— Господи. Простите меня, старуху. Уж простите, пожалуйста, товарищ начальник! Внучок-то всего на минуточку отошел, не наказывайте вы его, Христа ради, за это, а? Молодой, аппетит у него хороший, а еды прикупить забыл — что с него, молодого-то, возьмешь? Да он сейчас прибудет, через минуточку, он…
— Вот когда прибудет, все, что я тебе, бабуля, сказал, ему слово в слово и перескажешь. Ну-ка повтори?
— Дак… Насчет двенадцатой, мол, нету там никого, и не было… вас, мол, тоже тут не было.
— А если про свет спросят, почему в окнах горит, скажешь, горничная убираться приходила, цветочки поливать, выключить забыла!
— А если про свет — скажу, забыла… — пролепетала старуха. И Турецкий, с сомнением покачав головой, двинулся к лифту. Ключ от Тамариной квартиры, переданный хозяйкой через Дениса, у него был.
— Что случилось?
Владимир Александрович Кропотин, здорово побледневший и осунувшийся за те дни, что Александр Борисович его не видел, стоял посреди небольшого уютного холла. Из соседней комнаты доносился приглушенный звук телевизора, которым Кропотин, видимо, отвлекался от реальности. Выглядел бизнесмен почти комично — в нежно-розовом халате и в белых пушистых шлепанцах на босу ногу. И то и другое было ему явно мало.
Турецкий тщательно запер за собой оба замка и задвижку, которой Тамара снабдила свою дверь после того, как узнала об убийстве дяди Мони, и, поглядев на Кропотина, покачал головой:
— Владимир Александрович, разве вам не было приказано, именно приказано, ни в коем случае не включать свет, а гардины и вовсе не раздвигать?
— Простите, — бизнесмен вспыхнул. — Да, конечно. Но вы поймите, я здесь один, мне… Мне и без того жутко, а если еще и в темноте…
— Владимир Александрович, вам должен был позвонить Денис — условным звонком.
— Простите, я, видимо, как раз был в ванной. Возможно, он и звонил, но…
В этот момент телефон зазвонил вновь. Два звонка, пауза, звонки пошли вновь.
Турецкий шагнул к телефону, белевшему в углу холла, и взял трубку.
— Да, Денис?
— Вы уже там, Александр Борисович? Они только что въехали во двор. Филя и Агеев поднимутся через минуту после них.
— Подожди.
Турецкий повернулся туда, где секунду назад стоял бизнесмен, но Кропотина там не было. Зато свет в комнате, где звучал телевизор, погас. Александр Борисович едва сдержался, чтобы не ахнуть.
— Владимир Александрович!
— Да? — Кропотин выглянул из гостиной, в руках у него все еще был зажат пульт, которым он только что выключил телевизор.
— Зачем вы это сделали?! — Турецкий не сдержался и рявкнул на глядевшего на него с непонимающим видом бизнесмена. — Зачем вы погасили свет?!
— Но вы же сами…
Следователь махнул рукой, поняв всю бесполезность своих слов.
— Есть здесь черный вход? Отвечайте быстрее!
— Вообще-то есть.
— Что значит «вообще-то»?
— Он буфетом задвинут, старинным, очень тяжелым. Тамара его оставила как память о детстве…
— Сможем мы его отодвинуть вдвоем?
Бизнесмен с тревогой уставился на Турецкого, одновременно с сомнением пожав плечами.
Что случилось, Александр Борисович? Вы что-то от меня скрываете?
— Случилось то, что по вашу душу только что прибыл генерал Березин в обществе вашей же супруги.
— Там кто-то есть! — Татьяна схватила Березина за рукав. — Либо Юрка мне солгал и твоя невестка и не думала отбывать в Лондон, либо и впрямь мой козел там прячется. Ты мне скажешь наконец, какого черта?!
— Это ее окна? — Генерал стряхнул со своего рукава Татьянину ладонь.
— Ее! Мы с Юрой однажды для прикола там встречались.
— Точно?
— Память у меня пока что в порядке! — ядовито бросила Монахова. — Тем более я тогда на всякий случай специально запомнила. Видишь два окна? Там свет! А в соседних двух он только что погас, на моих глазах! Значит, кто-то там есть. А ну пошли! Мне уже самой интересно, что за девку приволок мой козел на фирму. Сволочь старая!
— Неужто ревнуешь? — ухмыльнулся генерал, внимательно вглядываясь в окна, указанные Татьяной.
— Спятил? — Фыркнув в отсвет на столь нелепое предположение, Монахова вновь заговорила: — Просто, если этот болван что-то заподозрил, он от одной трусости способен на многое.
— Например? Впрочем, сам знаю. Не боись, в органы он не обратится никогда, замазан по самые помидоры. А остальное не страшно. А вы с Юркой идиоты, вообразившие себя умниками! Если этот хрен гнилой и догадался о чем-то — скажи себе спасибо.
— Да где ему, — буркнула Татьяна.
— Ему-то, может, и нигде, а вот дочь у него мозгами пошла отнюдь не в папочку. Думаешь, если она тебе соперница, так и вовсе круглая дура? И не мечтай!
Генерал злорадно отметил, как дернулась Монахова.
— И не мечтай, — с удовольствием повторил он. — Это вы с Юркой пара идиотов, но не Томка. Кто и за что мог отправить Регину на тот свет, она сообразила на раз-два, потому и в Лондон смылась. Ничего, и там достанем, дайте срок. Пошли!
Татьяна, обиженно поджав губы, двинулась за генералом. Ни самого Дениса, ни его ребят парочка не заметила. Деревья, а особенно кусты, окружавшие середину двора, были прекрасным укрытием. Дождавшись, когда генерал с Монаховой войдут в подъезд, Денис легонько тронул за руку притаившегося рядом с ним Агеева.
— Как только эти войдут в лифт, идете следом вместе с Самохой. Инструкции помнишь? Вмешиваетесь в ситуацию исключительно в случае, если Сан Борисычу и его подопечному что-то угрожает всерьез. Ну понятно! Далее, следуете, после того как они покинут квартиру, за ними повсюду, пока вас не сменят.
— Ты сам куда? — еле слышно обронил Филя.
— К черному ходу, как приказал дядя Саня. Его машина за углом, синий «пежо», поедете на нем. Сумеешь снять с сигнализации?
— Обижаешь, начальник. На спор за тридцать секунд.
— Все, я пошел.
— Нет. Нет! — Владимир Александрович сел прямо на пол и схватился за сердце. — Не могу больше. Нам его не сдвинуть! Ни за что!
Турецкий с отвращением посмотрел на мокрого, как мышь, бизнесмена, в глазах которого метался ужас: оба ключа во входной двери повернулись еще минуты три назад, и теперь до них доносились глухие удары, обрушившиеся на Тамарину дверь.
— Задвижка долго не выдержит, — пролепетал Кропотин. — Она хлипкая, я Томочке сразу сказал. Господи, почему я только отселил соседей, почему?! И сигнализацию Тома так и не поставила, ведь говорил, говорил!
— Хватит ныть! — рявкнул Турецкий, одновременно внимательно оглядывая кухню.
— Они убьют меня. Убьют!
Тонкие, кривоватые ноги Кропотина, сидевшего на полу, и вовсе теперь не прикрытые разошедшимися полами халата, мелко затряслись.
До слуха Турецкого донесся глухой хлопок выстрела: генерал Березин начал расстреливать дверь, очевидно окончательно перестав осторожничать из-за охватившей его ярости. И то сказать, помимо толстенных стен здесь были только, судя по всему, уже спящие соседи, предпочитавшие не вмешиваться в чужие дела, особенно если дела эти сопровождаются пальбой. И даже если кто-то не успевший заснуть и вызовет наряд, кому-кому, а Турецкому было хорошо известно, через какое время в девяти случаях из десяти объявятся здесь заспанные, а то и успевшие принять на пузо менты. Впрочем, Турецкого, абсолютно уверенного в ребятах из «Глории», это, в отличие от Кропотина, не беспокоило.
Беспокоило его другое: Меркулов был прав, светиться напрямую перед Березиным сегодня ему было еще рано — особенно же нежелательно было столкновение генерала с его партнером по бизнесу. В этот момент раздался еще один выстрел, а взгляд Турецкого остановился на висевшем мирно над огромной электрогазовой плитой с грилем металлическом топорике для рубки мяса.
— Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир… — пробормотал следователь.
Кропотин уставился на него, открыв рот, очевидно решив, что Александр Борисович тронулся умом.
— Встать! — рявкнул на бизнесмена Турецкий.
Топорик был уже у него в руках, и с этого мгновения время начало отсчитываться на секунды. «Точка опоры» и рычаг в виде топорика дело свое сделали: в тот момент, когда из холла раздался неохотный скрежет едва начавшей поддаваться усилиям Березина двери, старинный буфет тоже издал звук: неохотно крякнув, одним боком заскользил прочь от двери черного хода, которую собой закрывал. Теперь все зависело от того, удастся ли эту дверь открыть. «Всего грамм удачи», — пробормотал Александр Борисович и протиснулся в образовавшуюся клиновидную щель. Ура! Неказистая дверь, не имевшая абсолютно ничего общего с остальным дорогим убранством квартиры, держалась на крючке — старом и проржавевшем, который под резким движением Турецкого моментально переломился пополам. Но главное — дверь эта открывалась наружу, а не вовнутрь! И буквально через пару секунд Александр Брисович уже скатывался вниз к выходу по оказавшейся вполне опрятной лестнице: очевидно, остальные жильцы, в отличие от Тамары, черным ходом пользовались систематически.
