Татьяна Степанова - Колесница времени

Ознакомительная версия.

— Я любил ее, я так любил ее, мою жену, а она не ставила меня ни в грош, она изменяла мне. — Петр Алексеевич закрыл глаза руками.

— Она дома не ночевала, у нее была куча любовников, а ты кипятком ссал из-за этого! — вопила Раиса Павловна. — И жаловался мне, и просил помочь, что-то сделать… Ведь это ты купил этот чертов пистолет! Где бы я, слабая женщина, приобрела оружие? Это ты купил этот пистолет. И попросил, на коленях умолял меня помочь избавиться от развратницы, это ты разработал тот план с остановкой на светофоре. А я… я тогда промахнулась. Понял ты? Я тогда промахнулась, и на мне нет ее крови. Ее кровь, ее смерть на тебе! И ты казнил меня за это все годы нашего брака. Бил меня… ты бил меня именно за это, за то, что я промахнулась и не убила, а ты убил ее — Марину.

— Я не убивал, все… эта авария… так вышло…

— Как вышло, Петр Алексеевич? — спросила Лиля. — Поведайте нам, как все было на самом деле.

— Я не могу.

— Папа, ты должен, — воскликнула Женя, — ты должен нам сказать.

— Я не могу… это так больно… все эти годы я… я так любил вашу мать… я просто был не в себе тогда, безумен! Я считал, пусть она лучше умрет, чем изменяет мне.

— Мама умерла, погибла в аварии. — Женя вся дрожала. — Папа, как все было? Ты рассказывал столько раз, и все это ложь? Скажи нам правду, мы должны знать.

— Я был не в себе тогда, — Петр Алексеевич говорил тихо, — мы хотели развестись мирно. Но надо было бизнес делить, имущество, этот дом, а я и так много потерял. Остались бы крохи и мне и ей, и мы решили жить вместе. Но… господи, она никак не могла удержаться, у нее постоянно были новые любовники, а я должен был мириться с этим? Она мне лгала, она постоянно лгала мне. И я… да, я жаловался тебе, — он глянула на Раису Лопыреву, — а ты никогда не любила Марину. Ты завидовала ей, ее красоте, уму, ее успехам, ее любовникам, ты завидовала, что она вышла замуж, а ты так и осталась старой девой.

— Я вышла замуж за тебя! — крикнула Раиса Павловна.

— Да… ты вышла за меня, — Петр Алексеевич кивнул. — А с вашей матерью я не мог больше терпеть эту ложь. И развод был невозможен и… да и сама мысль, что она… что она будет с другим строить свою жизнь без меня, без вас, детей. Я думал тогда — пусть она лучше умрет. Так легче, быть вдовцом легче, чем рогатым или брошенным мужем. Я жаловался Рае, я просил ее помочь. И она… она согласилась — из ненависти к сестре; возможно, из любви ко мне, если она меня тогда любила…

Лопырева молчала.

— Я купил этот пистолет, достал… Где — это уже сейчас не важно. И я придумал план — остановка на светофоре и выстрел — один в нее и один в меня, куда-нибудь в плечо.

— Вы остановились на светофоре и опустили стекло в машине? — спросила Лиля.

— Да, Рая ведь не бог весть какой снайпер, она должна была подойти к машине и выстрелить в упор в мою жену и в меня. Но… она промахнулась. Марина увидела ее, закричала и… Она схватилась за руль в панике, крутанула и сильно толкнула меня, а я от неожиданности нажал на педаль газа. И мы на полной скорости врезались в опору моста. Жена погибла на месте, а я повредил себе позвоночник.

— Вы толкнули Раису Павловну на путь убийств, — сказала Лиля. — Вы вложили пистолет ей в руки. Взгляните, что вы сделали с ней. В кого она превратилась после тех событий.

Петр Алексеевич глянул на Лопыреву. Она смотрела на него. Муж и жена…

Данила оттолкнул оперативника и шагнул к ней.

— Что, ударить хочешь? — спросила она. — Ну бей, бей, как твой отец. Он постоянно меня бил в спальне. Мстил мне за то, что… не я убила твою мать, свою сестру. Это сделал он! А я… я вышла за него замуж, за калеку, я выходила его, я помогала ему и вам жить, содержать этот дом, я… Ну что ты смотришь на меня, мой царевич? Ну, ударь меня… Бей!

Данила — огромный сильный, спрятал кулаки за спину.

— Время поговорить о духовности, Раиса Павловна? О здоровой нормальной семье? — произнесла Лиля. — Вы мужа-то не обвиняйте. Вы за свое должны ответить. За три человеческих жизни.

— У меня будут такие адвокаты, которые вам и не снились, — ответила Лопырева, — вы не знаете мои связи. Я так не сдамся.

— Мы сняли вас на камеру у клуба. Когда вы специально били по машине, чтобы вызвать Екатерину на улицу, — ловкий ход. А что, если бы она вышла не одна, а с вашим любовником, с Данилой? Вы и тогда бы стреляли? Мы сняли вас на камеру, с пистолетом в руках в момент выстрела и борьбы. Я вам задницу дважды прострелила, а она фальшивой оказалась. Фальшивая, как и вы вся.

— Когда вам стукнет столько лет, сколько мне… — Раиса Лопырева оскалила зубы, — вы… да что вы знаете, соплячки, обо всем этом… Когда вам стукнет столько, сколько мне сейчас, и вдруг найдется такой вот… как он, — с такими вот глазами, с такими вот мускулами, с такой вот бешеной силой — неистовый, горячий, который всю ночь с вас не слезет… Интересно, что скажете вы тогда. Если полюбите всем своим сердцем.

— Если полюбите всем сердцем? — переспросила Лиля, словно не веря ушам своим.

— Да, да, сорок тысяч раз да! — крикнула Лопырева. — Если полюбите, как я его. Если сгорите полностью так, что… ничего уже не важно… если не захотите его отдать никому… Никому… Если захотите владеть им безраздельно до самой смерти.

— Вы убили троих, — сказала Лиля. — На тех доказательствах, что мы собрали и соберем, вас осудят. Вы никогда не выйдете на свободу.

— Возьми куртку.

— Оставь. Холодно здесь.

Катя и Данила — одни в темном патио. В доме начался обыск, привезли понятых.

Катя — все в той же куртке Данилы, что ей так велика.

— Я не знал, — сказал он. — Я не знал, что она вытворяла.

— Она же клялась тебе, что прикончит всех твоих.

— Я думал, что это истерика или злость или она шутит так.

— Шутит? — спросила Катя. — Ты так плохо знал свою тетку, деля с ней одну постель?

— Я… Да, я спал с ней, — Данила смотрел в темноту. — Я просто проводил с ней время. А она пыталась убить мою мать…

— А она убила двух твоих любовников и любовницу. Ее адвокат в суде станет настаивать, что эти убийства совершены по страсти и из ревности.

— Да не были они моими любовниками, так — случайные связи, я не хотел… Я вообще не думал…

— Не думал? О них?

— В последние дни я думал только о тебе.

— Твоя тетка и меня бы убила. — Катя через силу улыбнулась ему. — Вот была бы потеха…

— Послушай меня…

— Что?

— Я не могу это объяснить. Вот сейчас. Что я чувствую. Что внутри меня.

Он все смотрел в темноту ночи, как и Герман тогда, как и Катя порой. Тьма поздней осени, высасывающая из нас силы и дух. Разрушающая нас до основания.

Он смотрел и вспоминал…

Тетка — в телевизоре дает очередное интервью, разглагольствуя на тему крепкой семьи и торжества духовных скреп. И у нее такое выражение при этом…

Такое выражение лица, такой голос, такая благостная деловитая официозная фальшь в нем, что он ее ненавидит…

Внутри словно поднимается душная темная волна…

Никакой кокаин тут уже не поможет…

А потом ночью тетка украдкой проскальзывает к нему в комнату и…

Последняя степень унижения, почти апофеоз — вот она падает перед ним обнаженным на колени, поклоняясь ему, как своему обожаемому идолу. Ее жадные руки скользят по его телу, гладят, ласкают торс, она горячими губами ищет, хватает, целует его плоть, и он — ненавидя и презирая ее — позволяет ей делать с собой все что угодно. Ее унижение, ее страсть, ее возраст, ее почти безобразная внешность лишь подхлестывают, подогревают его пыл. И он ставит тетку раком и…

Все эти ее вопли, когда он дает ей почувствовать, кто ее истинный хозяин.

Все эти ее придушенные вопли блаженства.

И это только добавляет остроты.

Во все.

— Ты должен разобраться с этим сам, — сказала Катя. — Сам с собой разобраться.

— Я уже не могу, — прошептал Данила.

Катя повернулась и, еле волоча ноги, направилась через их темный сад к воротам.

Она покидала дом в Прибрежном, как ей казалось, — навсегда. В его куртке, оставленной как память.

Для некоторых вещей необходимо время. Чтобы прошло, утекло как песок сквозь пальцы. Как осенние облака, что довлели с высоты, а потом исчезли, рассеянные порывами ветра. Или как призрачная колесница, сотканная из мгновений, минут, часов, лет. Колесница времени, мчащаяся из прошлого в будущее, но порой по чьей-то прихоти или злой воле резко меняющая направление, так что возникает чувство, будто оно повернуло назад, в прошлое, хотя колесница времени все летит как на быстрых крыльях. О время, время, если бы и правда ты было похоже на сверкающую солнечную колесницу, а не на химеру разочарований и обманутых надежд!

Ноябрь миновал, но декабрь не принес ни света, ни солнца. Лиля Белоручка приехала в главк по делам, и они сидели с Катей в кабинете Пресс-центра. Конечно же, они обсуждали ЭТО ДЕЛО, а что же еще?

Ознакомительная версия.