Я часто так выхожу, прогуляюсь немного, на лавочке посижу, подумаю… А потом домой возвращаюсь и на несколько часов засыпаю. Встаю-то рано, иногда в четыре утра, иногда в пять… Что поделаешь, старость… Как в молодости, долго не поспишь, приходится смириться.
– Вот как, – протянула я. – И у вас такое каждый день? Точнее, каждую ночь?
– Увы, – кивнула моя собеседница. – И таблетки мне доктор выписала, и чай снотворный делаю – ничего не помогает. А без сна, как же без него прожить? Вот я все думаю, может, потому у стариков и бессонница начинается, что Господь Бог дает им шанс подольше не спать, потому как умирать скоро. А что еще тут скажешь – недолго мне, стало быть, на этом свете жить осталось.
– А живете вы в каком подъезде? – поинтересовалась я. – В том, куда я заходила?
– Нет, в соседнем, – отрицательно покачала головой старушка. – А что такое?
– Скажите, а вечером, примерно с неделю назад, вы тоже не спали? – Я вспомнила дату, когда праздновался день рождения Кирилла, и назвала точный день.
Бабулька кивнула.
– У меня уже лет семь такая бессонница, – пояснила она. – День не сплю, ночь не сплю. Редко очень удается после обеда прикорнуть, и то ненадолго. Но ничего, ко всему можно привыкнуть, вот знаете, у моей одной знакомой вообще беда…
– Простите, а вы не помните, заходила ли в соседний подъезд девушка… – Я перебила бабульку, показав ей фотографию Алисы. – Помните такую? Она на такси до дома доехала.
– Конечно, это ведь Алисочка, – кивнула старушка. – Хорошая девочка, вежливая. Я ее хорошо знаю, только давно ее не видно. Наверно, уехала куда-нибудь на каникулы, папу ее частенько встречаю. Он всегда здоровается, тоже вежливый, хотя всегда занятой и хмурый.
– Вы точно помните, как в тот вечер Алиса зашла в подъезд? – мне постоянно приходилось перебивать свою собеседницу, так как она начинала вываливать абсолютно ненужные мне подробности, и, если продолжать ее слушать, я рискую узнать всю подноготную про соседей бабульки, которые были мне малоинтересны. Старушка не обиделась на мою нетерпеливость и охотно пояснила:
– Да, я же на лавочке сидела, вот на фонари смотрела. Как мотыльки вокруг лампочки летают. Знаете, это завораживает – они кружатся, эти ночные бабочки, стремятся к свету и не понимают, что свет – не настоящий, а искусственный. В чем-то мотыльки похожи на нас, людей. Мы ведь тоже частенько принимаем желаемое за действительное и не понимаем, что свет – на самом деле не солнце, а всего лишь стекло, о которое можно разбить крылья.
– А кроме Алисы, никто в подъезд не заходил? – Я уже привыкла к странной структуре нашего диалога и перебивала старушку, ни капли не смущаясь.
– Нет, – покачала головой она. – Алиса сама вышла спустя какое-то время. Я даже удивилась – что это она, вроде домой пошла, а тут – выходит на улицу. Может, забыла что, не знаю. Она так решительно куда-то пошла, что я подумала, у нее какие-то дела. Как и ее папа, спешит куда-то. Не спит ночью, ну да она молодая, а молодые всегда ночью бодрствуют. Только с возрастом понимаешь, как нужен ночной сон. Его ведь ничем не заменишь, никак не восстановишь. В молодости-то все кажется таким… несущественным, что ли. Сон воспринимается как данность, которой можно пренебречь, и…
– Алиса вышла одна из подъезда? – насторожилась я.
Старушка кивнула.
– Да, сначала на машине доехала и домой пошла, а потом вышла. Но уже машина уехала, и она сама пошла, пешком. Спешила, значит, куда-то. Я не стала ее спрашивать – ну кто я такая, чтобы не в свое дело лезть. Она ведь и не заметила меня. Только мне показалось, она сначала, как из машины вышла, была расстроенная и грустная, а уже когда из подъезда выходила, грустной не была. Словно что-то случилось – она серьезная и решительная стала, такая, знаете… Даже не знаю, как описать. Ну, как будто что-то решила и приступила к выполнению чего-то. Потому и меня не увидела, думала о чем-то своем.
– А… после вы не видели, Алиса вернулась домой?
– Ну, пока я во дворе сидела, больше ее не видела, – отрицательно покачала головой старушка. – Я полчаса, может, минут сорок на мотыльков смотрела и все думала о скоротечности своей жизни. Знаете, хоть и старая стала, хоть и бессонница мучает, а умирать не хочется. Жалко… Ведь тут так много всего хорошего, красивого. Только когда вся жизнь прожита, начинаешь замечать всякие мелочи, которые и не мелочи вовсе, а целая вселенная. Сколько красоты, сколько сокровенного в ночном небе или закате. Или рассвете…
– То есть Алису вы больше не видели, – заключила я. – А после того вечера, как она расстроенная в подъезд вошла, вы с ней встречались?
– Нет, – уверенно проговорила бабулька. – Говорю же, она, наверное, куда-то уехала. А может, она в тот вечер уехала? Хотя вещей у нее не было. Только сумочка, и все. Налегке совсем… Странно, конечно, если она с таким багажом куда-то поехала. А может, к подружке ночевать ушла. Но ведь пижаму бы взяла, там пасту с зубной щеткой… А сумочка маленькая была…
Я задумалась над словами свидетельницы. К подружке ушла… Если я правильно понимаю, Алиса в последнее время общалась только со Жгутом, который в тот вечер сильно напился, да с ребятами из страйкбольной команды. На конюшню она не ездила – наверное, из-за того, что целиком была поглощена личной жизнью, – школьных друзей у нее вроде как не было. Может, Алисе позвонила Оля и пригласила девушку в гости? Вряд ли. Оля ведь сама вызвала такси подруге, а значит, была уверена, что Алисе лучше ехать домой. Не могла же Оля позвонить Алисе и сказать нечто вроде: «Знаешь, давай, наверно, приезжай ко мне, ты ведь еще не дома?» Бред, если честно. Нет, Алисе позвонил кто-то другой. Гм… Конечно же! Ей позвонил Пелимов и выманил девчонку из дома! Но каким образом? Они ведь поссорились, и Алиса вряд ли хотела продолжать с ним общение. Тогда… тогда кому еще Алиса могла доверять?
Мне вспомнилась история с сим-картой, с которой был сделан звонок Павлу Олеговичу. Если Людмила не теряла свой паспорт, то купить симку могла только она, никто другой. А кому, кроме родителей,
