На площади Мира подруги расстались, Валентина поехала домой на Охту на метро, а Ася — на трамвае, который, ходко покачиваясь, застучал колесами по Садовой мимо серых доходных домов, мимо облупленных стен Апраксина двора, решеток Суворовского училища и приземистых арок Гостиного, проскочил шумный Невский, утонченную Итальянскую, обогнул вычурную решетку Михайловского сада, оставляя справа красные стены и шпиль замка, последнего пристанища императора Павла, и, миновав дугу Первого Садового моста, вырвался на простор Марсова поля. Справа за полосой Лебяжьей канавки потянулись черные силуэты кленов Летнего сада, замелькали ящики на постаментах — еще закрытые на зиму статуи.
Ася смотрела в окно, думая о Лёне, Смоличе, сломавшейся молнии, отсутствии целых колготок, трех рублях, оставшихся в кошельке, и десяти днях, оставшихся до стипендии.
За окном расплескался простор Невы — трамвай въехал на Кировский мост. Полотно серых туч вдруг порвалось, словно невидимая рука вытянула нитку из плохо зашитого шва, и через голубую прореху слепящим золотом хлынули лучи солнца, ослепив, ударились о трамвайное стекло, на мгновенье зажгли шпиль Петропавловки, блеснули по холодной ряби невской воды и исчезли, словно их и не бывало. Небесный портной вновь аккуратно зашил дыру в небесах, пеняя солнцу на устроенное безобразие.
Когда Ася вышла из трамвая напротив мечети, нарядно-голубой даже в непогоду, с небес вновь посыпалась противная колючая морось. В полурасстёгнутый сапог попала вода, захлюпала, пропитывая носок. Очередная простуда обеспечена — Ася умудрялась болеть ежемесячно, так и не привыкнув к недоброму питерскому климату, несмотря на то что родилась и выросла не на юге. До общаги добиралась почти бегом, взлетела по скрипучей лестнице, открыла дверь в комнату и остановилась, не сдержав изумленного «Ох!», уронив пустой тубус, который попытался прокатиться по полу, но наткнувшись на собственную ручку, замер, обиженно качнувшись.
Асин «ох» нарушил любовную идиллию, что царила в комнате — двое в костюмах «в чем мать родила» шарахнулись друг от друга, загремел в панике задетый и упавший с тумбочки будильник-неудачник, жалобно звякнула кроватная пружина, и лишь четкий ритм Eruption, слетающий с катушек стоящего на столе магнитофона, упрямо пытался собрать остатки сломанной гармонии, предлагая «оne way ticket to the blues».
Пометавшись, Ася отвернулась к окну, ожидая, когда застигнутая врасплох парочка куда-нибудь скроет свою наготу.
— Можно было хотя бы дверь закрыть… — пробормотала она, обращаясь к оконному стеклу, забрызганному каплями дождя.
За спиной возились и перешептывались. Совершенно дурацкое положение, нужно было сразу уходить. Зачем она застряла в комнате? «Растерялась», — пояснила сама себе Ася.
— Да ладно, Аська, кто ж знал, что тебя принесет! — подала голос виновница инцидента, Лариса, Лёлина подруга.
— Живу я здесь, между прочим! — сердито сообщила окну Ася и повернулась.
Растрепанная Ларисина голова, вся в мелких кудряшках химической завивки, торчала из-под одеяла, в недрах которого скрывалось все остальное, в том числе и мужская половина порушенной идиллии, пожелавшая сохранить инкогнито.
— У меня ноги промокли, молния на сапоге сломалась… Вернусь через полчаса, — сообщила Ася, залившись по уши краской, подняла с пола тубус, бросила его и сумку на тумбу в углу и вышла, чрезмерно аккуратно закрыв за собой дверь.
В коридоре было пусто, на кухне истошно свистел чей-то чайник, требуя внимания. Ася отключила газ, свисток благодарно сдулся и затих, выпустив через носик последнюю струйку пара.
Соседняя дружественная комната была закрыта, а в комнате напротив бренчали на гитаре — третьекурсница Ирка слушала не слишком верные, но душевные напевы Игоря Дагмарова — он недавно расстался с девушкой, с которой встречался пару лет. Ради Ирки, говорили злые и не очень языки. Посидев с ними минут пять, Ася ретировалась, прошлась по скрипучему полу коридора, постояла у разбитого окна, откуда остро тянуло влажной свежестью. Горькой холодной волной накрыла обида — из-за сломанной молнии и мокрых ног, из-за «всех подружек по парам, а я засиделась одна», из-за синих равнодушных глаз Лени и бездомной неприкаянности. За обидой последовали слезы — набухли соленой волной, поползли по щекам, пощипывая разгоряченное лицо. Ася шмыгнула носом, полезла в карман за платком, не нашла, прижала ладони к щекам, надеясь, что не потекла тушь.
— Куришь? — раздалось за спиной.
Резко обернулась, рядом на подоконнике устраивался Саша Веселов, высокий широкоплечий парень с пятого курса.
— Нет, не курю, просто… воздухом дышу, — ответила она, отворачиваясь, — слезы чуть подсохли, но не факт, что не оставили следов туши на лице. Пальцами провела под глазами.
— Пойду, не буду мешать.
— А ты мне не мешаешь, — сказал он, закуривая. — Хочешь? Мальборо, классные, у фарцы доставал.
— А давай, — вдруг согласилась Ася, наполнившись духом «будь-что-будет», и осторожно вытащила сигарету из протянутой Сашей пачки. Она сильно рисковала опозориться, поскольку опыт курения у нее был невелик: в школе на выпускном, да пару раз в колхозе на картошке, с кашлем и тошнотой — с тех пор не пыталась даже на вечеринках. Неловко и неуклюже, но все-таки раскурила сигарету от тонкой струйки пламени Сашиной зажигалки, осторожно затянулась, выпустила дым, сдерживая уже подступающий кашель. Мимо промчалась, спускаясь с пятого этажа, компания хохочущих девчонок. Веселов проводил их взглядом, прищурившись, глянул на Асю.
— Что-то мы редко встречаемся, все дела, дела… — сказал, растягивая слова, будто ему было лень говорить.
— А где же мы можем встречаться? — удивилась Ася и тут же поправилась, поздним зажиганием поймав двусмысленность вопроса. — То есть, почему мы должны встречаться?
— Ну, где угодно, если пожелаешь… — ответил он.
Ася уставилась на случайного собеседника. Нарвалась, что называется. Этого еще не хватало! Только не этот… Она держала сигарету, не зная, что делать дальше, жалея о спонтанном согласии покурить. Уйти было неловко, курить и поддерживать разговор, направившийся не в то русло, не хотелось. «Будь-что-будет» получилось неудачным, обострив ощущение неполноты собственной жизни.
— А ты курить не умеешь… — усмехнулся Саша, добавив горечи в Асину чашку.
— Ну да, не умею, а что? — с вызовом спросила она и решилась: — И вообще, мне идти надо. Спасибо. Пока. Извини.
Она потушила сигарету, сунув ее в консервную банку с окурками, и пошла прочь.
— Так ты не ответила, как насчет встретиться? — ударило ей в спину.
— А ты хоть знаешь, как меня зовут? — спросила она, обернувшись.
— Не вопрос. Ну так что?
— Нет, спасибо, нет… — быстро сказала она и помчалась по коридору, хлюпая расстегнутым сапогом.
Лариса сидела в убранной комнате, суровая и одинокая, удачливый воздыхатель умчался в неизвестном направлении, трофеем оставив на столе магнитофон.
— Куда ты запропастилась? У меня же и ключа нет от вашей комнаты, Лёлька меня оставила, сама убежала и ключи унесла.
— Я же
