и одновременно жалобного взгляда матери. Боялся, что после четырёх лет он собьётся со счёта, пытаясь сосчитать морщины на лицах родителей.
— Давайте выпьем за встречу! — так и не ответив брату, сказал он.
Все одновременно подняли бокалы и рюмки. От прикосновений хрусталь зазвенел, и внезапно родившаяся мелодия разлетелась по уютной и светлой кухне.
«Не всем нужна правда. По сути, она вообще никому не нужна».
Наталья Васильевна открыла глаза. Часы показывали начало восьмого. На улице было темно, и лишь отблески одинокого фонаря освещали утренним путникам дорогу, одновременно подсвечивая окна квартир. Поднявшись с кровати, Наталья надела джинсы и свитер. Споткнувшись о сумку, валявшуюся на полу, она издала жалобный крик.
— Вот чёрт! — она пнула её ногой. — Влад! Почему ты не убрал вещи? Я же просила!
Супруг приоткрыл один глаз и с удивлением посмотрел на жену.
— Что ты хочешь?
— Посмотри, какой бардак!
Сумки, пакеты и даже дублёнки валялись на полу. Не удосужившись убрать вещи на место, она перешагнула через них, недовольно бубня себе что-то под нос.
Квартира Виноградова уже жила полной жизнью. Чайник пыхтел, периодически издавая жалобный свист, стиральная машинка второй час трудилась, деликатно стирая рубашки хозяина, а плита только и успевала разогревать конфорки для утренних блюд. Постояльцы квартиры тоже не спали. Александр Петрович аккуратно выглаживал стрелки на любимых чёрных брюках, Настя впопыхах завтракала на кухне, собираясь на работу, Алла Владимировна готовила завтрак для остальных.
Наталья Васильевна, натянув улыбку, зашла на кухню.
— Доброе утро, — взлохматив и так нечёсаные волосы, сказала она.
— Доброе утро, Наташа. Ванна свободна. Завтракать будешь?
— Буду, — забравшись с ногами на стул, ответила она, — глазунья и кофе с печеньем, как это по-домашнему, — с лёгкой иронией в голосе сказала она.
Дверь на кухню снова открылась. Заспанная, с еле открытыми глазами, Ксения потягивалась в дверях.
— Ненавижу утро, — хриплым голосом сказала она. — Мама, зачем вы меня тянете к этому целителю? Я думаю, сон повлияет на меня более благотворно, чем этот непонятный дед.
— Закрой рот и садись завтракать, — строго сказала Наталья. — Мы собственно из-за тебя сюда припёрлись за триста километров. Подумай, наконец, о своём здоровье. Ты же на грани!
— Ой, мама! Не говори ерунды! Это вы с папой на грани! Меньше пейте коньяка и ешьте мяса! Тогда и ваша энергетика будет чиста! А так и без экстрасенса понятно, в чём ваши проблемы!
От возмущения Наталья Васильевна вытаращила глаза так, что казалось, они вот-вот выпадут и покатятся по столу. Настя с Аллой Владимировной, замерев, наблюдали за происходящим. Ксения не обращала ни на кого внимания. Она с жадностью намазывала на ломоть батона масло, забыв, что не ест мучное.
Кульминация разговора так и не состоялась. Наталья Васильевна решила промолчать и вечером один на один хорошенько отчитать дочку. Позавтракав в тишине, всё семейство направилось к выходу, так и не удосужившись посетить ванную комнату.
Захлопнув за Филипповыми дверь, Алла Владимировна с облегчением вздохнула. Но, как оказалось, рано. Оглядевшись по сторонам, она обречённо опустила руки: всё было перевёрнуто вверх дном. Кровати не заправлены, вещи валялись по всем углам, разбросанная по столу косметика, помятая одежда, торчащая из сумок, — Алла Владимировна схватилась за голову.
— Лень — страшный грех, — сказала она и аккуратно сложила валявшийся на полу свитер Ксении.
— Отстаньте от меня! — Ксения ворвалась в квартиру, как вихрь. — Вы слушаете какого-то дурака, а мне не верите! Со мной всё в порядке! Я здорова!
В дверях показались Владислав и Наталья. Александр Петрович зашёл в квартиру последний. На вопросительный взгляд супруги он лишь развёл руками:
— Дела семейные. Пока не попросят, не вмешиваемся.
— Золотое правило. Если бы все о нём помнили — ссоры сошли бы на нет. Что-то серьёзное?
— Ксения поругалась с целителем. Начала доказывать ему, что он не прав. А тот поставил ей какой-то серьёзный диагноз! Вот они и хотят, чтобы она походила к нему на сеансы, очистилась, так сказать, — Александр Петрович поочерёдно поднимал крышки кастрюль, изучая содержимое. Облизнувшись, он несчастными глазами посмотрел на супругу.
— Поняла, поняла. Уже собираю на стол! — улыбнувшись, сказала она.
— Кстати, Владу и Наташе он тоже поставил диагнозы. Наташа чуть ли ни одной ногой в могиле.
— Какой кошмар! — Алла Владимировна замерла с черпаком в руке. — И что делать?
— Будут ходить на эти сеансы. Он им должен что-то там почистить, — Александр Петрович улыбался. — Я в это всё не ахти как верю. Ты знаешь, мой девиз: живи по совести и по чести! Тогда и к целителям бегать не надо. А если ты к матери приехать на выходные хотя бы раз в квартал не можешь, то о чём говорить! Я ему намекал: мол, брат, ты не там ищешь, но он меня не слушает. Твердит, как мантру, что его сглазили, что энергетика плохая. В общем, чушь! — полковник сел за стол, нетерпеливо стуча ложкой.
— Ты не будешь всех ждать?
— Они надолго! Ты что, не слышишь?
Из комнаты доносились взволнованные голоса родителей и истерические возгласы дочери. Александр Петрович обмакнул усы в только что приготовленный рассольник.
— Вот оно, счастье! Суп, сметана, хлеб и Алчонок, — он с аппетитом отправлял ложку за ложкой в рот. — А они чем занимаются? Ерундой, одним словом, ерундой!
«Священнее матери и отца лишь Бог».
На улице только начинало светать. Первые лучи солнца пронзали облака, стараясь обогреть замёрзшую землю. Декабрь полноценно вступил в свои права. Сугробы по колено, шапки снега на макушках деревьев и электрических столбах, и сосульки, как гирлянды, ровными рядами висящие по периметру дома.
Иван Фёдорович сидел на крыльце и курил сигарету. Табачный дым не грел его, но кружась вокруг лица, создавал иллюзию тепла. Потёртая телогрейка уберегала его немощное тело от морозов уже лет пятнадцать, а то и все двадцать. Он проснулся около пяти утра. Ночной сон был прерывистым и тревожным. Иван Фёдорович ждал этого утра уже четыре года. Каждый день он просыпался в надежде, что, возможно, именно сегодня приедет его блудный сын. И вот этот день настал.
Запахнув посильнее телогрейку, Иван Фёдорович снова потянулся за сигаретой. Он давно так сильно не волновался.
«А вдруг сын зайдёт в дом и не улыбнётся, — размышлял он, — или не спросит “как дела?”, или внучка не узнает меня? — он замер с сигаретой в руке. — Сколько лет она не приезжала к нам? Десять или двенадцать? Эх, родители, сами не зная,
