческой. Особенно ей нравилось сооружать причёски выпускницам и юным невестам из семей со средним достатком. Вот где был простор для фантазии! Света вспоминала себя в их возрасте, и ей становилось немного грустно. Девушке начинало казаться, что женское счастье обошло её стороной. Ей скоро тридцать лет, а у неё нет ни семьи, ни детей. Нет даже любимого человека.
Она вспомнила свою подругу Лену и подумала о том, что Гулькова родилась с серебряной ложкой во рту, и всё у неё всегда было. Ей не приходилось каждый день отстаивать своё место под солнцем. А результат тот же, что и у неё, – ни детей, ни плетей, как говорила Светина мама.
У Светы был брат Максим, и
