как комната наполнялась духом тех завораживающих краев, легендами о ковбоях. Временами она почти слышала, как флаг хлопает на ветру под звуки труб и крики индейцев.
Между коваными колоннами стелился паркет из широких досок венге, то тут, то там укрытый толстыми коврами, а завершала образ мебель с эффектом патины или состаренного дерева, которую Людивина тщательно выбирала. Ее убежище полностью соответствовало ее новому внутреннему состоянию. За последние несколько месяцев она стала спокойнее и хотела, чтобы и дом дарил ей спокойствие. Обстановка должна была соответствовать ей самой, пусть даже на втором этаже до сих пор громоздились коробки, надо было закончить с покраской и придумать декор, а она все не могла взяться за спальню – там гуляли ледяные сквозняки – и не понимала, почему никак не начнет. Но в целом работа шла, и Людивина верила, что все получится.
На улице, скрытой кустами и цветником, затарахтел мопед курьера, привезшего суши. Она проглотила сырую рыбу, сидя по-турецки на угловом диване.
Людивина отдыхала, развалившись под уютным пледом и не глядя на экран включенного телевизора, и размышляла, когда вдруг зазвонил телефон. Сначала она решила не отвечать – пусть себе заливается, но вспомнила, что дежурит все выходные, и для очистки совести взглянула на экран айфона.
Жандармерия. Тяжело вздохнув, она ответила на звонок.
– Прости, что порчу тебе вечер, – послышался мягкий голос Гильема, – но мы тут нужны.
– Срочно?
– На путях, на линии D, недалеко от Эври, нашли труп.
– Почему нельзя отправить туда местных полицейских? Или спецотряд?
– Потому что мне рассказали все подробности. Я заеду за тобой через десять минут. Надень джинсы и куртку потеплее, ночь будет длинной.
Вот так все и началось. Очень просто.
Холодная луна безразлично взирала на место преступления, затерянное в южных предместьях Парижа. Ухабистая дорога, выбоины со слякотью, коричневатая хилая поросль вдоль обочин, редкие деревца на поле вдоль оврага, в котором пряталась железная дорога. Лишь верхушки высоток, усеянные точками света, говорили о том, что в далеких пригородах все же есть жизнь. В остальном здесь были только шумозащитные экраны, дорожная развязка, пустая парковка у супермаркета за пустырем и бесконечная череда крыш домов, отвернувшихся от этого местечка, где, в общем-то, особо не на что было смотреть.
Людивина вылезла из машины вслед за Гильемом и протиснулась между фургонами жандармерии и пожарными автомобилями, чьи мигалки заливали все вокруг синими и красными вспышками. Вдали неустанно шумело шоссе – неутомимый пульс цивилизации.
Следователи вскарабкались на насыпь, заросшую высокой травой, и остановились, разглядывая происходящее метрах в пятнадцати ниже. Склон был крутым, и эксперты, по большей части в форме, спускались с трудом. Железнодорожное полотно было уложено на землю: четыре параллельных рельса, над ними – кабели высокого напряжения. И там, в полутьме, под лучами расставленных переносных прожекторов сиял прямоугольник, словно хирургический стол. Длина его была более двадцати метров, ширина – весь балластный слой под рельсами. Людивина догадалась, что прожекторов хватило только на этот участок: поодаль маячили силуэты людей, осматривавших почву с помощью ярких фонариков. В двух шагах от себя она увидела последний вагон поезда. Весь состав был темным, словно заброшенным, – пустой труп гигантского стального червя, только два красных глаза горят в черноте.
Внизу, прямо у них под ногами, стояли пожарные, сложив руки на груди или сунув их в карманы. Жандармы заканчивали огораживать периметр безопасности, внутрь которого не пускали никого, даже двоих мужчин в белой форме работников скорой помощи.
Людивине вдруг показалось, что она вернулась на два года назад, на вокзал, где тот умалишенный столкнул под поезд столько людей, сколько смог. Поворотный момент в ее карьере, в ее жизни – как следователя и как женщины. Моргнув, она прогнала это воспоминание. Здесь и сейчас она занималась совершенно другим делом.
Девушка спустилась по склону, стараясь не поскользнуться, но все же один раз чуть не потеряла равновесие. Оказавшись внизу, она в сопровождении Гильема протиснулась через группу пожарных и остановилась перед жандармом в звании лейтенанта. Ей не хотелось болтать попусту, и она сразу предъявила ему удостоверение – гражданская одежда не указывала ни на ее звание, ни на должность, а так даже не пришлось представляться.
– Вы занимаетесь наркотиками в отделе расследований? – спросил он.
– У нас это называется бригадой по борьбе с наркотиками, и нет, просто мы сегодня дежурим. Если надо будет, они нас сменят.
– А сейчас вы забираете дело?
– Зависит от того, что у вас там.
Он пристально взглянул на нее и указал на ярко освещенное пространство неподалеку:
– Три бруска каннабиса, а главное – большая упаковка странных пакетиков, но я в этом не разбираюсь. Я сразу же вызвал вас – решил, вдруг у нас тут клиент бригады по борьбе с наркотиками.
– Вы вызвали экспертов-криминалистов? – спросил Гильем.
– Да, они будут с минуты на минуту.
У лейтенанта, мужчины лет тридцати, с вытянутым, довольно строгим лицом, был очень живой взгляд. Хороший знак, подумала Людивина, может, они не зря приехали.
– Мы их подождем, не станем зря топтаться на месте преступления, – решила следователь. – Как вас зовут?
– Лейтенант Пикар.
– Вы хорошо поработали.
Вскоре показался фургон криминалистов. Один из них узнал Людивину, с которой уже несколько раз работал, и она этим воспользовалась:
– У вас найдутся для нас костюмы? Не хочу терять времени. Я бы взглянула, что там.
Тот задумался, но затем указал на шкафчик в кузове оборудованного фургона. За пару минут Людивина и Гильем облачились в белые комбинезоны с капюшоном, маски, перчатки и бахилы.
Людивина вступила в прямоугольник, вычерченный прожекторами, и тут же увидела темно-красные потеки на шпалах, а затем и фрагменты тела. Они были разных размеров, из некоторых торчал кусок сломанной кости, на других виднелись лохмотья кожи, но в основном это были просто багровые ошметки. Влажные лоскуты смерти. Людивина отметила для себя, что по мере удаления от поезда фрагментов становилось все больше. Она сделала глубокий вдох. Ей уже не хотелось смотреть. Совсем не хотелось. Она бы с таким удовольствием осталась дома и провела вечер на диване, в уюте и спокойствии. Она проклинала случай, по воле которого ей выпало дежурить именно сегодня.
Она подняла глаза, оглядела уходящие вдаль рельсы и всего в нескольких метрах от себя обнаружила мужчину, лежащего на боку между путей. У него были отрезаны ноги ниже колен и верхняя часть головы. Нижняя челюсть, забрызганная кровью, висела безвольно и гротескно. Оглядевшись, Людивина заметила в стороне прожектор и поняла, что он освещает
