Ознакомительная версия.
Она почти слово в слово пересказала то сообщение, которое Гордеев передал в субботу Ирине Федосеевой.
Да, ситуация складывалась довольно запутанная.
Пуская свою информацию, Гордеев рассчитывал на то, что она защитит Павла Живейнова от дальнейших покушений. Так бы, скорее всего, и произошло.
Но вот булавинская верхушка всего через несколько часов узнает об этой публикации и принимает решение каким-то образом избавиться от трупа Николаева вовсе.
И само собой, избавились бы, придумали что-то.
Но роковым образом Павел оказывается в катафалке, после чего происходит катастрофа. Трупа нет, но гибнет и Павел.
Так, получается, что «сотрудники правоохранительных органов» Булавинска, которым, по опубликованному сообщению, поручено было охранять Живейнова, с поставленной задачей не справились.
Волей-неволей Сергей Вялин, пообещавший, согласно все тому же сообщению, подать в отставку, если с Живейновым что-нибудь случится, теперь обязан это сделать. И конечно, этого не сделает.
«А что сделает?» – задал себе вопрос Гордеев.
Выходило, что Вялин так или иначе, поскольку дело начало раскручиваться в Москве и становилось известным всей России, вынужден будет сделать какое-то особое заявление на этот счет. Вот к этому заявлению следовало приготовиться и выставить против него нечто свое, более сильное.
Но как следует обдумать это господин адвокат не успел.
Через самое короткое время Гордееву пришлось принимать немедленное решение.
Когда он кое-как справился с обедом, предложенным Лидой, – после всего происшедшего о каких-либо прогулках никто не вспоминал, – то взялся было за выхваченный наугад томик Дюма из собрания сочинений. Даже одна-две страницы из любого его романа всегда приносили Юрию Петровичу ощущение душевной упругости, способности сопротивляться не только перед лицом трудностей, но и опасностей.
Но почитать не пришлось.
Раздался междугородный телефонный звонок.
Лида, взяв было трубку, уже привычно передала ее Гордееву.
Это вновь оказался Турецкий.
– Ну и воскресенье у вас в Булавинске выдалось, – начал он. – Здесь дождь пошел, лирика всяческая, а у вас, так понимаю, что-то жарко.
– Да уж, – отозвался Гордеев, но не успел продолжить, Турецкий его перебил:
– Здесь у нас радио мои приятели слушали… одна свободная радиостанция передала только что… Может, вы и не знаете пока?..
«Неужели еще что-то случилось?!» – Холодный пот прошиб Гордеева.
– Да, вы не знаете, а мы уже знаем. Радиостанция эта хитрая передает, что этот уцелевший Живейнов ударился в бега. Что был он связан с какими-то торговцами наркотиками, что об этом узнал Николаев, за что и был убит. А Живейнов сбежал. Мэр Булавинска уже высказал сожаление, что, поддавшись чувствам, впрочем по-человечески совершенно понятным, – играя голосом, проговорил Турецкий, – поддавшись наплыву гуманных чувств и не разобравшись в ситуации, посчитал Живейнова жертвой. А Живейнов не жертва, он одна из крупных фигур местной мафии. За минувшие сутки, говорит мэр, сотрудникам милиции и ФСБ удалось установить это с точностью. Почувствовав неладное, тот бежал…
– Я уже представляю, каковы будут обстоятельства этого побега, – проговорил Гордеев. – А что, это сам мэр выступал по радио?
– Отстаете от времени, Юрий Петрович, – укоризненно сказал Турецкий. – Сейчас всякая мало-мальски уважающая собственную должность собака…– ой, извините! – фигура имеет пресс-секретаря. Все разъяснения господина Вялина озвучила, как сейчас говорят, его пресс-секретарь… вот, кстати, мои приятели случайно и фамилию запомнили… госпожа Елена Ганихина. Или Гонихина…
– Да, любопытные радиостанции есть у нас в Москве.
– И не говорите! Теперь, наверное, стану ее прилежным слушателем.
– Неплохая идея, потому что с их радиовышки или еще чего-то там многое видится по-другому, чем нам здесь, вблизи стоящим. Но вы, Александр Борисович, наверное, и газеты читаете?
– Разумеется. Для полноты информации.
– Возможно, вам назавтра удастся прочитать в этих газетах уточнения к радиосообщению.
– В смысле?
– Не удивлюсь, если там напишут, что сегодня днем в Булавинске при подозрительных обстоятельствах потерпел катастрофу автомобиль-катафалк, в котором находился гроб с телом погибшего в пятницу оперативника Георгия Николаева, а также Павел Живейнов…
– Он погиб? – взволнованно спросил Турецкий, перебив Гордеева.
– Погиб он, а также водитель катафалка. Тело Николаева сгорело в возникшем пожаре. Действительно, опознать тела погибших очень трудно, однако гибель Живейнова наводит на мысль, что его убрали те, кто охотился за ним и в пятницу.
Володя с некоторым удивлением смотрел на Гордеева.
– Вместе с тем заявление мэра Вялина о причастности Живейнова к наркобизнесу следует и на этот раз также объяснить состоянием сильного душевного волнения.
– Я так и думал, что мэр Булавинска – очень эмоциональный человек, – елейным голосом проговорил Турецкий. – Наверное, стихи любит.
– Ага, но особенно песню Жени Кемеровского «Братва, не стреляйте друг в друга», – ответил Гордеев, также вкладывая в свою фразу изрядную долю желчи. – Мэр-миротворец.
– Понял вас, – отозвался Турецкий. – Но вот говорят: наркобизнес? А чем главным образом торгуют булавинские пушеры? Сигаретками с марихуаной? Колесами какими-то?..
– Ну, до такой цивилизованности здесь, наверное, не дошли, чтобы с марихуаной… Но в целом продвинулись довольно далеко. Кокаинчиком балуются… как и у нас в Москве. Таким же образом.
– Ах вот как! И Живейнов, значит, каким-то образом на них вышел? То есть на местных наркобаронов?
– Может, в газете об этом напишут?.. Вы, кстати, сообщите, если будет что.
– Понятное дело. Пока еще к вам туда газеты доставят! Но это, думаю, не раньше вторника. В понедельник-то пресса отдыхает.
– Увы, – вздохнул Гордеев и попрощался с Турецким.
Володя во время разговора из комнаты не выходил, и теперь Гордеев прочел в его глазах вопрос: что происходит, в конце концов?
– Как я и опасался, Володя, вы, при моем решающем участии, оказались втянуты в довольно опасную игру. И ничего хорошего в ближайшие дни я пока предвидеть не могу. Моя просьба: вместе с Лидой исчезнуть на некоторое время из города. В конце концов сейчас лето. Есть же где-то какие-то студенческие лагеря, дома отдыха. Друзья в деревне? Сенокос скоро, отдохнете, сил наберетесь.
– Я не поеду, – сказала Лида, входя в комнату.
– Ну, можете вы мне дать хотя бы неделю. На неделю хотя бы исчезните, – попросил Гордеев. – Пружина начала раскручиваться, ее теперь не удержать, но, честное слово, теперь вы и не нужны. Еще намучаетесь, впереди много неразрешенных проблем.
– Юрий Петрович, Юрий Петрович, – покачал головой Иноземцев. – Ведь сами говорили, что нельзя делать слишком широкие шаги – штаны лопнут. Извини, Лида, – обратился он к девушке, но та лишь прыснула. – Пока что гибнут невинные люди, а эти творят черт знает что. И потом, я ведь на работе. Я – фельдшер «скорой помощи». И никуда не поеду.
Гордеев почесал в затылке.
– Скажите, Володя, вам уже исполнился двадцать один год?
– А что? – спросил Иноземцев с подозрением: опять этот столичный гость что-то придумал. – Пока нет, но двадцать уже исполнилось. Все равно я…
– Да-да, я спрашиваю это потому, что в цивилизованных странах возрастом полного совершеннолетия считается двадцать один год. То есть распивать с вами крепкие спиртные напитки я как человек взрослый пока не имею права, во всяком случае – морального.
Володя хотел что-то сказать, но Гордеев, останавливая его, поднял руку:
– Однако, помнится, вы говорили, что уже пробовали зелье, хотя оно вам однажды не понравилось…
– Так это же была…
– Помню. Но все же, если вы не против, давайте помянем Пашу и выпьем за упокой его души, душ Николаева и этого водителя неизвестного. – Гордеев извлек из своего портфеля бутылку водки. – Правда, это не «Басаргинская крепкая», но все же, кажется, и не подделка ко дню выборов… А Лидочке я взял, на всякий случай, соку для коктейля…
Видя, что молодежь не возражает, Гордеев прибавил:
– Если уж вам захочется что-то мне рассказать, может, вспомните, как сейчас в Булавинске обстоит дело с церковью. А то промелькнул сегодня один любопытный батюшка…
Когда люди хвастаются пороками, это еще не беда; нравственное зло возникает, когда они хвастаются добродетелями.
Г. К. Честертон. Полицейские и мораль
– А, это вы! – произнес старший следователь булавинской городской прокуратуры Игорь Вадимович Кочеров, увидев в коридоре возле своего кабинета адвоката Юрия Петровича Гордеева. Последний, несмотря на официальность визита, экипировался так же, как был одет в воскресенье утром, когда мотоциклисты облили его одежду какой-то горючей гадостью.
Ознакомительная версия.
