Ознакомительная версия.
– Но об этом немного позже. Вернемся к событиям давних дней, итак, после скоропостижной смерти брата, согласно завещанию единственной наследницей всего движимого и недвижимого имущества стала Дарья Вацлавовна. Вдове же досталась старая квартира...
Милослав громко фыркнул, выражая возмущение столь обтекаемой формулировкой. А и плевать на эту мелкую гниду и его возмущение.
– Ну а поближе к теме можно? – не выдержал Вельский, которому было откровенно скучно.
Да, пожалуй, прав он, пора расставлять точки-запятые, пора, но до чего ж не хочется. Как-то иначе представлял себе Герман данное действо, как-то более по-киношному, что ли, с ахами-охами, истериками и отрицаниями, попытками обелить себя или утопить соперника. Но нет, спокойно все, скучновато даже.
– Можно и поближе, – он нарочно стал в пол-оборота к Леночке, чтоб не видеть глаз ее, выражения лица и возможного, как он опасался, осуждения.
Отчего-то Герману мучительно было думать, что Леночка его осуждает.
– Итак, у нас несколько взаимосвязынных событий. Переезд Елены Сергеевны, внезапно получившей царский подарок от отчима. Смерть Елизаветы. Ряд мелких, но крепко ударяющих по нервам событий, вроде ночных звонков, желтых хризантем и подброшенных топоров...
Вельский дернулся, а псина, до того лежавшая спокойно, ощерилась.
– И в конечном итоге второе убийство и разгром квартиры Милослава.
* * *
Дарья стала свидетелем этого разговора благодаря бессоннице, к которой уже привыкла и принимала как данность, не раздражаясь, не нервничая, просто лежа в кровати, прислушиваясь к редким ночным звукам. Сегодня ей захотелось пить, и не воды, а молока, и лучше бы горячего, с медом. Поскольку подобные желания у нее возникали крайне редко, она удивилась. Поднялась. Накинула халат, висевший тут же, после секундного раздумья отказалась от трости – Дарье не хотелось будить обитателей квартиры – и, сунув ноги в мягкие войлочные тапки, вышла из комнаты.
Пространство коридора искажал лунный свет, картины в нем казались черными пятнами, зеркало – вратами в иной мир, сегодня более реальный, чем когда-либо прежде, а двери выступали преградой. Одна приоткрыта – ее выдавала желтая полоска света, выбравшаяся из комнаты.
Дарья и не думала останавливаться, пожалуй, секундой раньше или позже, она прошла бы мимо, добралась до кухни, согрела бы себе молока в литровой жестяной кружке. Случилось бы многое, но несколько слов, как и свет, выбравшихся из спальной комнаты в коридор, нарушили все планы.
– Я ее ненавижу!
– Тише, ты всех разбудишь.
– И что? Пускай! Я хочу разбудить, хочу, чтобы они услышали, хочу, наконец, чтобы поняли – я ненавижу! Почему ты держишь ее здесь? Ты же говорил, что это временно... Серж, пожалуйста, сделай что-нибудь!
Дарья остановилась. Этот голос, обычно медово-ласковый и вежливый, но все-таки приправленный острыми нотками истерики, клокотал яростью.
– Потерпи, милая...
– Я терплю! Я терплю эту маленькую дрянь, которая все делает назло мне! Сегодня она разрисовала обои, вчера – пролила краски на ковер, позавчера – грязные руки вытерла о диван. Клавка слишком старая, чтобы уследить за ней. Но я терплю, да, Серж, терплю. И твою сестру, которая смотрит на меня сверху вниз. Эта старуха, она... она меня пугает. Она – ведьма!
Дарья улыбнулась. Ведьма... ну надо же такое придумать.
– Нет, нет, не смейся, она – ведьма. Ты не замечаешь, да? Она ж готова на все, лишь бы напакостить. Она нарочно обосновалась здесь, чтобы меня доводить. И представляешь, она дает Ленке мои драгоценности!
– Ей недолго осталось, – попытался успокоить Серж.
– Недолго? – взвизгнула Елизавета, и желтая полоска у двери вздрогнула, а Дарья замерла. – Да она вообще не должна была выжить! Врач говорил, что надежды нету, что... а она вон, выкарабкалась, села тебе на шею и диктует! А ты слушаешь. Ты ее боишься!
– Тише...
– Я не хочу тише! Я устала ... Серж, если ты меня любишь, то...
– Я люблю. Я попытаюсь что-нибудь придумать, потерпи еще немного...
Дарья повернулась и, стараясь ступать как можно более бесшумно, пошла по коридору. То, чего она всей душой надеялась избежать, все-таки случилось, вернее, еще только должно было произойти, но являлось непреложным. Сомнений либо же угрызений совести она не испытывала, лишь некоторое раздражение и то по поводу собственной слабости, которая могла помешать осуществлению плана.
Утром, в очередной раз проанализировав ситуацию, Дарья убедилась в правильности принятого решения и поставила себе срок в две недели.
У нее почти получилось. Помешала простуда, вначале незамеченная, но после переросшая в пневмонию с высокой температурой, опасностью сердечного приступа или инсульта, вызванным консилиумом из трех врачей, которые в один голос настаивали на срочной госпитализации.
Дарья была против, но кто ее слушал?
* * *
Из больницы она вернулась лишь через три месяца, произошедшие за это время перемены были закономерны и ожидаемы: исчезла Леночка, баба Клава и сапфировая брошь из шкатулки с драгоценностями.
В тот же день состоялся разговор с Сержем, неприятный и бесполезный.
– Да, я все понимаю, но и ты меня пойми, Елизавета не справлялась с ребенком! Баба Клава уже не в том возрасте, чтобы в няньках быть, ну и вообще у Софьи Леночке будет лучше.
– Неужели?
– Конечно, – без особой уверенности заявил Серж. – Мы обо всем договорились. И документы, Дарья! Документы уже оформлены, назад дороги нет!
Ей и не нужна дорога назад, она никогда не любила оглядываться в прошлое, а дорога вперед была предопределена уже давно, и Дарья не собиралась менять решения, более того, она собиралась поторопиться.
– Мне искренне жаль, что так получилось, но сам я заниматься ребенком не могу, сейчас время такое...
– Какое?
– Ну перемены грядут! Большие перемены, которые многих подымут на вершины, многих утопят. Я не хочу, чтобы меня утопили, я не...
– Ты не желаешь связываться с ненужными людьми, – Дарья закашлялась, с неудовольствием отметив, что уже устала. Она все еще слишком слаба. Беспомощна. Зависима.
– Дарья, ты, конечно, моя сестра и я тебя люблю, и благодарен за многое, но... но я не позволю тебе вмешиваться в мои дела. Я готов о тебе заботиться. Пока готов. Есть очень хороший санаторий для пожилых людей, где...
– Иди к черту.
– Подумай, Дарья! У тебя другого выхода нет!
Вот тут он ошибался. На сей раз подготовка заняла куда больше времени, и частью проходила в санатории, и вправду неплохом. За год Дарья поправила здоровье, оживила кое-какие прошлые знакомства и завязала новые, к каковым сама же относилась с брезгливостью и отвращением. Серж был прав: времена изменились.
Еще два года ушло на то, чтобы связи упрочить и расширить. Сама собой создалась невидимая сеть из долгов, должников и обязательств, но должна была не Дарья, должны были ей. Она не требовала возврата, она ждала...
Она работала. И делая то, что умела лучше всего, была почти счастлива.
Сергей Вацлавич Скужацкий скоропостижно скончался в тысяче девятьсот девяносто третьем году. Номинально смерть наступила в результате острой сердечной недостаточности. Его вдова спустя неделю переехала в прежнюю свою квартиру, уступив мужнину вместе со всем имуществом родной сестре покойного. Вероятно поступок этот был следствием состоявшегося сразу после похорон разговора, в котором принимали участие несколько молодых людей специфического внешнего вида и один старик, похожий не то на завхоза, не то на бухгалтера-пенсионера. Содержание разговора осталось тайной, но скорость, с которой вдова, отличавшаяся склочным нравом, перебралась в свои апартаменты, а также отсутствие попыток обратиться в суд, навевали на определенные мысли.
Пожалуй, на этом завершился очередной виток истории.
Дом по-прежнему не любил детей, зато теперь в нем обитала Императрица.
Ох, кажется, она окончательно во всем запуталась. Ей в жизни не разобраться в хитросплетениях этих отношений. Да ладно бы только отношения, но ведь она и в себе запуталась: к примеру вот не может она понять, нравится ей Герман или нет? Конечно, нравится, но... мама его вряд ли одобрит. И нужно ли слушать маму, если она все-таки не мама? Или все же мама? А та, другая, которая родила и которой Леночка не помнит, кто тогда? И Дарья Вацлавовна? И Милослав? Они же все здесь родственники!
Ну не все, Вельский и Шурочка точно чужие... кажется.
Ознакомительная версия.
